Грунн рассмеялась и потрепала сына по макушке. Столь непривычна была эта ласка, что Дью, ошарашенный, невольно втянул голову в плечи.
Впрочем, Грунн тут же встала и обычным бесстрастным тоном пожелала сынукак это принято у дорийцевкрепкого сна без единого сновидения.
Воины не видят снов! фыркнул Дью.
И уже несколько мгновений спустя провалился в темный омут без единой картинки, несмотря на обилие дневных впечатлений, в еженощную маленькую смерть, подаренную людям богами для отдыха и для приготовления к смерти большой и настоящей.
* * *
На третий день осторожной и пристальной слежки за знахарем судьба подбросила Дью благоприятный случай. Толстой Метью вздумалось рожать.
Дью не очень понимал, зачем она это делает: и без того в ее с мужем хижине негде было протолкнуться от мальчишек и девчонок разного возраста, но Метью так решила, и сыну Огдая это было на руку. Он знал, что вывести нового человека на светзанятие долгое и муторное. Порой это занимает полдня, а то и целый день. Значит, старик Вьюхо будет топтаться в хижине Метью и обкуривать ее жженым рогом белоснежного оленя, и греметь браслетами из желтых и зеленых камней, и уговаривать злобных духов не мешать красному и сморщенному младенцу занять свое место среди живых. Он не покинет Метью до тех пор, пока не раздастся писк новоявленного дорийца или дорийки.
Повесив на пояс нож, Дью осторожно выскользнул из дома. Он старался не попадаться на глаза матери, чтобы не пришлось врать, и ему это удалось. Чарр понесся было за ним, но мальчик, поколебавшись, отослал собаку обратно. Конечно, с ним было бы веселее, но не спятит ли щенок от испуга при виде жука? Да и как он будет карабкаться с ним назад к расщелине?
Веселая злоба, словно попутный ветер, ускоряла шаги. Совсем скоро сын Огдая достиг места упокоения мертвых и остановился у подножья скалы, видом своим напоминавшей скорченного старика. (Старика Вьюхо, кого же еще? Отъявленного колдуна и мерзавца!)
Проверив, с ним ли его оружие, Дью протиснулся в расщелину и, покачавшись на руках, спрыгнул. Вот так так! Он опять грохнулся на знакомую круглую спину! Лежбище тут у него, что ли? Впрочем, это к лучшему: надкрылья жука чуть мягче, чем голые камни, да и привык он уже
Как и в прошлый раз, почувствовав толчок и тяжесть на загривке, жук медленно пополз по проходу в земляной толще. Дью устроился поудобнее, скрестив ноги. Неторопливый тяжеловоз уже не казался страшным, но в чем-то даже симпатичным. Должно быть, симпатия возникла оттого, что жук был с ним (точнее, под его подошвами) в самые напряженные моменты прошлого визита под землю. Больше того, именно благодаря глыбе-спине Крей тогда замешкался, и Дью успел ускользнуть от предательских рук. Подумав, мальчик решил не убивать выручившее его чудовище. Конечно, если жук не нападет первым.
Насекомое повернуло за угол, и из мрака выплыли оранжевые лохмы факелов. Вот и голые по пояс, мерно взмахивающие железом погибшие воины
Крей! позвал мальчик, вглядываясь в дымный сумрак. Это я, Дью! Я пришел опять! Я хочу поговорить с тобой!
Крей отделился от работающих и подошел к нему.
Зачем ты пришел, Дью? спросил он без всякого выражения. Я же велел тебе не приходить. Ты погибнешь. Вьюхо убьет тебя, как только увидит.
Вьюхо не увидит! отмахнулся мальчик. Вьюхо трясется сейчас и завывает в хижине толстой Метью, которой вздумалось рожать в восьмой раз. Я ведь не безмозглый дурак, чтобы встречаться здесь с мерзким колдуном.
Дью постучал кулаком по спине жука, показывая, что голова его не настолько гулкая и толстолобая. Заодно он вспомнил, на ком сидит, и осторожно сполз с металлически блестящего холма. Хлопнул по нему ладонью, словно по крупу лошади, и жук медленно пополз дальше, уже без всадника. Шесть ног, каждая величиной с ногу теленка, поблескивали в свете факелов медно-золотистой шерстью. Полированный рог высился между глаз гордо и грозно.
Крей посторонился, пропуская гигантское насекомое без малейшего страха или удивления. Как если бы это была собака или коза.
И много у вас здесь таких? кивнув на жука, поинтересовался сын Огдая.
