Я уверен, что ты могла бы разобраться в нескольких вещах, говорит он, сверкая глазами. Он оглядывает комнату. Это место так долго было дорого мне.
Курфюрстина не знает об этой комнате?
Он хихикает. О нет. Об этой комнате не знают ни Курфюрстина, ни Курфюрст. Этот дворец полон секретов, о которых они не знают. Вот что происходит, если ты не смотришь на то, что внутри, а обращаешь внимание только на обертку.
Он поднимает с пола медную пружину и крутит ее в руках.
Зачем так много часов? спрашиваю я.
Я рассказал тебе немного о своем детстве, говорит он. Я внутренне съеживаюсь, вспоминая ужасающую историю о том, как Люсьен был кастрирован против своей воли собственным отцом, и как смотрели на это его мать и сестра. Мне нравилось разбирать одни часы в нашем доме и собирать их обратно. Старые привычки, как говорится, отмирают с трудом. Он смотрит на стену часов позади себя. Некоторые из них чувствуют себя очень старыми друзьями.
Мне кажется, что я действительно мало что знаю о Люсьене.
Как долго ты их коллекционировал?
Он медленно начинает разворачивать катушку в руках. С тех пор, как мне было двенадцать. Это седьмая итерация моей стены часов. Некоторые из них я сохранил. Большинство из них новые. Часовщики в Банке обожают меня. К счастью, ни Курфюрстина, ни Курфюрст, похоже, не замечают и не волнуются о том, чтобы мы каждый год заказываем так много новых часов. Он вздыхает. Они не поняли бы, если бы я когда-либо должен был объяснить это им. Эти часы успокаивают меня. Они напоминают мне, кем я был. Для них это было бы глупо.
Для меня совсем нет, говорю я.
Я знаю, милая. Катушка полностью распустилась в тонкую медную проволоку. Люсьен сгибает её пополам и бросает в сторону на стол. Я помню, как впервые услышал, как ты играешь на виолончели. На бале Курфюрста. Насыщенность твоей игры, простота музыки, выражение на твоем лице Я помню, как думал, что узнаю это чувство.
Казалось, это было так давно, говорю я.
Да, я представляю, что для тебя это и вправду так.
А для тебя нет?
Люсьен пожимает плечами. Я живу в этом округе очень долгое время. Полагаю, я уже привык к тому, как здесь проходит время. Оно старит тебя. Оно меняет тебя.
Наступает тишина, нарушаемая лишь журчанием колб и тиканьем часов на стене.
Хэзел сбегала, говорю я. Она как-то выбралась из медицинской комнаты и прибежала на кухню. Она сказала кто-то пытается убить ее. Думаю, она имела в виду Кору. Но это не может быть правдой, да? И Кора отрицала это, сказав, что Хэзел была под препаратами или что-то вроде того.
Она сбегала из медицинской комнаты? сказал Люсьен, приподнимая бровь. Впечатляюще.
Она сказала, что кто-то пытался убить ее, говорю я снова. Я не чувствую, что он понимает всю серьезность ситуации.
Мы знаем, что кто-то пытается убить ее, Вайолет, терпеливо говорит он. Вот почему ты вернулась в Жемчужину в первую очередь.
Итак, что же мне делать? спрашиваю я, стукая кулаком по подлокотнику кресла. Она была прямо там, Люсьен, прямо передо мной, умоляя о помощи, и я я ничего не могла сделать.
Он поджимает губы. Боюсь, нам ничего не остается, кроме как позволить всему этому закончиться. Полагаю, Герцогиня усилила ее охрану после стрельбы. Это лучшее, на что мы можем надеятьсяточнее, все, на что мы можем надеяться. Планы этого общества осуществятся в день Аукциона, или нет. Время покажет.
Как ты думаешь, за стрельбой стояла Курфюрстина? спросила я.
Это, безусловно, самая популярная теория. Я бросаю на него взгляд. Да,признается он. Я так думаю.
Я содрогаюсь. Это так странно, говорю я. Жизнь во дворце идет как ни в чем не бывало. Как будто герцога никогда не существовало.
Боюсь, его не особенно любили. Он прикладывает руку к груди. Забыл сказать тебе! Эш вошел в контакт со своими бывшими коллегами. Они жаждут присоединиться к нам. Какое счастье! Группа высококвалифицированных и натренированных молодых людей с доступом в Жемчужину и из нее. Я сам не смог бы спланировать это лучше.
