Кроме него, никого не осталось. Даже Молчун куда-то подевался.
Третий встряхивал спутанными кудрями, словно в трансе.
Ответам придется подождать. Дохломуху не становилось лучше. Снег не помогал. Я сказал Третьему:
Необходимо разбудить полковника. Мне надо с ним поговорить. Его может спасти только ампутация, но оперировать без его согласия я не могу.
Зачем с ним возиться? Избавимся от него, и дело с концом.
Я спасаю всех, кого могу. Не то чтобы я не делал исключений, но Дохломух был недостаточно гнусен, чтобы внести его в черный список. К тому же он любимчик Шепот.
Как-то не похож он на любимчика. Третий окинул Дохломуха взглядом. Не уверен, что справлюсь. Молчун вырубил его так, чтобы он вообще ничего не чувствовал.
Не справишься?
Я сказал «не уверен, что справлюсь». Готовьтесь затыкать уши. Он решит, будто у него горит рука.
Тогда подожди. Я покрыл запястье Дохломуха обезболивающей мазью. Теперь давай.
Дохломух нас удивил. Даже не поморщился от боли. Повел себя пугающе нормально и отказался без крайней необходимости расставаться с конечностью.
Как по мне, так ему уже четырех недоставало.
Без необходимости не отрежу, пообещал я.
Он оказался между двух огней. Я не испытывал к нему симпатии, но он прекрасно понимал, что калечить его мне нет никакой нуждыкуда проще оставить без медицинской помощи.
Наконец боль взяла верх.
Если другого выхода нет, режь.
Я накачивал полковника обезболивающим отваром, и язык у него заплетался.
Капитан говорил с Дохломухом спокойно и ласково, как с братом. Хотел воспользоваться возможностью и выведать какие-нибудь секреты, пока колдун одурманен.
Я готовился к операции, твердо убежденный, что без нее уже не обойтись. Прислушивался к разговору. Дохломух нес какую-то чепуху. Он был стар, закален и упрям. Старик не мог ничего от него добиться.