Присел возле меня один охотник и спрашивает:
Как же ты, крошечка, в такой чаще-то выжила? Звать-то тебя как?
Крошечка Хаврошечка, ответила я ему и посмотрела круглыми от любопытства и страха глазами.
Люди все-таки, не кикиморы. Большие они и непонятные, на лешего и мавок мало похожие. Таких только во сне и видела.
А охотник тот улыбнулся и говорит:
Негоже маленькой девочке в лесу жить, да и корова у тебя больно хорошая справная, молочная. Жаль такую в лесу оставлять. Пойдешь с нами в деревню жить? Может, и у тебя жизнь сладится. У меня три дочки, постарше тебя, подругами будут, научат тебя всему, что надо девочке знать. Правда, они у меня странные немного и злющие в мать, наверное, но ничего, не пропадешь.
Любопытно мне стало, как люди живут, согласилась с ними пойти.
Привел охотник меня в свой дом. Несильно мне в доме обрадовались. Было у него три дочки. Никто их по имени не звал. У старшей был только один глаз. Ее Одноглазкой кликали. Другая дочь обычная, с двумя глазами, но и у нее имени не было, даже родная мать Двуглазкой звала. А дочь младшая особенная, трехокая, хоть глаз третий у нее и невидим был, мне об этом Коровка сказала, но все ее Трехглазкой называли из-за того, что видела она разное-непонятное, то, что другие не видели. Только подругами они мне не стали. Не веселые они были, как мавки да кикиморы, с которыми мы всё играли да смеялись, а злые и завистливые. Мать-хозяйка на меня косо смотрела да мужа ругала, что нахлебницу на ее голову привел. Стала заставлять меня много работать ткать, белье белить да катать. Трудно было. Коровка утешала, приговаривала:
Ткать будешь смотри на нитки и думай, что и богиня Макошь день изо дня ткет полотно жизни, не ленится, а то как бы люди жили? А белить белье будешь думай, что несешь в мир чистоту. Белый цвет это чистота, добродетель, радость, истинность. Белый цвет абсолютная свобода от всех препятствий, свобода для всех возможностей, разрешение проблем, новое начало. А уменье катать белье хоть и тяжелая работа, но поможет тебя научиться достигать цели. Не зря говорят: «не мытьём, так катанием».
Я старалась. Работала изо всех сил. Три года в трудах прошли. С другими людьми на праздниках да на выходных встречалась, интересны мне были. Разные они и добрые, и не очень. У каждого свои проблемы. Селяне меня не обижали. Но больше всего я любила вечером в хлеву с Коровкой поговорить. Она меня разному учить продолжала. Так и жила. Только моих стараний хозяйке все было мало, стала она меня сверх сил моих нагружать. Вот я и стала просить Коровку мне помочь. Она вздыхала, а потом говорила:
Что делать, помогу. Влезай ко мне в правое ушко, а вылезай в левое будет тебе помощь. Но не к добру она придется люди эти жадны, им всегда и всего мало будет.
Так и получилось. Послала хозяйка дочек своих следить, как мне удается с работой справляться. Сначала Одноглазку, а потом Двуглазку присылала. А я увидела, что они пришли следить, да пела им колыбельную спи глазок, спи другой, они и засыпали. А вот с Трехглазкой так не получилось, ее всевидящее третье око усыпить не удалось. Увидела она, как я Коровке в ушко залезала, шум подняла, в колдовстве меня обвинять стала. Начала рассказывать, что корова эта и не корова вовсе, демона в их дом вместе с этой кикиморой, то есть со мной, отец привел. Ведь всё, что непонятно опасно, и поэтому демона, то бишь корову, надо уничтожить. Как хозяин ни противился, жалко ему корову молочную резать, но хозяйка приказала, ногами затопала, куда мужику было податься, согласился. Еле упросила до утра с ней побыть, попрощаться. Распрощалась со своей кормилицей и наставницей. Вернулась она в небесное стадо. До этого помогла она мне собраться в дорогу и пошла себе. Через месяц вот в Семидворье прибыла, там тебя встретила, а остальное ты и сам видел.
Котигорошек поудивлялся немного моему рассказу, но не так уж и сильно. Вздохнул и сказал:
Девочка ты или мальчик, мне не важно. В дороге с тобой легко. Идём дальше.
