Это было так обидно?
Да, ей было обидно!
Случившееся было столь несправедливо, что Ниэль в ярости чуть не уничтожила плоды своих многочасовых трудов неконтролируемым всплеском силы.
Ну уж нет! Она столько сил вложила в этого ребенка! И все закончится вот так? Ничем?
Она не согласна!
Вот только что же делать?
Без души исцеленное тело всего лишь пустая оболочка, марионетка, существующая, но не живущая. Неспособная чувствовать, думать и развиваться. Гротескная пародия на ее собственное существование, словно отражение в кривом зеркале. Она, Ниэль, чувствовала, мыслила, помнила но не могла покинуть свой алтарь и воплотиться.
Увы, есть правила, которым вынуждены следовать даже боги.
Ниэль недовольно посмотрела на неблагодарного ребенка. Ну надо же! Столько сил впустую Если бы она была на ее месте, то цеплялась бы за жизнь руками и зубами!
Хм-м на ее месте?..
Нет, бредовая мысль. Это же всего лишь человек!
Даже она, полукровка, не опустится до такого! Стать простой смертной, заняв опустевшую оболочку? Нет, теоретически это возможно, хотя на практике никто из на-тиань даже мысли подобной не допустил бы. Стать простым человеком? Бессильным, хрупким, короткоживущим, не чувствующим токов божественной энергии? Да кто бы на такое согласился?
С другой стороны, что ждет ее здесь?
Сколько еще веков она проспит во тьме и одиночестве до того момента, как время или случай разрушат алтарь?
Может, стоит попробовать?
К тому же ее связь с алтарем не прервется, а значит, тот вполне можно будет использовать в качестве накопителя. И потихоньку развиваться. Конечно, достичь своего прежнего уровня у нее никогда не получится, но все не так безнадежно. Ведь память по-прежнему с ней, а значит, она сможет выкарабкаться, продлить себе жизнь, научить это тело чувствовать пронзающие мир энергетические потоки и перестать быть хрупким сосудом, способным разбиться от малейшего удара.
В конце концов, что она теряет?
А смеяться над ней все равно больше некому
Глава 2
Настоящая сила рождается в голове. Она заставляет идти, даже когда тело хочет упасть.
Просыпаться было тяжело. Все тело болело, было холодно, а в животе чувствовалась застарелая ноющая пустота, требующая наполнить ее хоть чем-то. Этоголод? Странное ощущение. Раньше Стражнице не доводилось его испытывать. Да уж это вам не Закатный Замок с каскадами жемчужно искрящихся энергией прудиков и гротов, доступных для посещения в любое время. На-тиань не ели, в понимании людей. Они впитывали энергию напрямую, порой мешая различные «ароматы» и гордясь особо изысканными букетами хотя иногда все же позволяли себе какие-нибудь извращения вроде фруктов или медовых сот. Что теперь вспоминать о восхитительных, наполненных чистой, питательной энергией гротах погибшего замка. Только душу травить. Увы, придется пока довольствоваться грубой человеческой пищей и, если повезет на охоте, каплями «грязной» праны, выпитой у добычи, словно она какой-то низший зверобог. Ничего, Ниэль справится. В конце концов, она сама сделала этот выбор, никто над душой не стоял.
Ниэль попыталась подняться с алтаря, чтобы оценить доставшееся ей тело, и невольно пошатнулась от слабости.
Отвратительно!
Она и забыла, как ощущают себя живые люди.
Хотя говоря откровенно, она этого никогда и не знала. Все же Стражница была не обычным человеком, а божественной на-тиань.
Как ни печально признавать, но Ниэль несколько переоценила возможности своего нового тела. Привести его в порядок будет не так просто, как она планировала. Сейчас, пожалуй, она почти понимала его прежнюю владелицу, сдавшуюся и добровольно ушедшую на круг перерождений. Хотя нет, не понимала. Бороться надо всегда, до последнего!
Разобраться бы еще, как сюда попал этот ребенок. И стоит ли ей ждать других гостей?
Может, в памяти девочки что-то осталось?
Ниэль, обессиленно откинувшись на алтарь, прикрыла глаза и погрузилась в темноту, выискивая тающие, словно дым на ветру, воспоминания.
