Я кивнула. Понятно, стадный инстинкт. Мы, Охотники, набившиеся в гостиную, в точности как те тусовщики в клубе. Буряэто что-то очень большое, очень страшное. И нам хочется сгрудиться, прижаться друг к другу и заняться чем-то, чтобы отвлечься от бушующей снаружи стихии.
И это навело меня на мысль о Марке. Я отправила ему сообщение: «Пиццы хочешь?»
Он ответил сразу же: «Я подумывал об этом. Но неохота толкаться».
Не вопрос, Марк! «Я тебе принесу», написала я. А то так нечестно. Марк все-таки мой лучший друг здесь, в штабе. И что, моему лучшему другу теперь без пиццы сидеть?
3
Я постучалась в дверь Марка Паладина. Меня прямо к этой двери привел перском: раньше-то я у Марка никогда не бывала.
Доставка пиццы! выкрикнула я.
Я держала на весу поднос, заваленный кусками пиццы, в том числе и сладкой.
Поднос каким-то неведомым образом не остывал и подогревал пиццу. Марк открыл дверь, и я вручила ему поднос.
Ты что, ходил по Отстойнику и всех предупреждал? осведомилась я.
Он, кажется, удивился, что я спросила. И ему было приятно.
Они вообще знают про погоду побольше нашего, сообщил он. Но да, я их всех уговорил спрятатьсявсех, кого нашел. На самом деле с укрытиями у них все не так плохо, как можно подумать. Защита от бурь у них имеется.
От бурьда, а от пришлецовнет. Именно поэтому Охотники несут дозор в Отстойникея так это понимаю. И Марк, видимо, со мной согласен.
Марк неловко топтался у двери. Все с ним ясно. Паладин же Христовый, да вдобавок он помолвлен с девушкой. Держать меня на пороге вроде как невежливо. А пригласить в комнату нельзя, потому что это якобы угрожает моей добродетели. И его, кстати, тоже. Да, представьте, у Христовых вот так. Типа, Марк, приглашая меня к себе, нарушает обет верности, данный невесте. И наши с ним души рискуют оказаться в аду.
Ты молодец, что о них позаботился, сказала я. Ну, раз голодная смерть тебе больше не грозит, я, пожалуй, пойду назад.
Если хочешь понаблюдать за бурей, включи какой-нибудь внешний штабной канал, посоветовал Марк. Всякий раз радуюсь, что крыша у нас железобетонная.
Я кивнула. Марк, уже не в силах терпеть, принялся за еду. Он вежливо предложил и мне разделить с ним трапезу, но я покачала головой:
Ешь сам на здоровье. Хорошо хоть водостоки какое-то время будут чистые.
Ага. Еще пару дней в резервуарах будут вылавливать мертвых пришлецов. Прикинь, до чего паршивая работа.
Вот оно что. Значит, ливневые водостоки ведут в резервуары.
Дома мы тоже собирали дождевую воду. Она не такая ядовитая, как в источниках и колодцах. Дом, где раньше жил Марк, был местом гиблым. Но теперь-то нам без большой нужды возиться не придется, улыбнулся он. И все благодаря тебе. Мне сегодня пришла первая пачка писем с тех пор, как мои переехали. Они от ваших гор в восторге Тут Марк моргнул. Ой, а ты письма получила?
Марк не в курсе, что я получаю письма когда захочу. Ча у меня за почтальона: доставляет мне письма Учителей и относит в Монастырь мои. Но так я переписываюсь только с Учителями.
Наверняка получила. Я еще у себя не была.
Мне уже просто не терпелось добраться до своих комнат. И буря тут была вовсе ни при чем.
Тогда беги, не буду задерживать. Я как раз читаю свои, пока одолел половину. Марк улыбнулся и, покраснев, слегка потупился. Значит, пришло письмо от его девушки. И, скорее всего, не одно.
Джесси, да? уточнила я. Ее зовут Джесси, верно?
Ага, Джесси.
Марк смущался, словно школьник перед первым свиданием. Христовые вечно так смущаются. Они же выбирают себе спутника раз и навсегда. Если, конечно, выбираюта то ведь Христовых часто обручают в детстве без их согласия. Марк никогда ни с кем не гулял, не заигрывал и ни за кем не ухаживал. Опыта никакогоне то что у наших ребят, на Горе. Но зато он так мило краснеет. Сразу видно, парень втюрился по самые уши.
Спасибо, что сказал про письма! Я двумя пальцами отсалютовала Марку и двинулась по коридору.
