Выходит, что хочу я или нет, мне придётся жить в постоянном покаянии за смерть Альмы, и даже собственная гибель не принесёт облегчения? Нистрам нахмурился.
Именно, отвечал инквизитор, или ты думал, поплачешь по ней пару деньков, а потом дальше продолжишь жить, как ни в чём не бывало?
Тогда Тогда Тогда соглашусь с тобойя действительно должен посвятить себя служению богам, раз иначе нельзябыстро и энергично кивая головой, отвечал Нистрам, которому такой ответ дался столь тяжело, что он сам до сих пор поверить не мог в реальность происходящего. Плен, спор, гибель Альмывсё это заставляло его надеяться, что реальность это на самом деле сон или чей-то неудачный розыгрыш. Но, увы, действительность жестока. Ещё ужаснее было осознавать, что на поясе не висел заряженный пистолет, чтобы выхватить его и тут же застрелиться в момент, когда возникнет непреодолимое желание. И можно было сколько угодно упрекать Реммета в том, что тот не позволил Нистраму прекратить мучения и расстаться с жизнью, но, тем не менее, в чём-то он всё-таки был прав. Смертьэто наипростейший выход из любой трудности, а вот попытаться исправиться и стать лучше, а потом решить все свои проблемы уже намного сложнее. Услышав от инквизитора про последние слова Альмы, Нистрам понял: он обязан сделать хоть что-то хорошее в своей жизни в память о ней. То, чем бы его возлюбленная искренне гордилась. Она верила, что Нистрам был человеком хорошим и достойным. И если появилась возможность доказать себе, ей (пусть она уже и на небесах, но, тем не менее) и другим, что он способен, то глупо этим шансом не воспользоваться. Нельзя подвести свою любовь и в этот раз. Нельзя сдаться и сложить руки. Нельзя опозорить светлую память о ней. Правда, проще сказать, чем сделать: такому слепцу, как Нистрам, сложно пробираться через тернистую дорогу жизни, при этом не потерявшись. Впрочем, раз Реммет вызвался быть поводырём и вывести бедного парня из тьмы и безрассудства к свету и ясной голове, то почему бы таким шансом не воспользоваться? И да, Нистраму больше не доведётся побывать участником сомнительных, приключенческих авантюр (которые он даже в некоторой степени обожал), охмурить девку из соседнего города и выиграть в карты пару монет, а потом ещё украсть несколько штук из-под носа у каких-нибудь головорезов, чтобы потом купить на эти деньги еды. Но жизнь в монастыре не даст умереть от голода, да и от безрассудства обезопасит. Нужно только работать над собой физически и духовно, и тогда любое море будет по колено. Среди минусов окажется разве что только стопроцентная ненависть отца, чьё имя Нистрам опозорит, если станет монахом, а не военным. Ванкред Парадайс знал, что обычные монахи не могут вершить насилие, поэтому презирал их за неспособность в случае чего защитить Родину. Но разве это минус, если взамен за еду и крышу над головой, у парня будет возможность исправить грех убийства Альмы и стать достойным человеком хотя бы в собственных глазах? Получается, если это и минус, то только для вояки с поленом вместо головы, а Нистрам был парнем способным, потому и понял, что настал тот самый момент, когда пора было меняться, и он не собирался его терять. В конце добавил, я посвящу свою жизнь вере и богам
Реммет удивлённо поднял брови.
Ты сейчас серьёзно? Не шутишь?
Нистрам усмехнулся.
Был бы повод, чтобы шутить
Учти, что решение это серьёзное. Оно изменит твою жизнь раз и навсегда, но не факт, что ты будешь от этого в восторге. Не все выдерживают испытаний веры, постов и практик самобичевания, да и конечный результат может не порадовать. На моей памяти был и такой, кто всю жизнь отдал на служение богам, а по итогам был так разочарован, что в старости отринул сан и не мог нарадоваться безудержному соитию в борделях со всеми подряд. Умер, кстати, от сердечного приступа во время очередной оргии. Он тысячу раз проклял себя за то, что служил богам, и я не могу гарантировать, что не проклянёшь и ты всё на свете, в том числе и меня, когда будешь тонуть в омуте из грёз, что сам себе понапридумывал в начале, принимая сан. Потому знай сейчас, что сможешь сдаться и вернуться к жизни мирской в любой момент. Никто и ничто тебя держать не станет, если только, конечно, сам сбежать не захочешь. Но в момент, когда дашь слабину, не забывай, почему выбрал именно этот путь: из-за кого, из-за чего. Тогда, авось, быть может, даже в самый сложный момент новой жизни ты оправдаешь надежды Альмы и сумеешь выстоять перед множеством ударов судьбы, не сдавшись после первой тысячи. Надеюсь, ты понимаешь меня
Прекрасно понимаю, кивнул Нистрам, я готов ко всему и не отступлю. Да и куда мне деваться? Останусь таким, каким былумру. Не сумею изменитьсясгину. Не соглашусь на твоё предложениеповешусь, а коли так, то подведу Альмув этот момент его лицо постепенно начало заливаться слезами.
