Я не спасла Эллу. Я отдала ее не Утешительницам двум роботам в человеческом обличье. А ведь она не опасна.
Я встаю и понимаю, что кровать слишком высокая. Или мне чудится?
Соберись, Шейра.
И беги, беги, беги Быстро. Чтобы забыть, чего заслуживаешь дважды.
Ноги совсем меня не держат, и я вынуждена опереться на кровать. Кипяток в голове превращается в раскаленный пар, я в беззащитный комок слабости.
Громко выдыхаю и чертыхаюсь. Тело не слушается. Я падаю. Холодный пол пропитан запахом хлорки.
Я багровею от стыда: за мной наблюдает Утешитель мужчина лет сорока с бородой, заплетенной в косичку.
Куда вы собрались, Шейра? Он поднимает меня и укладывает в кровать.
Мне пора.
Утешитель садится рядом.
Пойдете. Когда подлечитесь.
Что произошло?
Вы почти обнулились.
Как мне вас называть?
Джон.
Почему, Джон? Ведь я была в маске. При упоминании о недавних событиях болезненно сводит скулы.
Он задумчиво чешет бороду.
У вас планемия. Понимаете меня?
В детстве я слышала от родителей нечто подобное. А сейчас сжимаю кулаки и стискиваю зубы так, что вот-вот их сломаю.
Вам нужно успокоительное.
Нет, пожалуйста! прошу я странным высоким голосом. Слова мне не принадлежат.
Не я контролирую тело оно контролирует меня. Я ищу, за что бы ухватиться, и не нахожу. Руки и ноги танцуют в собственном ритме и тянут, тянут меня в пропасть.
Когда бешеная карусель разгоняется до отметки «потеря сознания», в вену вливается спасительная жидкость. Я расслабляюсь.
Умница. Утешитель выкидывает шприц в урну.
На тумбочке возле кровати загорается планшет. Джон читает.
Не томите, прошу я.
Ваша карма не задерживается в организме. Он смотрит на меня с сочувствием. Сколько бы вы ни пополнялись, сколько бы благородных поступков ни совершали, она будет иссякать. Я подсоединился к вашему индикатору. Утешитель показывает на планшет. Вы больны с детства? Вас уже лечили?
Да, выдавливаю я. В девять.
Но я ничего не знаю о том, что это за болезнь. Родители решили не предупреждать, что изо дня в день я балансирую на острие ножа. Наверное, именно об этом «рецидиве» шла речь в последнюю нашу встречу.
И пятнадцать лет все было нормально? удивляется Джон. Такое случается из-за стрессов. А вы как раз пережи Он замолкает, видя, как я тереблю простыню. Извините.
Нет, продолжайте. Что с моей сестрой?
Она в третьем блоке. Не волнуйтесь, там о ней позаботятся.
Я горько фыркаю.
Вы в своем уме? Она будет жить среди убийц, а вы меня успокаиваете?
У невиновных свое отделение. Там порядки помягче. Звоните ей.
Отлично! Я хлопаю в ладоши. О другой судьбе для Эллы и мечтать нельзя!
Уймитесь! рявкает Джон. Вашей сестре я не помогу. Зато вам попытаюсь. Не мешайте мне работать.
Он прав. Я ощущаю это каждой клеточкой тела, но бессильная ярость отравляет сердце. Сестра в беде, а я слушаю бредни Утешителя, который не пережил и сотой доли того, что пережила я.
Щеки наливаются предательской теплотой.
Что мне делать? по-детски наивно спрашиваю я.
Мы понаблюдаем за вами дня три. Проследим, с какой скоростью будет иссякать карма. Есть вероятность, что проблема уйдет. Но
Я могу обнулиться? Мне не страшно. Я даже получаю удовольствие от таких мыслей.
Именно. Убедимся, что этого не произойдет, и выпишем. Джон поднимается. Скоро завтрак. Вы проспали целую ночь. Индикаторная батарея на нуле. Поверните запястье к солнцу, зарядитесь. Или вам понравилось терять сознание?
Не смешно, бросаю я, но послушно закатываю рукав и тянусь к ярким утренним лучам. Сегодня на удивление тепло. Даже сквозняк не сеет по коже ледяные мурашки.
Я во втором блоке?
Да. Реабилитация для людей.
а не сущностей.
Как жаль.
Можно воспользоваться планшетом? Я уточняю скорее из вежливости. «Техника во всех блоках бесплатная», вещает Семерка с экранов Сети.
Конечно, говорит Джон и скрывается в коридоре.
Я тянусь к планшету. Пальцы не трясутся, и, кажется, у меня получилось бы встать, но эксперименты потом.
