Как скот! возмутилась она.
Нет, не согласился я с ней, как меньшее, как женщину.
Кажется, что при этом у меня всё же есть идентичность и ценность, заявила брюнетка.
Конечно, согласился я.
Но меня на Тюремную Луну доставил не он, и кто-то из таких как он, заметила она.
Верно, подтвердил я. Но не беспокойся, ведь он заверил тебя, что Ты была бы более чем достойны отбора и транспортировки его коллегами, поскольку Ты именно тот вид товара, который отлично подошёл бы, если можно так выразиться, к одной из тех капсул.
Так вышло, что несколько месяцев назад, я оказался узником контейнера на Тюремной Луне, разделив этот контейнер с двумя представительницами человеческого рода, молодой англичанкой мисс Вирджинией Сесилией Джин Пим и прекрасным домашним животным кюров, которая позже стала Леди Биной. Обе они были свободными женщинами и были подсажены ко мне, по-видимому, вызвавшему недовольство Царствующих Жрецов, очевидно, в качестве коварной пытки и наказания, чтобы я, рано или поздно, ослабнув, став более расстроенным, оскорблённым и ожесточённым потребностями, поставил под угрозу свою честь, а то и вовсе потерял её. Затрудняюсь сказать, какую судьбу они могли планировать для меня после этого, возможно, жестокую смерть, а может жизнь в изгнании, скитаниях, нищете и позоре. Трудно даже предположить. Конечно, обе они, в то время, хотя и не имели Домашних Камней, но всё же являлись свободными женщинами, и следовательно, принимая во внимание благородство их статуса, не могли быть бездумно и безнаказанно использованы в своё удовольствие. Мне будет трудно передать достоинство, важность и социальный статус гореанской свободной женщины тому, у кого нет даже примерного понимания этого вопроса. Их положение и статус в обществе далеко превосходят таковые, скажем, свободной женщины Земли, которая обычно не столько свободна, сколько просто пока не порабощена. Аналогия несовершенна, но представьте себе общество твёрдого статуса, серьезной иерархии, и какой статус и достоинство могла бы иметь в нём дочь, скажем, представителя королевского или знатного дома. Мужчина в таком обществе, вероятно, не стал бы думать о ней с точки постельных принадлежностей, по крайней мере, всерьёз. Безусловно, у гота, турка, сарацина или норманна могло бы быть значительно меньше запретов в таком вопросе.
Кюры совершили набег на Тюремную Луну и, освободив меня, доставили в место, которое в тот момент было Стальным Миром Агамемнона. Впрочем, это событие, как и различные последовавшие за ним, насколько я понимаю, были описаны в другом рассказе.
Что Вы делаете? полюбопытствовала моя спутница.
Рамар должен быть освобождён, объяснил я.
Это разумно? спросила она.
Не знаю, пожал я плечами. Но именно по этой причине, я попросил доставить его на Гор.
Впервые я увидел Рамара на арене Стального Мира, в обстановке, в которой он своей свирепостью, мощью и хитростью, в очередной раз подтвердил законность прежних своих кровавых побед. Выведенный кюрскими кинологами для кровавых состязаний, обученный охотиться и убивать, он стал венцом своей породы, чемпионом своего вида. Позже, когда началось восстание, он, вместе с другими слинами, по причине того, что Агамемнон начал терять уверенность, становясь более отчаянным и напуганным, был выпущен на свободу, чтобы выслеживать, уничтожать и пожрать противников теократа, особенно плохо вооруженных людей, которые оказывали активную поддержку повстанцам. Кюр, безоружный, не уступает слину. У кюра вооружённого нет особых причин для беспокойства, если только он не захвачен врасплох. В свою очередь повстанцы, прежде всего кюры, и прежде всего, ради своих человеческих союзников, расставили множество тяжёлых, фунтов под двести весом, металлических капканов, прикованных прочными цепями к ближайшим деревьям. Для верности в ловушки положили тарсковые окорока. Вот в один из таких капканов и попался этот большой и красивый, но жестокий и опасный, шестиногий монстр по кличке Рамар. Ему предстояло умереть в этой ловушке от жажды, в мучениях, с левой задней лапой, удерживаемой глубоко вонзившимися в неё стальными зубами. Он был большим, благородным и по своему красивым зверем, тем пугающим способом, каким может быть красив слин, и мне была отвратительна даже мысль о том, что такое существо