Спасибо за пиццу! сказал он мне в спину.
В коридорах, обычно безлюдных, сейчас время от времени кто-нибудь да попадалсяпо большей части персонал в униформе. Марк не ошибся: когда я открыла свою дверь, сразу же заметила на столике возле дивана целую коробку писем.
Я от души порадовалась, что теперь я Элита и на меня не таращатся изо всех углов видкамеры. Все-таки письма из домаэто дело личное.
В коробке оказалась пачка писем от Учителей: на конвертах стояли лишь имена, а обратным адресом значился Анстонов Родник. Не Монастырь. Наверху лежала стопка писем от Учителя Кедо. Я плюхнулась на диван и вскрыла первое письмо.
Письма были зашифрованы. То есть Учитель Кедо писал так, будто они там мучаются с ружьями и силками, а не Охотятся с Гончими и магией. Ведь в Пике считают, что у нас именно так все и происходит. Письма, которые доставляет мне Ча, обычно другие. А тут Учитель Кедо рассказывал про житье-бытье в Монастыре и как там другие Охотникии опытные, и обучающиеся. Всякие пустяковые мелочи из монастырской жизни.
Зато такое приятно читать. А вот письма леди Рианнон и Ивара Торсона и еще парочки Учителей оказались не очень. Там говорилось, что деревенские из Анстонова Родника и окрестностей от меня не в восторге.
Ну ясно: поселения и деревни, где есть приемники, ежедневно получают по выделенке четырехчасовой эфир с моего канала. Судя по всему, так со всеми Охотниками, кто не из Пика: к ним в регионы отправляют эфиры по выделенной линии. Чтобы люди следили, как там поживает их местный герой. Так вот, дома некоторые решили, что я задираю нос, и без всякого стеснения это обсуждают.
Сами-то Ивар и Рианнон вроде бы не тыкали мне моим зазнайством. Они писали: замечательно, что ты в Элите, не так много будет эфиров, народ будет меньше языками чесать. А если что и покажут, так ты ведь не одна, ты в команде. Но Ивар с Рианнон предупреждали, что иные мои, так сказать, друзья на деле не такие уж и друзья. Только и знают, что трепаться, какая я нынче стала важная.
Если честно, мне от этого чтения даже подурнело. В письме назывались люди, которым я привыкла доверять.
И как мне прикажете с этим жить? Я же не могу приехать домой и сказать: вот она я, прежняя, ничего не изменилось! Они-то верят видэкрану. Будто бы я тут купаюсь в роскоши и славе и задрала нос выше некуда. У меня в глазах защипало, я даже ненадолго позабыла про бурю.
Но буря-то про меня не позабыла. Да и про всех нас в штабе. Она нам живо напомнила, что лихие деньки Дисерея еще совсем не позади.
Здание содрогнулось от фундамента до самой крыши; в моей комнате все забренчало и застучало. А посреди этого толчка погас свет.
Сердце у меня колотилось так, словно за мной гнался драккен. Но я усилием воли осталась стоять на месте. Потому что куда-то бежать в такой ситуацииэто хуже не придумаешь. Особенно если со страху у тебя кишки сводит. Тряска прекратилась, но свет не включился. Я представила план комнаты и мысленно прикинула, сколько шагов мне до спальни и сколько до шкафа, где хранятся мои старые вещи, привезенные из дому. У меня там фонарик и несколько светодиодных палочек. И тут зажегся мой перском. Если что, и он сойдет за фонарик.
Всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. У нас серия прямых попаданий молнии в здание штаба и поблизости. Местная энергосеть выведена из строя. Вводим в действие резервную штабную энергосеть. Питание скоро возобновится.
И я сделала, что велели: осталась на месте, сохраняя спокойствие. В ушах у меня даже стало звенеть от тишины в комнате, хотя где-то вдалеке рокотал гром. Дома у нас, естественно, тихо: ведь у нас нет такого количества работающих приборов. А здесь все время что-то гудитэлектроника, лампы. Это совсем тихий звук, но он неумолчный, и он повсюду. Со временем я перестала его замечать. И еще воздух шумит в вентиляции плюс охладитель, если его включить. В общем, вокруг меня много звуков, а сейчас все они разом смолкли. И воцарилась тишина. Но не полнаяее то и дело нарушали приглушенные раскаты грома, пробивающиеся через толстые стены, и далекое завывание ветра. Все здание ходило ходуном, сотрясаемое стихией, которую язык не поворачивался назвать простым словом «буря».