В стороне безумным электрическим экстазом громыхала безобразная музыка. Стоит сдвинуться на пару метров ближе к подмосткам, на которых извиваются танцоры, и меня оглушит. Но здесь, рядом с Мишей, я оказался случайной корягой, прибитой к берегу относительного спокойствияпо крайней мере, мог говорить, не переходя на крик, к тому же никто не падал сверху с братскими объятьями и не пытался опустошить желудок на крошечный отрезок стойки, временно перешедший в наше распоряжение.
От Миши было не оторвать глаз.
От перелома носа не осталось следа. И, несмотря на то, что омега, как и прежде, игнорирует косметику, в неухоженности его мог обвинить только слепой: волосы идеально ровной длины, уложенные прядями, чистая, без изъянов, кожа и запах, не испорченный парфюмом или другими косметическими отдушками.
Будешь весь вечер пялиться? пробурчал он, рассматривая вишенку, покачивающуюся на поверхности голубоватой жидкости.
Да. Ровно до того момента, пока ты не признаешь моё существование.
Миша поднял бровь.
Что за бред?
Отчего же, я ненавязчиво повернулся в пол-оборота к Мише; блондин скосил взгляд. Ты же меня за человека не считаешь.
Голубые глаза напоминали две льдинки, украденные с самого дна его странного синтетического напитка.
Как и их всех, я кивнул в сторону толпы, имея в виду остальных альф. Не удивлюсь, если многие в этот самый миг следили за нашей парой.
Казалось, прошла целая минута, прежде чем омега обдумал мои слова и, откинувшись на стул, слегка развернулся в моём направлении. Спорить он не стал, продолжая скользить губами по ободку бокала без особого интереса.
Я отношусь к людям так, как они того заслуживают.
Но ведь должен существовать способ немного поправить положение нас, червяков. Эволюция, улыбнулся я.
Носок ярко-красного ботинка на высокой рифлёной платформе ритмично покачивалсяя сумел зацепить омегу на крючок любопытства.
Способ существует всегда, но у червяков отсутствует хребет, и вряд ли они его осилят.
Из каждого правила есть исключения, поднял я тост за себя, виски обожгло горло.
Миша наблюдал внимательно. Так наблюдают биологи за жизнью микроорганизма на лабораторном стекле под микроскопом: все жалкие метаморфозы проходят на глазах невидимого бога.
Ты хоть представляешь, как постыдно облажаешься?
Нет.
Меня окинули оценивающим взглядом с ног до головы.
Новая морда, которая, впрочем, мало чем отличалась от физиономии предыдущего поклонника, вклинилась между нами.
Проблемы? влез жалкий мудак, и я был готов раскатать того по стене«как же ты не вовремя, чмо!».
Отвали, бросил Миша и резанул взглядом. Идём, чудо дарвинизма.
Не споря, я поднялся и устремился за омегой. «Один ноль, друзья», мысленно обратившись ко всем зеленевшим от зависти альфам, видевшим мой затылок в эту минуту.
Мы сели в мою машину.
На Ворошиловский мост, скомандовал Миша.
Ок. Где находится мост, я знал.
Ворошиловский мостпарадный въезд для путешествующих вдоль трассы М-4 и ближайший путь в центр города. Перекинутый через Дон, где-то в начале второй половины прошлого века, мост сейчас находился на реконструкции. Движение ограничено. На часах без пятнадцати двенадцатьмост работает на выезд. Ещё четверть часа, и движение повернёт в обратном направлении.
Для нас это не имеет никакого значения, Миша просит остановиться на пятачке перед въездом. Выбирается из машины и, не дожидаясь меня, идёт вперёд. Я позадине отстаю ни на шаг. Слегка остывший воздух треплет светлую макушку, позволяя наслаждаться его запахом.
Мы идём вдоль неширокой дорожки для пешеходов, за парапетом которой тянутся две полосы. По другую сторонунеспешно толкающая свои воды река.
Едва оказавшись на середине моста, Миша останавливается, резко разворачиваясь ко мне.
Вопрос, произносит он, оглядываясь вокруг.
За его спиной темнеет левый берег, позади захлёбывающийся огнями город, подо мной сорок метров пустоты и чёрная вода.
Ты бы умер за меня? спрашивает омега, словно просит купить хлеба по дороге домой, волнуясь, для приличия, будет ли мне удобно.
Да, просто отвечаю я.
