Опять прав. Это называется мотивацией кнута. Как если бы отправляющимся на спецзадание предварительно давали медленный яд, а противоядиетолько после успешного завершения. Очень практично, не так ли?
Заткнись! не выдержал он.
Я усмехнулся.
Что, не нравится правда? Терпи, терпине ты тут музыку заказываешь. Зачем тебя послали к Ларисе Козыревой?
Он постарался гордо отвернуться. Но опять не вышло. С гордостью по крайней мере. Выглядело это жалко, но я не злорадствовал. Устал уже. От ненависти постоянной устал. Своей в основном. Да, ненавидеть проще, чем любить. Ни о чем не беспокоишься. Не делаешься уязвимым: ведь тебе сложнее причинить боль, если ты лишь ненавидишь. Через кого тебя достать, если кругом только враги? Только лично, только физически, только убить. А если тебе плевать на возможность собственной безвременной кончины? Тогда ты вообще неуязвим! Сплошные плюсы кажется. Только привкус у всего этого мерзкий. Травишься постепенно ненавистью, потому как в больших дозах она становится ядом для своего носителя. Не для того рождается человек, чтоб ненавидеть. Чтобы любить рождается и быть любимым, вот ведь какая штука! Но когда у тебя постоянно забирают всех, кого ты рискнул полюбить, тебе просто ничего другого не остается. И мне не осталось.
Ты бы говорил лучше, устало произнес я. Полагаю, до начала вакцинальной ломки осталось всего ничего. Я видел, что это такое. Видел, как от нее умирают. Очень неприятное зрелище. Даже со стороны. А ты все испытаешь на собственной шкуре. Не страшно?
Какая разница? Заговорю я или нет, ты меня все равно не отпустишь. Ты нашего брата ненавидишь, ведь так, Стрельцов?
Уже нет. Вы заплатили по моим счетам. Вы, но не ваши боссы. Их я достану. Всех. Рано или поздно. Но тебе за них расплачиваться не обязательно.
«Лояльный» покачал головой.
Я тебе не верю. Для тебя я солдат армии врага. Зачем оставлять меня в живых? Это неразумно, в конце концов.
В чем-то ты прав, конечно, и я об этом подумаю. Однако даже в худшем случае, если я поступлю, по твоим меркам, разумно, для тебя это будет лучше, чем если б я просто пустил процесс на самотек. Смерть тоже разная бывает. И быстрая, по-моему, всяко предпочтительнее.
Я видел, что Козырева рвется что-то сказать, и на всякий случай незаметно сделал ей предостерегающий знак. Ее явно коробило от моих методов, но, к счастью, она поняла и не стала встревать. На войне из гуманизма каши не сваришь. А мы тут именно воюем, как ни крути.
«Лояльный» между тем явно колебался. Он, пусть и не в такой степени, как Новые, но все же был прагматиком. И, конечно, понимал, что в его стоицизме сейчас нет почти никакого смысла. Ни с какой точки зрения. Лояльность, когда она обеспечивается постоянной угрозой жуткой смерти, не может служить достаточно весомым аргументом для героизма. К тому же что такого я мог у него выяснить? Никаких страшных тайн своих боссов он почти наверняка не знал. Его отправили на второстепенный участок фронта с вполне конкретным заданием. Именно об этом я его и спрашивал. И что толку запираться?
Хорошо, наконец выдавил он. Спрашивай!
Кто из боссов тебя отправил? Учти, имена всех я и так знаю. Просто скажи, кто дал это конкретное задание?
Сивакин.
Хорошо. Что ты должен был сделать?
Подкорректировать ее сознание. «Лояльный» кивнул в сторону Ларисы. Заставить кое-что забыть, а насчет остального переменить мнение. Отказаться от продолжения расследования и подать директору заявление об уходе.