Победа над страхом смерти
Путь впереди то лентой стелился, то в болото превращался, то речкой разливался. Но мы упорные. Задание у нас. Идем. Котигорошек песню поет. Песня простая, но громкая: «Там, там, там. Мы идем и поем: там, там, там». И так десять раз, двадцать раз: «Мы идем и поем: там, там, там». Я через полчаса пения не выдержала:
Котя, ты что-нибудь более осмысленное петь можешь? Неужто не знаешь ничего?
А зачем? Эти слова так хорошо место в голове занимают. Я не думаю ни о чем, а ты думаешь, чтобы я замолчал и больше ни о чем другом не думаешь, и всем хорошо. Нет, правильно говорил учитель: не-думанье великая вещь. Я просто чувствую, что просветляюсь, приближаюсь к познанию истины, а ты?
Хорошо, что истина ничуть не страдает от того, что ее кто-то познает. Так ты это себе заставку для мозгов включил? удивилась я Котигорошковой «мудрости». Ты собрался следовать советам учителя и вовсе не думать?
Да, и ты не поверишь, но в голове у меня что-то появляться стало, не мысли, а ощущение прекрасности бытия. Истина это слово красиво звучит, правда? Бытие. Сознание. Истина. Настоящая музыка слов, протяжно произнес Котигорошек.
Я аж опешила. Такие слова из его уст. А выражение лица!!!
Знаешь, я услышал голос в голове. Он сказал: подойди к краю. Я ответил: но я могу упасть. Он снова: подойди к краю. А я отвечаю:но там слишком высоко! ПОДОЙДИ К КРАЮ! Я подхожу, он толкнул меня и я полетел.
На лице Котигорошка отразился восторг, и в простодушных глазах промелькнула некая мудрость. Или мне показалось? Я совершенно не понимала этот мир, Котигорошек же чувствовал себя в нем, как рыба в воде. Что это за мир? Безумный для безумцев? Что тогда здесь делаю я?
Шли опять долго ли, коротко ли, время не существовало. Нет ни ночи, ни дня, ни восхода, ни заката. Марево приглушенного света: вроде бы и светло, но полумрак, как во сне. Может, это и есть сон? Я сплю, и путешествие мне снится. Попросила Котю ущипнуть меня за руку. Он ущипнул. Остался огроменный синяк. Значит, не сплю.
Наконец, впереди появились постройки, окруженные высоченным забором. Когда приблизились к ним, услышали:
Стойте, стрелять будем.
Мы остановились. Котигорошек перекинул булаву с одного плеча на другое, а я прокричала:
Уважаемые, мы путешествуем и разыскиваем одного человека. У нас нет никаких дурных намерений. Мы хотим поговорить, и если можно, поесть и переночевать у вас.
Мы боимся вас. У вас слишком воинственный вид, и парень этот сильно здоровый, он может причинить нам вред. Да, да, да, вред. Например, убить булавой, утопить, растоптать, поджечь, удушить, послышались голоса из-за забора. Да много чего еще, а ты можешь отравить, заколоть кинжалом. Кто знает, какую смерть вы несете.
Вас много, а нас двое, пустите хотя бы меня, поговорить, или пусть кто-то выйдет к нам. Чего вы боитесь?
Каждый, живущий здесь, хочет жить, и борется со страхом смерти, прозвучало из-за забора.
Мы клянемся, что не будем убивать. Какую клятву вам дать?
Клянитесь самым дорогим, что у вас есть.
Котигорошек наклонился ко мне и прошептал на ухо:
Мне что, булавой клясться?
Не знаю. У меня и булавы-то нет. Так, всякая мелочь в котомке.
Наши раздумья были приняты как злокаверзные.
Клянитесь жизнью, дурачье, донеслось сверху. Нет у человека ничего более дорогого, чем жизнь.
Мы, наконец, облегченно вздохнули и поклялись. Ворота со скрипом открылись.
Заходите, сказал хмурый, закованный в латы стражник, учитель сегодня добрый. У него новые мысли вышли наружу и стихи родились. Он их будет вечером зачитывать, и некоторые идеи свои нам излагать. Зачитав, сможет избавиться от бремени в сознании, и значит, сам получит облегчение и нам поможет облегчиться. Поможет очередной раз переступить через страх смерти и подняться для жизни. В предвкушении этого и вас разрешил пустить. Мы, обычно, незнакомцам не открываем. Жизнь, она дороже.
Мы зашли внутрь огорожи. Небольшие домики. Все чисто, аккуратно и почти нормально на вид. Бегали дети, женщины готовили еду, куры клевали зерно. Я-то ожидала какого-нибудь ужаса, но нет, все обычно, по-людски. Нас попотчевали, разместили в небольшом помещении и дали помыться.