Хариесс открыла глаза и увидела над собой полные страдания и любви глаза Ульмы. Разлепив сухие губы, произнесла первые осознанные слова, за много дней бреда, криков, стонов и мёртвого молчания.
Ульма Ты
Глаза рабыни округлились от удивления, а затем наполнились слезами радости.
Слава Небесам и Богине-Матери! Вы очнулись, госпожа! воскликнула она.
Хариесс вновь смежила веки и прошептала:
Хочу спать
И тут же вновь погрузилась в нежную тёплую тьму. Но теперь не в бездушную, бездвижную, уводящую от жизни тьму. А просто в сонглубокий, без сновидений, исцеляющий сон.
С этого момента здоровье Хариесс пошло на поправку. Она уже не бредила, не впадала в беспамятство, не отключалась в мёртвой неподвижности. Она спала, спала и спала; в перерывах между сном ела, пила, испражнялась. Преданная Ульма кормила её горячим бульончиком или протёртым овощным супчиком, выносила из-под неё горшки, обтирала её тело влажной губкой и переодевала в чистую одежду. Хариесс не задавалась вопросом, где она и что с ней, и почему рабыня выглядит такой измученной и похудевшей. Голова её ещё плохо соображала, но память потихоньку восстанавливалась. Она узнавала почти всех, кто заходил в комнату, начала понимать, где находится, а затем вспомнила и всё остальное. На пятый день после первых произнесённых слов, она спросила:
Сколько я была в отключке?
Двадцать и один день.
Рана так тяжела?
Вас отравили ядом ядозуба, госпожа. Если бы не доктор Орзит, личный лекарь Его Высочества, вы бы умерли. Он хорошо знается на ядах, и буквально вытащил вас с того света.
Этот разговор утомил девушку, и она снова уснула. Она была ещё очень слаба, без помощи Ульмы не могла поднять даже руку. Но доктор Орзит уверил её, что слабость и онемение со временем пройдут.
Кроме лекарств, прописанных доктором, и горячих похлёбок Ульмы, девушке назначили специальный массаж. Каждое утро и вечер приходил помощник лекаря и разминал ей каждую косточку и каждую мышцу. Вначале эти болезненные процедуры вызывали только раздражение, но со временем девушка заметила, что после них ей становится лучше. Она уже могла двигать руками и ногами без посторонней помощи, могла самостоятельно повернуться на бок или приподняться на локте.
Прошло ещё декады две, прежде чем Хариесс, поддерживаемая преданной Ульмой, смогла самостоятельно встать с кровати и пересесть в специальное кресло на колёсиках. Рабыня вывезла её на балкон, чтобы она могла подышать свежим воздухом и насладиться теплом солнечных лучей.
Ещё через несколько дней Хариесс начала восстанавливать силы по собственной системе. Сначала она выполняла простейшие упражнения лёжа, затем сидя, а потом встала с постели. Ульма всегда находилась рядом, готовая помочь, подхватить, поддержать. Из рассказа доктора Орзита, Хариесс узнала, что, как только её привезли в Лоэрдан, и по городу распространились слухи о происшествии на острове, рабыня тут же примчалась во дворец и сумела добиться аудиенции у доктора Орзита, которого уговорила взять её в сиделки к госпоже. И доктор, и принц уже знали, что под мужской одеждой скрывалось женское тело, и это поразило их до глубины души. Так как Хариесс была без сознания и не могла ответить на их вопросы, Геолайт лично допросил рабыню, и Ульма честно изложила принцу историю Хариесс Ильбред. Удовлетворив любопытство и видя искреннюю преданность служанки, принц отправил её к госпоже, разрешив находиться во дворце. Доктор также рассказал о самоотверженности рабыни, о бессонных ночах, проведённых ею у постели страдающей госпожи, о слезах и мужестве, когда она помогала доктору кровопусканием и прижиганием изгонять из тела больной яд. Рассказал, как зовущий, молящий, призывающий голос Ульмы вывел её из ступора, в который она впала, не выдержав болезненных судорог, сотрясавших её тело. Если бы не голос рабыни, на который она в конце концов отозвалась, через несколько дней её ступор перешёл бы в смерть. В выздоровление больной не верил уже никто, кроме преданной Ульмы, а принц уже подумывал о похоронных почестях, только не знал ещё, как хоронить Хариесс: как героя или как героиню?
