Он посмотрел на человека за кафедрой.
«И сказал Господь Ною: Сделай себе ковчег. Из дерева гофер сооруди его отделения, и осмоли его смолой древесною внутри и снаружи. И длина его пусть будет в триста локтей, а ширина его в пятьдесят, а высота его в тридцать локтей. Седой мужчина перевернул страницу, но так на нее и не взглянул. Хорошо поставленный голос достигал каждого уголка церкви и без помощи микрофона. И сделай отверстие в ковчеге, и дверь сделай сбоку его. Внутри обустрой жилье свое. И наведу я на землю потоп водный, дабы истребить всякую плоть, оживленную духом моим, и все, что на земле есть, лишится жизни. Но с тобою поставлю завет я, и войдешь ты в ковчег, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сыновей твоих войдут с тобою. Введи также в ковчег из животных всех плоти каждой по паре, чтобы в живых они остались с тобой; мужеского и женского пола пусть они будут. И птиц по роду их, и скотов, и всех тварей пресмыкающихся пусть по паре войдут в ковчег, чтобы остаться в живых»
Зачем-то Джун прислушивался к этим глупостям. Конечно, в младшей школе, пока наличие дополненности позволяло ему обучаться, он слышал эту историю. Даже тогда она казалась ему чушью: почему Господь устроил потоп, чтобы погубить человечество, если он «добр и всепрощающ»? Как они всерьез думали вместить в ненадежный плавающий трюм из дерева по паре от каждого вида животных, птиц и пресмыкающихся? Как Ной вообще преуспел во всей этой безумной авантюре?
Конечно, Джун вырос, познакомился с жизнью за пределами розовых линз и переосмыслил слишком многое, чтобы зацикливаться на нелогичности истории. Он понял, зачем священник рассказывает ее своей жалкой пастве. Через историю Ноева ковчега он говорил о Цитадели. Пытался вселить веру в то, что однажды ужасное плавание закончится, и оправдать лишения и мучения, пообещав награду несчастным.
Священник был лицемером. Или наивным идеалистом-пользователем, пытавшимся спасти души тех, кто давно их лишился. Если ковчег, вопреки изъянам, вез своих обитателей к спасению, то в Цитадели все были обречены. Этой злой, искаженной и жестокой версии библейского корабля не суждено было добраться до суши. Твари, собранные из прошлого мира, давно размножились и обезумели, пожирая друг друга, отстраивая свои логова на трупах тех, кто оказался слабее. Если Господь и существовал, наверняка он злорадствовал, как ловко сумел обмануть стоявших за постройкой Цитадели Ноев. Ведь он пообещал им спасение от недружелюбной Земли, но взамен заключил в тюрьму из металла и несправедливости.
Минут через пятнадцать проповедь закончилась, и большинство собравшихся выстроилось в очередь куда-то чуть левее кафедры. Джун усмехнулся: ну конечно. Многим здесь нужны были вовсе не притчи. Там на хлипком стуле возвышался прозрачный ящик, наполовину заполненный цветными талонами преимущественно на еду. Несчастных не интересовало спасение души. Им хотелось есть.
Джун встал в конец очереди, сосредоточившись на глухой злобе, ненадолго вытеснившей страх за судьбу Монстра. Он сказал себе, что делает это, чтобы потянуть время. Но на самом деле он не знал зачем.
Спасибо, отец Хавьер. Горбатая нищенка трясущимися костлявыми руками приняла десяток оранжевых талонов.
Будь здорова, Фами. Священник дружелюбно стиснул ее ладонь. Его худое, утонченное лицо не дрогнуло, хотя женщина выглядела ужасно больной и грязной. Возьми у моей помощницы теплую накидку, милая. Из-за взломов зданий подогрев нижних уровней ограничен. Нельзя, чтобы ты заработала пневмонию.
Старуха, подняв свои необъятные сумки, двинулась к скромно одетой девочке, стоявшей у входа в кладовку с вещами. Затем беременная девушка отступила, взяв у священника несколько талонов на медицинское обслуживание. И Джун оказался с отцом Хавьером лицом к лицу. Морщины на лбу священника разгладились, а паутинки в уголках глаз, наоборот, стали заметнее. Мужчина улыбнулся Джуну, и это была одна из самых искренних и вызывающих доверие улыбок, что он видел.
Что ты ищешь, сын мой?
