- Все сделано, господин.
- Приготовь спальню,приказал серокожий.
И вот тут подо мной возник пол. Затем вернулось зрение и возможность двигаться. Открываю глаза, а перед ними круги красные яркие и желтые блеклые, но более всего раздражают слепящие сизые, я опять зажмурилась:
- Твою мать!
- Ее на церемонии не будет, - последовал сухой ответ от рядом стоящего.
Никогда плохого чужим родителям не желала, но этого спокойного уникума просто захотела задеть:
- Померла?
- Если бы - хмыкнул. - Спит.
Ага, не одна я здесь кровожадная. Вновь попыталась открыть глаза, а сизые круги стали еще агрессивнее:
- Во имя Отца, черт подери, и его сына, когда это закончится?!
- Закончится скоро. Отца на церемонии тоже не будет. А брат присутствовать не может.
- Спит?
- Нет. Сидит.
- В нужнике?не сдержалась, потирая глаза обеими руками. - Да уж, если вы столько времени лежите, проблем со здоровьем не избежать.
- Нет. Он в четвертом мирке. А сравнение выбрано подходящее.Грубиян взял меня за руки, и в глазах все стало более или менее проясняться.
- Слушай, нечего гнать на этот мир. Он нормальный.
- Так ты из тормозного четвертого?
- Ну как бы,вспомнила о своем решении выведать информацию и принялась за расспросы: - А если да, то это что-то значит?
Оглядываюсь, а вокруг никого, надо мною свет из круглого оконца, предо мной каменная кладка с массивной полкой, торчащей из стены, и огромный портрет на ней. Изображение не разобрать, но явно что-то кровавое.
Судорожно сглотнула:
- То есть, у меня есть привилегии тут, в твоем мире?
- Никаких.
В это мгновение в жуткой живописи напротив возникло движение, размытые пятна стали четче, линии агрессивнее, цвета холоднее, в итоге на меня воззрился красивый худой Лихо-два, явно его отец или дед или еще неизвестно кто, но ему и с кожей, и с волосами повезло больше.
- Но мы здесь любим людей,возвестило это чудо художественное.
Что-то не нравится мне его интонация. Надеюсь все, что придумано у нас о вурдалакахэто сказки. Пожалуйста, пусть это будут сказки!
- Сколько тебе лет, дитя? - вкрадчиво поинтересовался портрет.
- Двадцать три,вспомнила, что для обитателей Океании я была древнейшей старушенцией. А тут, выходит, все иначе?
- Мы очень любим молодых людей,решил порадовать меня сородич серокожего.
- Зашибись!
- Зашибать не будем, мы ценим людей живыми и невредимыми. Ты девушка?
Хм что тут сказать? Не мужик точно, а все остальное не его ума дело.
- Ответь мне, - елейным голосом попросил портрет.
- По половым признакамда, мысленно - давно нет
- А в действительности?
- А в действительности ни один любитель проверок в живых не остался,и радостно улыбаюсь от уха до уха. Убивать я их тоже буду с улыбкой, дожить бы до этого момента.
- Что это значит? - вопросил серокожий, так и не объявившись на свету.
- Она точно из четвертого мира и она подходит,вынес вердикт прототип портрета «Дориана Грея» и начал, чернея, покрываться трещинками.
Затем свет из оконца приобрел слепящий бирюзовый окрас и по насыщенности многократно усилился. Снизу повеяло холодом, судя по запаху, могильным, что-то загрохотало, и над нами стали произноситься слова, жуткие рычаще-шипящие, и очень громко.
- Куда подхожу? - обхватила себя руками и повторила вопрос.
- Под определение, - последовал тихий ответ от серокожего:
- А что за определение?
В поднявшемся ветре и грохоте еле-еле расслышала: «Съедобная» и временно выпала в осадок. Тут монолог на непонятном языке перебил не менее насыщенный монолог на русском. Из всего сказанного выходило, что я кому-то что-то должна на постоянной основе отдавать, а мне никто никогда и ничего.
- Чего?не поняла я.
Зачитка слов бредового обряда Обмена энергией повторилась. Из монолога на русском стало понятно, что сторону, отдающую всю себя, возглавляю я, а вот получающую все от меня - достопочтимый Лихо Лишерс Миро.
- Чего должна?
- Ты должна сказать: «Да!» - подсказал довольный «получающий».
- Да пошел ты!
- Принимается?поинтересовался этот хитрюга у портрета.
- Нет.