Миша кривится:
Слишком просто. Омега явно недоволен, считая мой ответ пустой болтовнёй. Его оголённые плечи покрыты мурашками, словно следы оторванных у золотой рыбки чешуек. Ты бы убил за меня?
Я спокоен, вопрос меня не шокировалэто наша четвёртая встреча.
Да.
Осторожно, шипит он. Не произноси обещаний бездумно.
Мы меряем друг друга взглядами, стараясь разглядеть, как глубоко в каждом из нас находится омут.
Ты задаёт он третий вопрос, готов жить ради меня?
Тяжёлый гул парохода отдаёт предостережениеммне не следует раскрывать рот, мне не нужны эти проблемы.
Да.
Желание становится слабостью, тихо отвечает Миша. Слабость даёт власть.
Он играет в открытую, говоря, куда ведёт моя дорога.
Ты хочешь этого? ветер свистит в ушах его голосом.
Хочу.
Повтори, требует он.
Очень хочу.
Миша снова кривится, фыркаяне верит, ни единому моему слову.
Ну, так давай начнём с твоего первого обещания, смотрит он мёртвым взглядом тысячелетней змеи. Прыгай.
Бросаю взгляд вниз.
Миша разворачивается спиной и ловко запрыгивает на парапет, усаживаясь поудобней; одно неосторожное движениеи не помогут лучшие врачи. Но омега расслаблен, будто примостился на лавочке во дворе.
Запрыгиваю и сажусь рядом.
Между нашими руками сантиметры, между нашими жизнямипропасть. Я сверлю его пристальным взглядом, жду, когда он наконец посмотрит на меня.
Проходит пара нестерпимо долгих минут, Миша поворачивает ко мне лицо. Кривой изгиб губещё секунда, и он собирается похоронить моё достоинство окончательно. Обвинения в трусости, слабости, бахвальстве и пустословии станут самыми терпимыми «лестностями» в мой адрес. Червяк захотел Его, смел желать.
Миша смотрит на меня.
Едва дрогнувшие черты лица омеги говорят о том, что он не упустил лёгкого наклона тела, и вот я уже несусь спиной вниз. Метры тают подо мной с немыслимой скоростью, тело с силой тащит вниз. Я камнем бьюсь о мёртвую воду. Ничего не слышу и уже не соображаю, не понимаю, что трещат кости и от удара лопаются ткани
Миша сидит на перилах одинперед ним остаются миллионы чужих глаз, которым он позволяет разглядывать себя вечера напролёт.
Омега разворачивается к воде и с невероятной лёгкостью вспрыгивает на узкую, не больше ладони, опору. Он больше не видит этого отшибленного на всю голову альфурека съела его.
Миша не боится. Широко расставив руки, он падает вниз.
Он не ныряет головой вперёд, будто хорошо подготовленный пловец. Как и альфа секунды назад, он просто падает, принимая смерть в любом её проявлении.
Но смерть не может забрать омегу так просто. Она с лёгкостью выпускает его из ласковых объятий, позволяя погрузиться глубже и отыскать потерянное.
С потугами Миша выволакивает тело на землю. Альфа, именем которого он так и не озаботился, кашляет, отхаркивая грязную воду и кровь.
Ты чертовски везучий мудак, произносит омега, всматриваясь в полуживую тушу. Сложно поверить, но этот альфа жив!
Тот перехватывает мокрую прядь, заставляя Мишу нагнуться ниже. Омеге больно, но он не обращает внимания, позволяя кусать свои губы.
Ну привет
Очнулся я в больничной палате. Ощущения скверные. При попытке пошевелиться вспомнил анатомию досконально.
Воешь, значит, есть хребет, насмешливый голос достиг ушей, послышались шаги, уха коснулось чужое дыхание. Иначе ломать было бы нечего. Звонкий смех ударился о стены палаты. Шучу-шучу.
Переведя дыхание и дождавшись, пока перед глазами перестанет мелькать, я отыскал взглядом блондина.
Миша успел пересечь комнату и теперь, подгибая ногу, опирался на стену. На его губах вызывающе надувался кислотно-розовый пузырь.
Яркие вещи потемнели от грязной воды, волосы слиплись и засохли на затылке толстыми сосульками, на лице местами слой грязи, но, похоже, он совсем этого не замечает, глядя на меня своими почти прозрачными голубыми глазами, словно кот, заинтригованный мышкой.