Да. Кивнул Реммет.
Она ведь верила в меня
Да.
Я обещал подарить ей всё, а в результате лишил жизни.
Да.
Знал бы ты, инквизитор, как я любил еёНистрам вытер слёзы, устало лёг, свернулся калачиком, отвернувшись от Реммета, и начал тихонько всхлипывать, иногда бормоча себе под нос что-то бессвязное.
Инквизитор же жалеючи взглянул на беднягу, устало вздохнул и тоже прилёг. Долго пытался уснуть, но не мог, мучимый ворохом мыслей в голове. Слипаться глаза начали, только когда Нистрам затих, а после Реммет, убаюкиваемый шёпотом ночного леса и треском догорающего костра, уснул.
***
Проснулись, стоило только первому лучу солнца выглянуть из-за горизонта. Реммет еле встал, настолько уставшим был. На Нистрама вообще смотреть было страшно: мало того, что сам был бледен и слаб, так ещё и во сне содержимое своего желудка невольно вывернул на себя. Остаётся только удивляться, каким чудом счастливчик не захлебнулся собственной рвотой, умудрившись во сне повернуться на бок, когда многие пьянчуги и того не могут. Кроме этого несчастного беднягу донимали головная боль и разрывающие его сердце фантазии, мол, а вдруг ничего произошедшего вчера на самом деле не было, и Альма жива? Неспособность принять реальность такой, какая есть, заставляла Нистрама ещё больше морально страдать. От всего этого вид его несчастный вызывал в Реммете лишь жалость и сострадание по отношению к бедняге. Но тут же, вспоминая, как Нистрам дошёл до всего этого, взгляд инквизитора стал холоднее и циничнее.
Когда тот встал на ноги, то, опустив голову, подошёл к Реммету и спросил:
Мы скоро уходим?
Прямо сейчас.
Нистрам взглянул на инквизитора жалобным, умоляющим взглядом.
Позвольсглотнул слюну, попрощаться с Альмой
Только не задерживайся, инквизитор кивнул на её могилу и повёл лошадей ближе к тракту. Пока шёл, изредка оборачивался, дабы посмотреть, что делал Нистрам. Тот стоял молча, не плакал, лишь глядел на могилу возлюбленной. Под конец поцеловал насыпь, встал и медленно пошёл до Реммета, иногда спотыкаясь по дороге.
Я закончилмолвил он слабым голоском, который ещё вчера был зычным и мощным, будто львиный рык, когда доказывал Велеону, что сможет попасть в яблоко. Сейчас же он чуть ли не стонал от душевной боли, терзавшей его за столь досадную ошибку. И ничто в этом мире не могло унять его страданий, кроме временилекарства, действующего достаточно эффективно, но не сразу и, увы, не на всех.
Выехали с утра, а потом долго-долго ехали по дороге, не обронив друг другу ни единого слова. Спустя пару часов, на развилке свернули направо от главного тракта и продолжили свой путь.
К полудню уже были на месте. С удивлением для себя Нистрам обнаружил, что оказался у ворот мужского монастыря Каэрдэн, известного на весь запад своим вкуснейшим монастырским вином, особенно популярным у королей и лордов севера.
Но точнее будет сказать, что они стояли на дороге к монастырю, ибо видеть его и простым смертным, и даже инквизиторам было запрещено. Всё это делалось для того, чтобы непрошенные гости не мешали юным бурсакам постигать Великую Альду и слово богов. По обочинам от этой дороги была высажена живая изгородь. А на половине пути стояли железные, металлические, решётчатые ворота, украшенные в центре каждой из створок изображениями церковного молота. Верхнюю же часть украшал причудливый узор из загнутых концов стоек. А рядом находилось стойло для лошадей. Сами они были закрыты всегда, и открывались только в случае прибытия в монастырь делегации Отца-понтифика. В обычное время монахи и бурсаки всегда проходили через дверь в воротах, как сейчас в выходной деньединственный за неделю, когда можно было покидать храм без исключительной нужды.