Конечно, будь у меня возможность выбора, я выбрал бы Бадра, молодого, симпатичного и человечного. Но двое мужчин, что домогались меня, были один противнее другого. Неудачный побег, поимка, избиение, ночь в помещении, напоминавшем сортир, практически сломили меня: вероятность секса рассматривалась как зло, но неизбежное зло. Я вспомнил, как прилагал усилия, ухаживал, чтобы пробудить в девушке ответное желание. Здесь все было иначе: тебя моют, сушат, потом отводят туда, где ты должен развести ноги и принять в себя ненавистного человека. Интересно, много ли женщин думают так же, ложась с нелюбимыми? И вообще, о чем думает женщина, готовясь к сексу? Я, например, думал лишь о том, как не сорваться, когда этот извращенец прикоснется ко мне, как спрятать презрение и ненависть, чтобы сохранить свою жизнь. Жить хотелось как никогда раньше, я был слишком молод, чтобы умирать на чужбине в чужом теле.
До самого ужина меня не беспокоили. Женщины вновь смотрели, как я уничтожаю еду, негромко переговариваясь. Они сделали вывод, что меня не кормили несколько дней, и умиленными взглядами провожали каждый кусок, отправляемый в мою ненасытную утробу. Я продолжал есть, когда одна фраза заставила меня насторожиться:
Господин наиграется с ней, потом ее отдадут охранникам, чтобы они порезвились перед тем, как ее убить. Считая, что не знаю арабского языка, женщины свободно говорили в моем присутсвии.
Рука с кофе застыла на полпути: значит, в любом случае меня ждет смерть. Тогда какого хрена я должен ублажать этого педераста, стараясь ему понравиться? Дождавшись момента, когда взгляды женщин отвлеклись от меня, я, сунув в рукав небольшой столовый нож из серебра: умирать, так с песней. Запомнишь ты у меня, сука, брачную ночь с Зеноби.
На мое счастье, женщины не заметили пропажу ножа и, вернувшись через час, объявили, что господин ждет меня через два часа. Подготовить для господинаозначало заново нанести макияж, сделать педикюр и маникюр, нанести татуировку по телу хной. Кстати, смотрелось шикарно, мне дали полюбоваться в зеркало. Причудливый узор начинался от шейных позвонков и расходился по линии ягодиц, смыкаясь в районе пупка. Затем меня натерли благовониями так, что мне самому хотелось чихнуть. Заставили снять белье (конечно, господин не должен утруждать себя такими мелочами) и надели широкое легкое платье из льна, через которое неплохо просвечивало моя фигура.
Затем потянулись минуты ожидания. Мы все трое сидели как на иголках: яв ожидании встречи и последующей попытки убить, женщины просто в ожидании, что их работа будет закончена. Нож я успел спрятать в ванной комнатке, где, кроме санузла и маленькой душевой, ничего не было. Когда в дверь постучали, я, сославшись, что мне надо в туалет, успел схватить там нож и, не найдя никаких вариантов спрятать его, засунул в рукав на правой руке, согнув кисть и придерживая мизинцем конец рукояти. Широкие рукава практически полностью скрывали кисти.
Вслед за охранником я прошел несколько коридоров, поворачивая вначале влево, потом вправо, и мы поднялись на второй этаж. Подойдя к огромным двустворчатым дверям, охранник остановился, кивком головы отослал сопровождавших нас женщин. Затем обернувшись ко мне, буркнул себе под нос «извини» и начал досмотр с моей груди. Его действие и сам досмотр был настолько неожиданным, что я, вздрогнув от прикосновения, разжал палец, пытаясь перехватить его руки: нож с мелодичным звуком покатился по мраморному полу. Не обращая внимания на это, охранник продолжил ощупывания, плотно пройдясь по ногам, ощутимо облапав ягодицы и закончив, посмотрел на меня пристальным взглядом, от которого мне захотелось спрятаться. Он поднял нож, попробовал лезвие пальцем и, улыбнувшись, спрятал его в карман. Потом постучал по двери и, дождавшись ответа, открыл одну створку, подтолкнув меня в проем.