Монолог повторился в третий раз, вновь рассказал, как серокожий будет мной пользоваться, а я безмолвно подчиняться. После чего был задан важный вопрос, согласна избранница или нет. Грохот начал набирать силу, ветер так вообще ледяной, но я стою на своем.
- Нет!
Обитатель масленой живописи вспылил:
- Слушай ты, человечишка, ты должна!
- Я Галя Гаря и тебе, урод, ничего не должна!
Ветер унялся, грохот стих, почернение с портрета слетело, как не бывало, и морда Лиховского сородича с удивлением на меня воззрилась:
- Галя из четвертого мира? Та самая Галя, которая посетила Аид, Дарлогрию и Океанию Гарвиро?
- Она самая,настороженно ответила я. Уж слишком много затаившихся эмоций было в этом голосе и красном взгляде прожигающем меня.
- Мой дорогой пра-пра-правнук, - протянул старший сородич клыкастого, - в твою обитель угодила лучшая из жертвенниц Темнейшего из Светлейших! Мои поздравления, Лихо, ты всегда делал лучший выбор источника.
И не успела я удивиться восторженному тону и блеску в глазах «жуткой живописи», как портретюга отдал приказ, с презрением глядя на меня.
Срочно сделай своей или уничтожь.
Вот тебе и плюсы бесценного знакомства с дьяволом. Чертовски интересно, за что же его так любят, а? В сравнении с Ганом, Люц очень даже неплох, периодами самая настоящая рогатая душка. Но его не любят, а вместе с ним и меня. Несправедливо!
Захотелось провалиться под землю, только бы не видеть этих налитых кровью глаз. Собственно, через мгновение я так и сделала, провалилась. Потому что невидимая рука, затянутая в перчатку, то есть пустая, но объемная перчатка прикоснулась к полу. Тот задрожал, а камни подо мной с неприятным звуком «хлоп!» осыпались вниз. И я поневоле составила им компанию. Летим, вокруг плотный туман, темное пятно земли и оно становится все ближе и все больше. Желания кричать нет, ругаться и проклинать также. Что мне уготовано, понятно: с первым не согласна, а со вторым выбора уже нетлечу вниз, причем весьма быстро. И такая апатия напала, что когда вблизи появились две пустые перчатки, я послала их обладателя далеко и надолго. А потом с зевком спросила, когда уже земля.
- Зачем тебе?
- У нас говорят: «Отоспишься на том свете», мне бы поскорее уснуть.
Глаза сами собой закрылись, в теле появилась легкая усталость
Как мое падение замедлилось и прекратилось в руках невидимки - не помню. Зато хорошо запомнился диалог между Лихо и портретом его предка-заразы.
- Получил?беспокойство отчетливо слышится в голосе масляной живописи.
- Нет. Она не боится смерти. Выходит, о дьяволе правду говорят.
- Безжалостен и коварен, - подтвердил пра-пра-пра. - Люциус пошел в отца своего Люцифера, другого ожидать не приходится. Убьешь ее.
- Но - руки Лихо чуть сильнее прижали меня к груди.
Ух, ты! Получается, меня только что из «окна» выбросили, как самую настоящую ценность. Что же он во мне разглядел, помимо завтрака, обеда и ужина? Неужели ночной перекус после 24:00?
- Не хочешьинициируй!и со смешком, от которого мороз по коже, портретюга предка добавил.Своим источником сделаешь ее позже.
Опять все без меня решили и без спроса понесли в неизвестном направлении для весьма загадочного действа. И в чем у них заключается инициация? Меня кусать будут или Да, ну, к черту! Нардо, ты где?
И как по заказу - явился, не запылился, стоит синеглазый брюня посередине раскуроченной спальни, лепестки превратились в тлен, ручей пропал, ветки деревьев обугленные и тишина вокруг гробовая.
- То бишь, искать ты меня не намерен, так?
Он вздрогнул и обернулся:
- Галочка?
- Слышать - слышим, а видеть - не видим,констатировала я его пустой взгляд, который мало того, что скользнул сквозь меня, так еще и уперся куда-то вправо.Тебе вообще, плевать на меня, так?
- Галочка, нежная моя, ты где?он сделал несколько шагов навстречу.
- Прямо перед твоим носом, еще чуть-чуть и поцелуешь.
И что чельд делает? Вытягивает губы и целует предположительно в лоб:
- Я не вижу тебя, малыш.
- А я тебя не чувствую. И сплю, кажется.