Джун порылся в карманах куртки, нащупывая смятые талоны. В сумме получилось около двадцати бумажек. Почти все, к его стыду, были талонами на развлечения. Джун поскорее зашвырнул их в открытый ящик с подаяниями, прекрасно осознавая, что развлечения последнее, чего не хватает посетителям этого места.
Спасибо, невозмутимо сказал отец Хавьер. Я раньше не видел тебя на проповедях.
Это потому что раньше я их не посещал, язвительно ответил Джун.
А что же изменилось сегодня?
Доброжелательность священника была лишней. Комок злости в груди Джуна разросся, и он вдруг ясно осознал, зачем отстоял эту очередь.
Он хотел уличить отца Хавьера в лицемерии. Заглянуть в глаза за розоватыми бликами линз дополненности, усмехнуться тому, как это жалко питать свою гордыню показной благотворительностью, поддерживать в людях свет бесполезной надежды Но никаких бликов в глазах отца Хавьера не было, радужки выглядели совершенно естественно. И, к ужасу Джуна, столь же естественным было отражавшееся в них участие.
Вы сепарант. Он выпалил это, прежде чем успел огрызнуться на неудобный вопрос священника.
Верно, озадаченно отозвался тот.
Не очень-то Господь вас и любит.
Я сепарант по личным убеждениям, мягко возразил отец Хавьер.
Что?.. Но зачем? Джун отступил на полшага. Зачем добровольно отказываться от дополненности, от перспектив и возможностей, которые она дает?
Он подумал о своем прерванном образовании. О работе инженера внутренних систем, которая осталась, вместе со всеми неисполнившимися мечтами, в прошлом.
Чтобы, я полагаю, быть хорошим священником, просто ответил отец Хавьер. Он более не говорил как священник, ограждаясь от Джуна обращением «сын мой». Перспективы и возможности то, чего лишена моя паства. Я хочу быть с ними душой и сердцем. Перспективы и возможности несут соблазны, сбивающие с пути.
Священник не был похож на сумасшедшего. Возможно, сумасшедшему простить такие слова было бы проще.
И с какого же пути вам так не хотелось сворачивать? С пути выживания за счет подаяний в этом ящике? С пути лицезрения оборванцев, один другого краше, в этой осыпающейся времянке? С пути тотальной безнадежности, которая глушится разве что праймином вместе с остатками человечности?
Отец Хавьер выждал несколько секунд, позволяя Джуну немного успокоиться.
С пути надежды. Ему явно не впервой было общаться с таким, как Джун. И разделения этой надежды с теми, кому она нужна.
Одной надеждой, отец Хавьер, вы не спасете ни одну живую душу.
Священник скромно улыбнулся.
Это мы еще посмотрим.
Фыркнув, Джун развернулся и поспешил к выходу, упрекая себя за то, что не ушел сразу.
Кинетиков на улице больше не было. Джун направился к подъемникам. Ему следовало заглянуть в «Пиццериссимо» и убедить Джонара взять его обратно. Образцовые сепаранты держатся за свою работу, а именно образцовым сепарантом Джуну предстояло стать как можно скорее. Логово он планировал переместить по резервному адресу к счастью, и для своего секретного штаба Джун предусмотрел план Б. Погибшие их уже не вернуть. А ему стоило затаиться, зализать раны и как-то пережить то, что весь труд Монстра оказался перечеркнут.
Ему нравилось считать себя борцом с системой. Он делал это с ухмылкой. И не было ничего прекраснее, пока система не решила бороться с ним.
7Кайтен
Уровень Нобеля был одним из немногих с «небом» сложной системой отражающих свет поверхностей и экранов. Сейчас экраны погасли: их работа тратила слишком много энергии, которой у Цитадели, в связи с происшествием на электростанции, пока не было. Но Кайтен не подняла бы голову, даже отображай они ее любимый режим радугу после дождя. Едва выйдя из лифта, она построила маршрут к дому Киры. Дополненность работала исправно, но Кай не удавалось сфокусироваться на ее объектах.
Ей было очень страшно.
Они с Кирой никогда не были особо близки. Разные характеры и приоритеты, ничего общего, кроме рабочих проектов, Кайтен всегда видела это так. Но теперь, едва разбирая дорогу и сходя с ума от одной мысли, что найдет, Кай уже не была так уверена, что Кира ничего для нее не значила.