Они шли в тишине. Сосны тянулись к небу. Елки хозяйничали на земле. Проехал, нарезая снег чудовищными колесами, исполинский вонючий грузовик. Эмма и Росс уступили ему дорогу и, сделав шаг с обочины, провалились выше колена. Потом дорога свернула, а Эмма и Росс пошли прямо - по тропке. Там, где тропка встретилась с рекой, был обледеневший мостик и маленький водопад. Эмма села на поваленный ствол. Росс развязал охапку заранее собранных дров и развел костер на снегу. Дрова шипели. Эмма шипела тоже, потому что чай в алюминиевой крышке термоса обжигал пальцы. Водопад шелестел. Рев и грохот падающей воды, все то, что в исполнении настоящих водопадов навевает восторженный ужас - оборачивается уютным бульканьем, если в тебе всего полметра высоты...
Эмма сгорбилась. Ребенок, выросший в ней за несколько недель, проснулся и поднял голову. И толкнулся наружу - но нет, ему не суждено родиться, он этого еще не понимает, он будет рваться сквозь решетку ребер, и тогда Эмма станет запираться в ванной и читать монологи Матушки, глядя в забрызганное пастой зеркало. Все реже и реже; пройдет время, ребенок умрет, и Эмма станет носить его в себе - мертвого. Долго? Очень долго. Может быть, всю жизнь... И косые взгляды, и случайные встречи в коридоре, и ремешки, и сочувствие, и заявление на столе главрежа - все это не так уж важно в сравнении с ним. С другим человеком, который возник у нее внутри - но ему не дадут родиться...
Через неделю - ровно через неделю! - премьера.
Эмма поняла, что ей холодно. Втянула ладони поглубже в рукава.
- Эмма?
Росс смотрел на нее. У него были очень странные - Эмма заметила еще в в поезде - глаза. Впрочем, нет, она обратила внимание и раньше, в их первую встречу; он смотрел будто издалека, будто складывая и умножая в уме шестизначные числа. Будто мир оставался неподвижным, а глаза - те, что | смотрели сейчас на Эмму - менялись. Взгляд его тек, будто вода.
Она снова опустила голову. Уронила.
- Ты можешь представить себе... ну хоть электрон? - спросил Росс.
Она не отвечала, придавленная вернувшейся тоской.
- Отвлекись, - сказал Росс. - Электрон - это что такое?
Эмма высвободила правую кисть, стянула варежку и показала ему крохотное пространство между большим и указательным пальцем. Так показывают, когда говорят: вот такой маленький, меньше горошины.
- В том-то и дело, - сказал Росс. - Он не просто маленький... И не просто вертится вокруг ядра, как Земля вокруг Солнца. Он будто размазан по своей орбите - он как бы есть везде, и одновременно его нет... Вероятность, что он находится в любой точке, примерно одинакова... Понимаешь?
- Ну и что? - спросила Эмма.
- Хорошее занятие, - сказал Росс. - Вообразить себя чем-то, что есть и чего нет. Что движется - и что не подвижно. Что бесконечно - и одновременно конечно... Вот этот ручей. Ты можешь представить, что ты - это он? Что тело этого ручья - твое тело? Каждая капелька, от истока и до устья... А там, в устье, очень интересное ощущение: ты заканчиваешься, но не сразу. Ты постепенно переходишь в другой поток, в реку... Это еще ты - но уже она. Ты одновременно - там, в устье, мягко умираешь, и здесь, у водопада, живешь, и там, у истока, только рождаешься... Одновременно. Ты весь ручей. Вот если бы ты была лодочка - ты плыла бы постепенно, ручей разворачивался бы перед тобой поворот за поворотом, а потом закончился бы, началось бы что-то другое...
Эмма хлопнула ресницами. Веки отяжелели: неужели на ресницах - иней?
- Эта роль была важна для тебя? - без перехода спросил Росс.
Эмма молчала.
- До того разговора, что случился почти месяц назад, эта роль для тебя не существовала. Ты и думать не мечтала о ней. И была по этому поводу совершенно спокойна...
- Откуда ты знаешь, когда это было? - перебила Эмма.