Чего-то в этом роде я и ожидал, так что никакой Америки псионик мне не открыл. Но для меня было важно, чтобы Лариса услышала это от него. Так она охотнее будет сотрудничать в дальнейшем. Пока непонятно, конечно, зачем оно мне нужно, ее сотрудничество, но никогда не знаешь, в какой момент пригодится расположенный к тебе репортер И то, что рыжеволосая журналистка была внешне очень даже ничего себе, конечно, совсем ни при чем. Вот реально ни при чем! Что-то во мне перегорело там, в Коврове, когда погибла Алина, так что я перестал реагировать на подобные эмоциональные раздражители. Я даже не знаю, зачем вообще ввязался в это делополез ее спасать. Не ради нее самой, это точно! Ведь понимал, что онаприманка, причем весьма вероятно, что и для меня тоже. Но ситуацию, когда насмерть грызутся мои смертельные враги, обязательно нужно использовать, чтобы нанести им удары! А если в процессе мне удастся спасти жизнь этой Ларисе что ж, это будет дополнительным бонусом, но не главной целью, нет. Даже близко не главной
А Лариса, кстати, была в шоке от слов «лояльного». Пожалуй, она только сейчас действительно поняла, от какой участи спаслась. Думаю, в этот момент жалости по отношению к псионику у нее здорово поубавилось. Люди на самом деле почти все в определенных ситуациях способны на жестокость. И перехватив взгляд журналистки, направленный на псионика, я подумал, что она, возможно, даже не станет возражать, если я убью его сейчас прямо на ее глазах. Однако стоило вернуться к допросу: имелись и еще вещи, которые мне нужно было выяснить.
Кого еще и куда отправили твои боссы в связи с этим делом?
Я не знаю.
Врешь!
Клянусь, не знаю! Может быть, кого-то еще направили к ее шефу. Он снова кивнул в сторону Ларисы. Но если и так, мне ничего не говорили, и я могу только предполагать.
Ладно И еще одно
В следующий момент я осекся и удивленно воззрился на псионика. С тем что-то явно происходило. Что-то неладное. Взгляд помутился, стал словно невидящим, устремленным внутрь себя, черты лица исказились, пальцы рук сжались в кулаки до побеления костяшек и впивания ногтей в ладони. Этот странный процесс длился секунд пятнадцать, по истечении которых псионик вновь смог сосредоточить на мне свой взгляд. Но я готов был поклясться, что взгляд этот изменился. Словно его глазами на меня смотрел совсем другой человек. Или, скорее, нечеловек. Страх и неуверенность из него напрочь исчезли. Напротив: тот, кто смотрел, казалось, считал себя как минимум полубогомстолько высокомерия и превосходства было в этом взгляде. А когда в нем появилось еще и узнавание, губы псионика изогнулись в торжествующей усмешке.
Стрельцооов! протянул он с видимым удовольствием. Рад нашей новой встрече!
Сид? спросил я, не веря своим глазам и ушам.
Догадливый молодой человек! продолжая усмехаться, проговорил глава НМП. Но все же недостаточно. Иначе вы не стали бы ввязываться в это дело. Оно все в капканах, вы что, не поняли? Я свои расставлял на другую рыбу, но вы попались не в мой. Этот бедняга, которого вы допрашиваете, тоже был наживкой. Ваши бывшие апэбээровские боссы, конечно, просчитали, что девчонку-журналистку будут пасти. И вживили этому псионику маячок. Так что вы, дамы и господа, все покойники!
От его слов у меня спина заледенела. Вернее, не только от слов. Что-то происходило совсем недалеко. Очень нехорошее, и я это чувствовал. И все же сохранил спокойствие в голосе:
А вы-то здесь зачем? Чтобы позлорадствовать?
Не совсем. Вас, Стрельцов, я бы предпочел раздавить лично, причем после того, как вы избавите меня от нескольких наших общих врагов. Поэтому даю вам шанс. Они приближаются, но у вас еще есть возможность уйти. Не упустите ее!
Насмешка и снисходительность пропали из его глаз, как и вообще осмысленное выражение. А потом они закатились, и псионик потерял сознание. Но мне уже было не до него: я чувствовал приближение Измененных. Большого количества. Но тут дверь распахнулась, и на пороге возник Павел Шмаков. Судя по выражению его обычно скупого на эмоции лица, он был вне себя от тревоги.
Кажется, у нас гости, Миха!
* * *
Признаться, никогда не любил гостей. Даже в той, прежней, почти нормальной жизни. И не таких, как эти. Тут же их целая орава, а мне и угостить нечем Я чувствовал их всех, потому что все были Измененными. Не каждого конкретно, а как массу Большую массу «лояльных». С такой толпой мне просто не справиться. А мои помощники тут мало на что способны, кроме как умереть И жалко их до слез! И ребят, из дружбы вписавшихся за меня в эту гиблую историю, и журналистку несчастную, вся вина которой лишь в том, что проклятый Сид решил именно ее сделать наживкой Я-то чтоя давно приучил себя к мысли, что могу умереть в любой момент, и не особо за эту жизнь цеплялся. Разве что отомстить сперва все же хотелось.