Я захожу в Сеть. Ищу информацию о третьем блоке. Копирую контакты и набираю номер.
Отделение невиновных. Чем могу помочь? раздается высокий женский голос.
Я тереблю волосы.
Мне нужна Элла Бейкер.
Молчание.
Вы меня слышите? шепчу я.
Хм Пациентка не хочет ни с кем разговаривать. Прошу прощения.
Почему?
Такое бывает с молодыми сущностями. Дайте ей время прийти в себя.
Прийти в себя.
Эта женщина не понимает, о чем просит.
Я отключаюсь. Ввожу номер, выученный еще в первом классе. Ответь, Кир. Преврати все в шутку
Хоть это и невозможно.
Спустя сотни ударов сердца на экране появляется друг.
Сова, ты где пропадаешь? ворчит он вместо приветствия. Я вообще-то жду.
Странно. Я думала, с новой подружкой тебе некогда скучать.
А чего это ты в больничной одежде? С подозрением щурится он. Случилось что?
Я до боли закусываю губу.
Просто успокойся. Просто объясни.
Просто уничтожь себя.
Из горьких мыслей меня вытягивает недовольный голос Кира:
Сова? Ты там жива?
Нет. Я умерла еще вчера.
Все хорошо, глупо улыбаюсь я. Тут такое случилось
Не пугай меня.
Элла сбежала на стройку, начинаю я.
С каждым словом Кир мрачнеет, а я исчезаю, разбираю себя по косточкам и все отчаяннее борюсь с желанием разрыдаться.
Ты это. Держись там. Я приеду. Лады?
Мы прощаемся. Я вздыхаю и опускаю ступни на ледяной пол. Рядом валяются тапочки, но мне нужен холод. Чтобы очнуться. Чтобы вернуться в реальность.
Я поднимаюсь.
Мышцы бетонной тяжестью тянут меня ко дну. Я хватаюсь за тумбочку, а голова продолжает кипеть. Мне бы нырнуть в жидкий азот и не всплывать.
В коридоре много людей: Утешителей и таких, как я. Потерянных, слабых до тошноты.
Через пять дверей ядовито-белым светится вывеска столовой. Я не голодна, но сидеть в одиночестве не могу. Громкие голоса мешают думать. И пусть.
Здесь люди живее, чем на улицах. Они не в масках. Они не картонки.
Все кружится. Я замираю у входа. Боюсь смотреть на индикатор. Какой он? Красный? Оранжевый? Зеленый?
Делаю шаг. Очередь к драгоценным пакетам с белой кашей тянется от самых дверей. Я становлюсь в конец и едва сдерживаю вскрик там та, чьи глаза до боли похожи на глаза Ника. Только эти в сто раз холоднее и жестче. В них нет ни капли наивности. Она, как и раньше, носит каре и красит волосы в русый цвет. Как и раньше, ненавидит меня. Ничего не меняется.
И не поменяется. Никогда.
Альба.
Она тоже в белой пижаме. Опирается на стену и дрожит. Бежать поздно: мы слишком близко.
З Здравствуй, заикаюсь я.
И ты здесь, горько фыркает она. Почему-то я не удивлена.
Карма?
Да.
Мы разговариваем как подруги. Для остальных наши фразы вежливость, для меня напоминание о том дне. Во всем: в движениях, во взгляде, в интонации обвинение. Это забавляет Альбу. Ей нравится играть с моей слабостью.
Сколько лет, натянуто улыбается она. Как жизнь, Шейра?
Обычно.
Проклинай меня. Мечтай о моей смерти. Тогда я не буду чувствовать себя так паршиво.
Пакеты раздают быстро. За минуту очередь доходит до нас. Мы подносим индикаторы к считывающему экрану. Вспыхивают наши имена. Пышная женщина в фартуке протягивает еду и желает приятного аппетита. Мы берем посуду.
Я завтракаю в том углу. Альба кивает на столик у окна. Составишь мне компанию?
Эта девчонка, с которой мы столько лет избегали встреч, хочет пообщаться. Хочет посмотреть, как я буду ковырять кашу, не в силах съесть ни грамма. Хочет насладиться моей недосмертью.
Ладно, вздыхаю я.
Мы усаживаемся друг напротив друга. Альба бодро разрывает пакет. Ее тарелка пустеет с неимоверной скоростью.
А я видеть не могу еду.
Что, плохо? Она наклоняется ко мне. Три дня назад я была хуже, чем ты сейчас.
У тебя тоже рецидив?
Да.
Я пытаюсь понять, что прячется за доброжелательностью, безрезультатно.