С ним все в порядке? спрашиваю я, вскакивая на ноги. Что еще он тебе сказал? Охра в порядке? Когда ты с ним разговаривал?
Он в порядке, как и твой брат. Я сам не разговаривал ни с одним из них. Они связались с одним из моих источников два дня назад-я полагаю, ты встречалась с ним во время своего пребывания в Банке. Кобблер, как его называют.
Да, я хорошо его помню. Я сажусь обратно, мое сердце бьется быстро. Охра и Эш все еще вместе. С ними все в порядке.
Он собирается завербовать столько компаньонов, сколько будет в его силах, как в самой Жемчужине, так и за ее пределами. Думаю, он придумал что-то вроде секретного кода. Он сопроводит тех, кто находится в Банке к членам Общества, расположившимся у стены Дома Аукциона, в день его проведения.
Я помню, о чем мне поведала записка Эша. Я буду там в день аукциона. Он сдержит свое обещание.
Люсьен продолжает говорить. Каждый наш сообщник повяжет кусок белой ткани вокруг правого плеча, чтобы их можно было отличить, он похлопывает меня по колену. Это была идея Эша, замечу, довольно умная. Я распространю эту информацию среди оставшейся части Общества. Это поможет нам идентифицировать друзей.
Не легче ли будет Ратникам нас опознать?
Я не думаю, что для Ратников, которые против нас, имеет большое значение, кого подстрелитьчлена Общества или случайного владельца магазина. А для тех Ратников, которые на нашей стороне, будет невероятно полезно видеть, кому они могут доверять.
Я удивлена, что он не выбрал черную ткань. Черный Ключ и все в этом духе.
Мне кажется, это символизирует Белую Розу, говорит Люсьен. Которая на самом деле так же важна, как и Чёрный Ключ, хоть и не так широко известна
Да, бормочу я. Это замечательно.
Повисает тишина спокойствия. Я думаю о нашем последнем разговоре с Эшем, тогда, на сеновале, насчёт нашего совместного будущего. На секунду я позволяю себе поверить в то, что это может быть реально.
Чего ты хочешь для будущего этого города, Люсьен? спрашиваю я.
Он лениво улыбается. Никаких стен. Никакого разделения. Объединённый город. Правительство, выбранное на основании умственных качеств и глубины сравнения, а не кровных линий и Домов. Люди из каждого округа имеют представительство. Я хочу, чтобы жизни людей этого города были защищены законом.
Да, соглашаюсь я. Никаких больше стен. Я хочу, чтобы все видели друг друга как людей, не как компаньонов, суррогатов или служанок. Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах лака для дерева, книг и краски. Мне действительно здесь нравится.
Люсьен на мгновение выглядит счастливым, его глаза светятся от эмоций.
Спасибо, говорит он наконец. Ты даже не представляешь, как много это значит для меня. И насколько больно мне просить тебя об одной услуге.
Что угодно, говорю я.
Если придёт время Аукциони мы проиграем
Давай не будем думать об этом. Он поднимает руку. Должны же мы допускать неблагоприятный исход Я хочу, чтобы ты разрушила это место.
Я с удивлением вздыхаю. Что? Почему?
Люсьен вглядывается в колбы, часы, незаконченный портрет Азалии. Я не дам этому попасть в их руки. Только ты можешь это уничтожить.
Когда он говорит это, я чувствую, что воздух вокруг меня начинает покалывать, заряжаться. Воздух и я можем разрушить это место полностью. Даже если это разобьёт мне сердце.
Он смотрит на меня, его взгляд наполнен отчаянием и мольбой. Прошу, Вайолет. Не дай им забрать эту последнюю часть меня.
У меня нет выбора, кроме как согласиться. Хорошо, но только если по-другому нельзя. Я кладу свою руку поверх его. Азалия бы так гордилась тобой.
Люсьен издаёт тихий всхлип, потом берет себя в руки. Я надеюсь. Он берет мою руку и нежно целует костяшки пальцев. Я и не думал, как ты меня изменишь. Я и не осознавал, насколько полон предубеждений, насколько недальновиден. Мне казалось, что я знаю все; я думал, что у меня есть план, и казнь будет простой. Я ошибался.
А разве мы все в какой-то степени не ошиблись? говорю я. То есть не так ли мы учимся быть правыми?