Карамазов понял, что неправ и не с того начал разговор. Он всё осознал, и былая озлобленность испарилась, словно её не было. Суть произошедшего стала яснее самого лазурного дня.
Крепкие и жилистые руки Андрагаста взяли девушку за плечи, а потом и приобняли. Мужчина прижал к своей груди отвратно выглядящую, но грязную Эмилию. Его сердце, как и душа, трепетались и бились с неистовой бешеной силой, которую нельзя было описать.
Тогда что произошло? Почему всё так получилось? Прижав к себе девушку, задал вопрос мужчина.
Знаешь, при успокоившись, мрачно и тяжело начала отвечать девушка, мы готовы предать свою родину, веру и Бога ради тех, кого любим. Так же случилось и со мной. В одну ночь, несколько недель назад, ко мне в комнату заявился он.
Кто?
Ассасин Императора. Я не смогла дать отпор ему, но он пришёл не по мою душу. Он сказал, что мои родители и родные находятся под его прицелом и пообещал, что не тронет их, если я выполню для него одно задание.
Предашь орден. Закончил мысль Карамазов.
Да, предам его. Он предупредил, что если я расскажу Данте, то его осведомители в ордене передадут это ему, ассасину, и он исполнит все свои угрозы. Так всё и понеслось. Теперь ты понимаешь, что я не могла поступить иначе. У меня больная мать, и братинвалид. Не могла их предать.
После слов, сказанных навзрыд, девушка упёрлась в грудь возлюбленного и разрыдалась горячими слезами. Её всхлипы ранили сильнее всего душу бывшего инквизитора. Теперь, когда он знал правду, или то, что преподносилось, как, правда, его душа размягчилась.
Ничего, я придумаю, что-нибудь.
Что ты сможешь придумать. На послезавтра назначен трибунал, где мне вынесут решение, а оно может быть только одно. Произнесла девушка и выдала следующие слова ещё тяжелее. У нас всех предателей казнят.
Я поговорю с Данте. Он должен всё понять. Он поможет.
Я надеюсь, мой милый. Поскорее бы всё закончилось. Мне тут страшно. Каждую минуту я слышу, как за стеной что-то слышно копошится. Отдалённо, но очень интенсивно. Знаешь, уж лучше умереть от пули, нежели от неизвестных существ. Мне страшно.
Карамазов прижал девушку к себе, пытаясь её хоть контактно успокоить, но слёзы так и продолжали течь из её глаз. Ожидаемо распахнулась и дверь, и послышался грозный голос: «Время кончилось». Никто не хотел расставаться, но спорить с охраной тоже был вариант не из лучших.
Я вытащу тебя отсюда. Клянусь. Пламенно проговорил Карамазов, выходя из камеры, а Эмилия ему в след прошептала лишь одно слово: «Люблю!».
Андрагаст вышел из камеры и кинул взгляд на холодный чугун. На двери было написаноafarletan wens bata ganisan1. Внезапно от созерцания его оторвал голос стража:
Через несколько минут собирается «Неотложный Совет». Если хотите спасти вашу возлюбленную, то советую бежать туда.
Андрагаст не стал спрашивать зачем. Он просто последовал совету, и только звуки соприкосновения подошвы и о камень можно было различить, а его силуэт перестал быть различаем в стремительном беге.
Глава третья. Цена мятежа
Спустя десять минут. Зал собраний Совещаний. Дворец Сарагона Мальтийского.
О нет, уважаемый магистр, на такой риск мы пойти не сможем. Это, фактически, объявление войны. Наш превеликолепнейший Султан, да будет благословенно его имя, не пойдёт на это. Позиции Автократорства и Архиканцлера слишком сильны в Константинополе, что бы предпринимали какие-нибудь жёсткие действия.
Данте тяжело выдохнул, смотря на слегка смуглого человека, облачённого в привычный турецкий придворный костюм, вещающий из тех далёких эпох средневековья, когда османы держали Европу в страхе. Магистр ордена «Лампады» готов уже бросить дело переговоров, но странная внутренняя упёртость заставляла не отступать.
Эти переговоры шли уже минут десять, но никак не могли привести к какому-нибудь результату. Данте начал свою речь с того, зачем собрал всех, кто сюда пришёл и входил в «неотложный совет».