Я видел только одного. Этого. О других не знаю, отозвался Крей. Он вновь заладил с монотонной настойчивостью: Уходи, Дью. Вьюхо может появиться в любой момент. Уходи. Вьюхо погубит тебя.
Я уйду! весело пообещал мальчик. Я уйду, как только выясню, что здесь у вас происходит. Как только пойму, почему ты и все остальные, он кивнул на потные фигуры, долбящие камень, не лежите спокойно на вершинах скал, куда вас положили полгода назад, а роетесь зачем-то в земле. Еще я очень хочу выяснить, отчего ты схватил меня тогда, Крей, отчего послушался жалкого старикашку? Разве ты не был моим другом, когда был жив? Разве ты не отбил меня позапрошлой зимой из когтей рыси, а она разорвала тебе грудь и живот, и ты едва не умер? Разве мы не выручали всегда друг друга, когда ты был живым и нормальным?
Любой другой от таких упреков вспыхнул бы от стыда или побледнел от ярости, но Крей не изменился в лице. Видимо, стыд он потерял вместе с жизнью.
Мы не лежим на скалах, потому что Вьюхо забрал нас оттуда, ответил он. Мы не просили его об этом. Потом он нас оживил. Не всех. Кого можно было. Кого он сумел. Теперь мы работаем на него. Ищем в земле, а потом шлифуем блестящие камни.
Но зачем?! поразился Дью. Вьюхо оживил вас, и прекрасно! Скажите ему «спасибо», плюньте в его белые глазки и возвращайтесь домой! Как обрадуются все наши! Найя с ума сойдет от радости, Крей!
Мы не можем, тускло отозвался Крей. Он оживил нас. Но не до конца. Он что-то сделал с нами. Теперь мы должны на него работать. Мы не можем уйти.
В полусумраке трудно было рассмотреть выражение глаз, но Дью показалось, что зрачки бывшего друга покрыты не то пленкой, не то земляной пылью. И это Крей? Крей Солнечная Стрела? Всегда улыбающийся, беспечный, совсем не заносчивый, несмотря на четыре года разницы? Задорно хохочущий, понимающий с полуслова?
И что же такое он с вами сделал, этот жалкий старикашка? спросил мальчик язвительно. Связал ноги? Подрезал сухожилия под коленями? Ударил железом по голове? Отчего вы не можете плюнуть ему в трясущиеся от злости щеки и уйти?!
Я не знаю, не знаю, не знаю, Крей тоскливо оглянулся на других мужчин, которые продолжали работать, словно приход Дью был обычным делом и не стоил внимания. Если хочешь, поговори с моим отцом. Он расскажет лучше меня.
С твоим отцом? переспросил Дью. А разве он здесь? Что-то я его не видел в прошлый раз!
В прошлый раз он был далеко отсюда. Глубоко. Сейчас он здесь. Поговори с ним. Если ты его не испугаешься.
Я испугаюсь Шеуда?! Брата моей матери? опешил мальчик. Ты совсем свихнулся здесь, под землей! Зови его скорее. Я буду страшно рад увидеться с Шеудом. Надеюсь, он-то остался нормальным человеком, а не превратился в вяленую рыбу, как ты и все остальные!
Крей отошел и направился вглубь подземного хода, окликая отца. Дью нетерпеливо пританцовывал на месте. Сейчас он увидится со старшим братом матери, шутником и балагуром Шеудом, с чьими крепкими руками, солеными прибаутками и смеющимися глазами было связано всё его детство! С тех пор как семь лет назад погиб Огдай Пестрокровый, Шеуд Танцующий Язык во многом заменил ему отца. Он играл, наставлял и учил вместе с собственным сыном, и их хижина, кособокая и неказистая, оттого что лентяю и весельчаку Шеуду некогда было приложить к ней руки, стала для сына Огдая вторым домом. Когда этой весной Дью провожал павших, не меньше, чем потеря друга и брата, давила и жгла мысль, что никогда больше Шеуд не усмехнется ему, не шлепнет ласково по затылку, не рассмешит бесхитростной шуткой
Крей уже возвращался, уныло, по-стариковски переставляя ступни. Дью попытался разглядеть за ним фигуру Шеуда, но ничего не видел. Неужели его не оказалось поблизости? Жаль!
Не доходя до брата трех шагов, Крей посторонился. Из-за его спины на колеблющийся свет факела выползло что-то очень странное, очень страшное.
В первый момент Дью почудилось, что за Креем ползет огромная змея, и он открыл было рот, чтобы криком предупредить об опасности. Но тут же закрыл со стуком. У змеи была человеческая голова! И не просто человеческая: блики факела падали на напряженно скривившееся, смотревшее на мальчика с мукой и болью лицо Шеуда.