Хариесс и прежде не сомневалась в преданности и любви рабыни, но не знала, насколько сильна её любовь, и как безгранична преданность.
Делая упражнения и поглядывая на стоящую рядом Ульму, ждущую ласкового слова хозяина, словно собачка, виолка впервые почувствовала угрызения совести. Она воспринимала любовь девушки, как должное, в душе даже слегка посмеиваясь над этой любовью. Она предавала её, грубо обращалась, бросала и забывала Так кто же она после этого, как не животное, не знающее благодарности?
Сев в кресло, чтобы перевести дух, Хариесс подозвала Ульму. Рабыня опустилась у её ног, с любовью глядя в глаза. Хариесс положила ей на голову руку и нежно взъерошила волосы.
Ульма, хочешь на свободу? спросила.
Рабыня отшатнулась, словно от удара, и её глаза наполнились слезами.
Вы хотите избавиться от меня? произнесла дрожащим от обиды голосом.
Нет. Я хочу дать тебе свободу, деньги Отблагодарить за всё, что ты для меня сделала.
Что я буду делать на свободе? Куда пойду? Где буду жить?.. Если хотите отблагодарить меня, то купите красивое платье, или ожерелье, или гребень для волос, усыпанный камнями Я видела такой в волосах одной придворной дамы Но не прогоняйте от себя! Я хочу служить вам и жить рядом с вами, я хочу согревать по ночам ваше тело, подавать по утрам завтрак, расчёсывать ваши волосы и чистить вашу одежду Пожалуйста, госпожа, не бросайте меня!..
Видя, что рабыня сейчас зарыдает, Хариесс успокаивающе произнесла:
Я совсем не хочу лишаться твоего общества, Ульма Но разве ты никогда не мечтала стать свободной?
Нет. Я родилась рабыней, моя мать рабыня, и мать моей матери Я не понимаю, в чём прелесть свободы. Мне странно видеть, как люди мучаются, не имея еды и крыши над головой, и при этом не желают отдать себя какому-нибудь господину, который позаботится об их пропитании и жилье. Я всегда не одобряла рабов, которые убегали от своих господ.
Хариесс засмеялась.
Это потому, что тебе досталась такая добрая госпожа, как я А если бы тебя купил грубый похотливый мужлан, который насиловал бы тебя в любое время дня и ночи, наказывал за непослушание плетью, сажал в карцер на хлеб и воду, за малейший проступок, ты бы заговорила по-другому.
Возможно, согласилась девушка. Но я служу у вас, и хочу оставаться вашей рабыней Если боги позволят, то навсегда.
Что ж Будь по-твоему Но если ты когда-нибудь передумаешь, знай: я отпущу тебя по первому требованию. Клянусь именем Богини-Матери!
Глава 11
Принц посетил больную, когда Хариесс уже, хотя ещё и с трудом, могла самостоятельно передвигаться по комнате. Передвижение, правда, ограничивалось неуклюжим ковылянием с помощью палки, так как правая нога ещё плохо слушалась, скованная онемением. Путь, который преодолевала девушка, пролегал от кровати до балкона, где стояло большое кресло, выложенное набитыми шерстью подушками, на которых было так удобно сидеть. Балкон выходил в сад, где благоухали цветущие ухоженные клумбы, на дорожках и у фонтанов резвились живущие во дворце дети, возня и весёлый щебет которых отвлекали девушку от унылых мыслей.
Геолайт пришёл утром, вскоре после завтрака. Выглядел, как обычно: вызывающе-красивое лицо хранило слегка скучающее выражение, а движения были неторопливо-ленивыми, как у сытого кота. Он пришёл один, без обычной свиты. Войдя, жестом отослал прочь рабыню. Продефилировав по балкону, остановился напротив почтительно поднявшейся девушки, окинул её внимательным взглядом и жестом разрешил сесть. Затем оглянулся, подтащил к креслу один из стульев, и сел, скрестив ноги и сложив на коленях холёные руки.
Сейчас вы выглядите намного лучше Господин Орзит сказал мне, что ваши дела пошли на поправку, и через месяц-полтора вы сможете вернуться на службу Мне очень не хватает вас сударыня. Есть некоторые дела, которые я не хочу доверять другим офицерам.
Я постараюсь как можно скорее восстановить силы и вернуться на службу, Ваше Высочество.
Принц приподнял бровь.
Почему так официально сударыня? Обращение «мой принц» нравилось мне куда больше.