Магистр холодно осмотрел всех стоявших вокруг большого белоснежного мраморного стола, вырезанного в виде круга, у которого стояли такие же стулья, выбитые из кусков мрамора. В каждом он намеривался увидеть поддержку собственных слов и идей, в споре с Эфенди, но остальные решились держаться в стороне и слушать аргументы сторон.
Яго, Дюпон и Калья стояли и смотрели, как в словестной дуэли сошлись Данте и слуга Султана, оценивая и взвешивая силы и убедительность сторон, решая в уме, кого, в конце концов, поддержать.
Этот риск абсолютно оправдан. Без вашей поддержки мы не сможем надеется на победу в этой партии. Война уже началась, если вы не заметили. И мы уже в ней поучаствовали, когда крошили солдат Империи.
Речь и тембр голоса Валерона всё так же сохраняли своё ледяное спокойствие и полную механическую безжизненность, на которые Эфенди отвечал со своей пламенностью, достойной любого турка
Что ж, это не наша война. В ней стороны определены строгоэто орден Лампады и Автократорство Рейх с Аравийской Конфедерацией. Мы вам помогаем лишь потому, что так решил великий Султан, да будет имя его благословенно, но мы не сможем учувствовать в войне на два фронта. Я вам говорю: не стоит злоупотреблять расположением и добротой его.
Я вас не прошу воевать с кем-либо. Нам понадобятся лишь ваши войны, чтобы реализовать один план. Если всё получится, то Султанат сможет получить преференции, а мы, наконец-то, вернёмся в легальное положение.
Учувствовать в вашем плане и есть, по сути, объявление войны. Одно дело поучаствовать в битве за остров, но совсем другоето, что замыслили вы. Ваш план, уважаемый магистр, это переход от глубокой обороны, к стремительному и ожесточённому нападению, как вы бы не пытались это скрыть.
Парируя речи, друг друга два лидера не сходили на грубости, придерживаясь вежливых и культурных речевых оборотов, что делало их речь сильно похожей, но всё же ледяной механический тембр голоса Валерона резко контрастировал с более эмоционально заряженной речью турка, украшенной рвением.
Вы, наверное, меня не поняли, магистр «Лампады» сложил руки на груди, удача в свершении последнего пункта плана сулит нам победу автоматически. Архиканцлер ничего не сможет нам сделать, и мы защищены, станем от его нападок. А удачу нам обеспечит ваша и помощь Султана. Примолк магистр и тут же заметил на себе такой неодобрительный взгляд турка, что едва ли душевный лёд магистра не треснул, отчего Данте договорил. И да будет имя его благословенно.
Что ж, заговорил брюнет-мужчина, с суровыми чертами лица, с короткой стрижкой, атлетического телосложения и подзагоревшей кожей, облачённый в толстый серый кожаный жилет, бесцветные штаны из кожи и берцы с высоким голенем, план действительно рисковый, но и преимуществ он несёт много. Во всяком случае, халявы тут нет. Если захотим выиграть в этой игре, то нам нужно хорошенько поработать, иначе все отправимся гнить на мануфактории или куда по хуже.
Уважаемый Яго, в разговор вмешалась прекрасная девушка, со слегка размашистыми чертами лица, одетая в тёплую женскую одежду, и с волосом, цвета яркой меди, вас не смутило, что в этом плане я как какой-то инструмент.
Это необходимость. Нужда. Голосом пропитанного капитана ответил Яго.
Слова девушки зазвучали с нотками должного возмущения, голубые очи налились негодованием, а черты лица свело от недовольства:
Меня это совершенно не устраивает. Я не механизм и тем более не инструмент. Мне не нравится, что меня будут использовать, как какой-то инструмент, у которого нет и права на то, чтобы просто дать согласие.
Послушайте, что вам говорит эта девушка! Воскликнул Эфенди, разведя руками. Вы так же собрались использовать нас и наши ресурсы, как свои инструменты для достижения целей, в которых интерес имеете только вы! Это совершенно недопустимо для нас.
Да поймите же вы наконец-то. В тембре магистра не проскочило даже гнева или настырности. Если не развить контратаку сейчас, то нас всех сомнут через неделю или недели. Нам нужно нанести удары упреждения, чтобы иметь свои козыри в рукаве, прежде чем я начну игру с Рафаэлем.
Постой, яро пыша недовольством начал Эфенди, тебе вообще вам Архиканцлер передал письмо о то том, что хочет заключить мир. Зачем вообще что-то делать, если ваш лидер готов признать ошибки?