должно окончить свою жизнь столь ужасно, а просто прикончить его, признаться, у меня не поднялась рука. Несомненно, это было неблагоразумно с моей стороны, но мне удалось с немалым трудом, растянуть челюсти капкана, и зверь, получив свободу, прихрамывая, исчез в кустах. И он не напал на меня. Возможно, ему даже не пришло в голову, так поступить с тем, кто его освободил. Позже, время от времени, мы сталкивались друг с другом. Я думаю, что некоторую информацию об этом можно получить в другом месте. После развязки восстания в рассматриваемом Стальном Мире и, по-видимому, в силу некого взаимного решения или соглашения между Царствующими Жрецами и победившей партией кюров, было решено, что я и другие, должны были быть возвращены на Гор. Мог ли я надеяться, что мои действия в Стальном Мире удовлетворили или, по крайней мере, успокоили Царствующих Жрецов? Могли ли вообще успокоиться такие формы жизни? И могло ли быть так, что они, в конечном итоге, были удовлетворены моими действиями, настолько, что сочли целесообразным, в своей мудрости, избавить меня от своих интересов? Конечно, мы все или, по крайней мере, некоторые из нас, пусть и неумышленно, служили им. Конечно, теперь им можно было не опасаться одного из самых великих и опасных из кюров, Лорда Агамемнона, честолюбивого, умного, решительного, блестящего, одарённого, непримиримого противника. В любом случае меня не убили и не возвратили к ужасам Тюремной Луны. Я снова на Горе, правда, я не тешу себя надеждой, что Царствующие Жрецы забыли обо мне, чего я так пылко желал. Будь это так, разве меня не вернули бы с благодарностью, возможно, даже со щедрым вознаграждением к дверям моего дома в Порт-Каре? Вместо этого я стою здесь, на этом далёком пустынном берегу, между лесом и морем. Отбывая со Стального Мира, я забрал Рамара с собой, решив, что он заслужил лес и деревья, степи и травы, горы и скалы, простор и свободу Гора, взамен стальных плит, загонов, искусственных лесов и рельефа Стального Мира. Пусть он, как настоящий слин, живёт в мире, пригодном для него. А в действительности, пусть мужчины, люди и кюры живут в мирах, пригодных для них. Слишком многие, живя в своих Стальных Мирах, даже не знают того, что это их тюрьмы.
Он одичает, предупредила девушка.
Он и так дикий, заметил я.
Он станет опасным, сказала она.
Он опасен даже сейчас, пожал я плечами, расстёгивая толстый, кожаный ошейник, усыпанный стальными шипами, охватывавший шею гигантского, хромого слина.
Отбросив ошейник, я указал зверю на лес. Большие круглые глаза Рамара, словно насмешливо, уставились меня.
Да, друг, кивнул я. Иди.
Протестующее рычание заклокотало в горле зверя. Он, казалось, обвил меня своим гибким телом, но я оттолкнул его от себя.
Иди, строго сказал я. Да, я так хочу.
Но он не хочет уходить, прокомментировала девушка.
Иди, велел я слину.
Внезапно, повинуясь импульсу, я опустился на колени и, обхватив его массивную шею руками, зарылся лицом в мех на его плече.
Вы плачете, заметила она.
Нет, буркнул я, вставая на ноги и вытирая глаза тыльной стороной ладони.
Вы плачете, повторила брюнетка.
Я не счёл нужным отвечать на столь глупое утверждение.
Рамар заскулил.
Лес там! сказал я ему, обхватив его голову руками и поворачивая к лесу. Там твой дом! Иди туда! Беги!
Я смотрел вслед уходящему, подволакивая левую заднюю лапу слину, пока тот, наконец, не исчез за деревьями, после чего обернулся, и окинул взглядом девушку.
Вытри слезы со щеки, бросил я ей.
Она послушно провела ладонями по лицу.
Безусловно, эмоции приемлемы для женщин, особенно, для таких как она, которые, хотя и унижены, но являются самым женскими из всех женщин.
Она была одной из двух женщин, которые были посажены вместе со мной в тесную, прозрачную камеру на Тюремной Луне, одной из двух, специально, тщательно отобранных Царствующими Жрецами, со всей их проницательностью и наукой, со всей их злой эрудицией, чтобы стать для меня невыносимым искушением, теми кто будет непреодолимым соблазном для меня. Любая из них была подходящим мотивом, который со временем мог довести меня до полного бесчестия. Любая из них была яством, предназначенным для моего соблазнения и пытки, для разжигания моего голода, который неизбежно, рано или поздно, заставил бы меня отступить от суровости моих кодексов.