Глинн сидел на ступеньках узкой каменной лестницы, что спускалась к самому Университетскому каналу, и смотрел на безмятежную зеленовато-голубую поверхность воды. Он часто приходил сюда, чтобы поразмыслить о чем-нибудь в одиночестве: этим причалом давно не пользовались, лодки здесь проходили редко, и чаще всего единственным чужим взглядом, который мог отвлечь его от раздумий, был взгляд покрытой мхом статуи на противоположном берегу. Иногда он погружался в странное полудремотное состояние и слышал, как вода что-то шепчет на незнакомом языке; ему было тревожно, и все-таки он возвращался сюда снова и снова, как любопытный ребенок возвращается к клетке, в которой заперт опасный зверь.
Дом по левую руку от него принадлежал профессору Барзи. Эллекен и Барзи были заклятыми врагамиуже никто не помнил, что стало причиной их вражды, но каждый студент знал, насколько опасно в присутствии одного из них ссылаться на труды другого или хотя бы упоминать ненавистное имя. Барзи обратил внимание на Глинна после одной неприятной сцены в лекционном зале и стал покровительствовать «пиратскому сыну», то и дело вытаскивая его из разнообразных неприятностей, наслаждаясь бешенством Эллекена. Еще Глинна иногда приглашали на семейные ужины, благодаря которым он познакомился с женой Барзи и его дочерью, темноволосой красавицей Мариейона должна была пройти вступительные испытания только через год, но по знаниям и сообразительности заметно опережала большинство студентов, с которыми учился Глинн, да и его самого. Рядом с этой девушкой он чувствовал себя неуютно и особенно переживал, когда приходилось обращаться к ней за советом.
Но сейчас ни Мария, ни ее отец не могли ему помочь.
Ты почему не зашел к нам? Отец, знаешь ли, беспокоится.
Глинн сложил украденное письмо вчетверо, сунул за пазуху и только после этого обернулся. Мария спускалась по древним осыпающимся ступенькам, опасливо держась за каменные перила; лицо у нее было бледное, под глазами лежали тени, а из тяжелого узла волос выбилось несколько длинных прядей.
Ты не ложилась спать этой ночью, заметил Глинн и запоздало прикусил языкговорить о таком с юной девушкой было неприлично, пусть даже он знал наверняка, что темное время суток она провела за книгами.
Мария Барзи не осталась в долгу.
Ты тоже, сказала она, улыбаясь, и села рядом с Глинном, на пару ступенек выше. Он вздохнул и потер ладонями усталое лицо. Нашел что-нибудь подходящее, чтобы предъявить этому злыдню Эллекену? Правило Трех проваловсерьезная вещь, с ним не шутят.
Будто он об этом не знал!..
Письмо без начала и концато самое, что лежало у Глинна под рубашкой и жгло кожу, словно пропитанное звездным огнем, было поразительной находкой, но рассказывать о ней Марии или ее отцу не следовало по двум причинам.
«тем же самым землетрясением, что опустошило Жемчужную гавань, в которую мы так стремимся попасть».
Жемчужная гавань.
Глинн забрал этот листочек из хранилища, будучи уверенным в том, что истинная его ценность невеликав конце концов, разве мало в Библиотеке бумаг, чей единственный смысл в том, что к ним когда-то прикасалась знаменитая рука? Но на самом деле он впервые в жизни совершил кражу.
Саваррентакое имя носил этот город давным-давно, в ту эпоху, когда мир еще не был разделен на две части, принадлежащие магусам и меррам соответственно; теперь его называли только «Жемчужной гаванью», и на то имелись причины. Глинн знал две главные версии того, что случилось в Саваррене примерно тысячу двести лет назад: почтенные авторы научных трудов считали, что во время сильного землетрясения сквозь трещины в земле вырвался некий ядовитый газ, за считаные минуты отправивший почти всех жителей в Заоблачные сады Эльги-Заступницы или на Крабьи луга Великого шторма; в народе же рассказывали другоебудто бы один из уроженцев Саваррена имел неосторожность обмануть влюбленную в него русалку, и Меррская мать отомстила за дочь, как умела, наслала на горожан жуткую жемчужную болезнь. Легенда была популярнее правды; впрочем, никто не знал, что там произошло на самом деле, потому что немногие выжившие быстро затерялись в бескрайнем океане, потому что вскоре после гибели Саваррена началась двухсотлетняя война с меррами, потому что Великому Шторму угодно было стереть все сведения о месте расположения этого города из памяти фрегатов и навигаторов К тому моменту, когда о нем вспомнили, никто уже не мог со всей уверенностью сказать, где именно следует искать опустевшую Жемчужную гавань, и стали рождаться легенды, одна причудливее другой. Саваррен был богат, а Жемчужная гавань хранила несметные сокровища; Саваррен был большим, а Жемчужная гавань занимала целый остров; в Саваррене имелось много домов высотой в пять-шесть этажей, а Жемчужная гавань славилась перламутровыми башнями, упиравшимися в облака, и об этих башнях многие готовы были рассказывать часами, хотя никогда их не видели и даже не надеялись увидеть.