Перед глазами, будто наяву, возникла понурая цепочка связанных друг с другом усталых и бедно одетых людей, медленно бредущих по горной тропе. Вот вдоль процессии проехал коренастый смуглый мужчина на низенькой мохнатой лошаденке и лениво, скорее для порядка, вытянул ближайшего раба кнутом, повелительно что-то крикнув. Это Мархаг, глава каравана.
Ей сегодня опять повезло. Бируг, немолодой грузный повар, выделяющий ее за послушание и старательность, позволил девочке сидеть в скрипучей повозке с припасами и крошечным, едва ли в пару сантиметров длиной, ножичком из острого обсидианового стекла чистить корни орего для вечерней трапезы. Конечно, железным или хотя бы бронзовым ножом выполнить эту работу было бы куда быстрее и проще да только кто же даст оружие рабыне? Даже если это всего лишь десятилетняя девочка.
Пусть повозка была старой и скрипучей, а дорогаухабистой, это все равно привилегия: ехать, а не идти своими ногами. Поэтому она старалась. Пристроившись возле высокого борта, она аккуратно срезала тонкую кожицу, вырезала глазки и послушно передавала очищенные корнеплоды Биругу.
Это ее и спасло, когда из-за скал с леденящими душу криками на караван ринулись разбойники. Страшные, лохматые, с перекошенными, разрисованными ало-черными полосками лицами!
Перевал был опасным местом, Мархага предупреждали. Но тот понадеялся на свою удачу. Что ж, не повезло
Девочка, затаившись в повозке, замерла от ужаса.
Это и выручило ее в первый момент. Не заметив за высоким бортом телеги скорчившегося ребенка, бандиты промчались мимо, с легкостью вырезав растерявшихся охранников и проскочив дальше, к основной части каравана.
Выскользнувшая из повозки детская фигурка не показалась опасной, а поймать беглянку можно было и позднеекуда она денется с единственной горной тропы? Поэтому в данный момент никто из налетчиков не стал на нее отвлекаться, занятый более ценной и опасной добычей.
Девочка мчалась, петляя между камней, со всех своих невеликих сил, подгоняемая липким, холодящим ужасом, слыша за спиной лязг оружия, гортанные крики бандитов, испуганное ржание лошадей, хрипы умирающих и мольбы о помощи. Было очень страшно, до черного безрассудного ужаса. Малышка даже не замечала, куда бежит.
Странно просевший под ногой камень заставил ее споткнуться а потом она полетела куда-то в темноту, не слыша собственного испуганного крика, прерванного падением в ледяную воду подземной реки. Такую холодную, что сердце только божьим заступничеством не остановилось от шока.
Задыхаясь и беспорядочно колотя руками, девочке каким-то чудом удалось всплыть на поверхность, чтобы со страхом увидеть, как удаляется от нее единственное светлое пятнота дыра в потолке пещеры, сквозь которую ей довелось провалиться. Течение неумолимо уносило ребенка в темноту.
Испуганно всхлипывая и дрожа в ледяной воде, она все же попробовала добраться до берега, но все усилия оказались тщетны.
Дальше была только темнота. А также безнадежная борьба с течением, пытающимся утянуть на дно, и попытки вдохнуть хоть глоток воздуха.
Очнулась беглянка от острой боли. Какой-то мелкий зверек укусил ее за руку, видимо, решив, что жертва уже мертва. Тихо вскрикнув и отдернув пострадавшие пальцы, девочка проводила взглядом метнувшегося в сторону падальщика, недовольного ее активностью, и застонала.
Даже дышать было мучительно больно. Руки и ноги, сведенные от холода судорогой, почти не двигались. Но ей, кажется, все же повезло. Пусть она до сих пор находилась под землей, река все же вынесла ее безвольное тело на берег. И откуда-то сверху и слева обнадеживающе струился слабый свет. Он позволил рассмотреть, что лежать приходится на темной влажной гальке, перемешанной с песком. По сторонам кривоватыми, хаотично разбросанными колоннами высятся слившиеся воедино сталактиты и сталагмиты, а стены украшены неровными каменными наплывами. Еще виднелись несколько извилистых проходов, разбегающихся в разные стороны из большой гулкой пещеры, в которой она очнулась.
Впрочем, ее интересовал только одинтот, из которого лился робкий сероватый свет. Похоже, что там, снаружи, было раннее утро.