«мы вернемся из Жемчужной гавани богатыми и знаменитыми людьми, и я найму фрегат, чтобы мы с тобой на нем объездили весь свет».
На обороте письма была нарисована карта.
На карте был отмечен остров к северо-востоку от Альтимея.
Я нашел кое-что, медленно проговорил Глинн, не глядя на Марию. Сомневаюсь, что из этого выйдет толк, но попробовать-то стоит. У меня все равно нет другого выхода.
Верно, сказала она. Попробовать стоит.
Глинн машинально сунул руку в карман, где лежал воровской нож, а потом повернулся к своей собеседнице. Дочь профессора Барзи смотрела на него со странным выражением лица. Она его жалела? Она ждала, что он расскажет подробнее о своей находке?
Я помню те события, которыми тебя попрекает Эллекен, сказала Мария, внимательно глядя ему прямо в глаза. Честно говоря, ты был тогда совсем другим человеком. Потом ушел твой друг Кайт, и все изменилось, однако иногда мне кажется, что Кайт забрал с собой часть тебя какую-то важную часть. На мгновение ее взгляд переместился с его лица на рукуту самую, что сжимала нож в кармане. Но я, скорее всего, ошибаюсь.
~ Что же ты сидишь, словно каменный болван у входа в Росмерскую гавань? Решайся, пиратский сын!~
Он с трудом улыбнулся и кивнул.
Вот и славно! Мария встала, отряхнула пыль с юбки, поправила шаль на плечах. От воды тянуло сыростью, и Глинн тоже начал дрожать, но не от холода, а от внезапного понимания того, что именно ему надо было сделать, причем как можно быстрее. Мы ждем тебя к обеду. Расскажешь отцу, что нашел в Библиотеке, думаю, у него найдется для тебя парочка важных советов. Я приду на вечернюю лекцию.
«Чтобы посмотреть на мой позор?» подумал Глинн, а вслух сказал:
Я обязательно пообедаю с вами сегодня.
По сравнению с кражей ложь была совсем нестрашным грехом.
Куда вы направляетесь?
В Ламар. А тебе чего надо, малый? Пассажиров не берем.
Вам деньги не нужны? Я, может, и выгляжу как бедный студент
Ты и есть бедный студент. Я тебя видел недели три назад в конторе Фабиарниты переписывал для них какие-то испорченные плесенью бумаги. У меня память ого-го, Шторму на зависть. Иди отсюда, не мешай. Ну-ка, шебаршилы, чего рты раскрыли? Ждете, когда у бочек вырастут ноги?
Все имущество, что Глинн скопил за три года студенчества, поместилось в небольшую дорожную сумку. Сменная рубашка, одеяло, две тетради с заметками, краффтеровская зажигалка и нож. В Университете кормили хоть и скромно, да бесплатно, однако почти все, что ему удавалось заработать, выполняя обязанности счетовода или писца в какой-нибудь лавке, уходило на оплату комнаты в гостинице.
Еще имелась небольшая сумма, оставленная на хранение в Краффтеровском королевском банке в первый же день в Ниэмаре. Это была страховка, которой он не хотел пользоваться. «Если вдруг придется возвращаться раньше, чем ты рассчитываешь», сказала его мать в тот день, когда они прощались, а Глинн услышал: «Когда придется возвращаться раньше, чем ты рассчитываешь». Лара Тамро, как и ее супруг, не верила в ниэмарское будущее сына, но готова была помочь ему с обратной дорогой.
Она вряд ли догадывалась, на что он потратит эти деньги.
День добрый! Мне сказали, что «Вертихвостка» сегодня ночью уходит в Облачный город, и я хотел узнать