Сердце заколотилось, на висках выступили капельки пота, рот мгновенно пересох: ножа у меня нет, а физически выстоять против даже такого, как плюгавенький Зияд, мне не хватит сил. Я умоляюще посмотрел на охранника, и столько страха и мольбы было в этом взгляде, что он отвел глаза. Он вновь подтолкнул меня к проему, и я шагнул вперед навстречу своему бесчестью. Последней мыслью, промелькнувшей в голове, была известная мысль из фильма Мела Гибсона «О чем думают женщины».
Глава 10Первая внебрачная ночь
Комната была роскошная, пышность чувствовалась во всем: в сплошном персидском ковре, ноги в котором утопали почти по щиколотку, в резной мебели в стиле Людовика XIV. В центре комнаты стоял накрытый стол: огромная серебряная ваза, наполненная фруктами, столовые приборы на две персоны. Сам Зияд в просторном белом мужском платье ниже колен, видимо, выполнявшем роль пижамы, на фоне этой роскоши казался чужеродным элементом. Асексуальнее одеться невозможно. Темные загорелые ноги с редкими черными волосинками торчали из-под белоснежного платья. Без головного платка он выглядел значительно старше: солидная залысина намекала на солидный возраст. Он поднялся со стула и насмешливым кивком головы поприветствовал.
Будешь фрукты? Есть и вино, если ты хочешь расслабиться, он жестом показал в сторону роскошно накрытого стола, на котором в вазах громоздились разные фрукты и деликатесы.
Здесь же стояло несколько серебряных ведерок со льдом: два с бутылками вина и одно с шампанским.
«Какое, нахрен, вино! Я что, на свидание по любви пришел?»Возмущенная мысль стрельнула в голове и в ту же минуту я ответил:
Выпью с удовольствием, если вы не против. Мысль напиться и отключиться в тот момент мне показалась спасительной.
Конечно, нет, я и сам иногда пью, но никто об этом не знает. Зияд осклабился и из графина наполнил два бокала.
Решение выпить вино пришло мгновенно, когда я чуть не отказался. Это был единственный выход: напиться и забыться, не чувствовать его в себе, не понимать, что происходит, пожалуй, лишь так я смогу все это вынести. Я взял протянутый мне бокал и выпил залпом, словно водку. Принц посмотрел удивленно и потом повторил мой подвиг. Вторые бокалы мы выпили, закусив виноградом и персиками. После третьего я почувствовал необыкновенную легкость во всем теле: спиртное начало действовать. Вспомнив, почему я здесь нахожусь, я понял, что после четвертого бокала смогу решиться, тем более что после выпитого я чувствовал легкое возбуждение. Не конкретно к этому человеку, это было просто возбуждение молодого тела, нуждающееся в удовлетворении. Зияд тоже начал чувствовать действие алкоголя: его ехидная улыбка пропала, теперь лицо напоминало ошалевшего школьника, случайно попавшего в женскую раздевалку на физкультуре. Он даже фривольно обнимал меня одной рукой за талию, норовившей все время сползти и помять ягодицы.
Еще рано, кыш, негодник! я хлопал по его рукеи этот извращенец покорно убирал руку. Даже было забавно смотреть каким послушным становится мужчина в ожидании столь желаемого.
Закончив с четвертым бокалом и отведав практически все из фруктов на столе, я почувствовал, как меня клонит в сон.
Пойдем спать, Зияд. Сейчас мне становилось все безразлично, словно это происходило не со мной. Главное усыпить бдительность этого человека, а если получится, то манипулировать им.
Моя фамильярность его нисколько не покоробила, он с готовностью вскочил, пошатнулся и удержал равновесие, вцепившись в мое платье и порвав его на груди. Я сделал слабую попытку прикрыться, потом, наплевав на все, освободился из остатков одежды и, дойдя до кровати походкой моряка, рухнул на великолепное постельное белье. Сзади слышались шорохиэто мой новоиспеченный любовник скидывал портки. Я почувствовал, как ко мне прижимается горячее тело, вздохнул, смиряясь с неизбежным. Араб перевернул меня на спину и аккуратно развел ноги, сгибая их в коленях. Не открывая глаз, дал я ему волю командовать и сквозь укачивания почувствовал, как что-то влажное коснулось половых губ: любопытство пересилило неприязнь, голова араба покоилась между ног, и он старательно ласкал меня языком. Как мне показалось, довольно умело, потому что я мгновенно почувствовал, как напряглись соски и грудь заныла в ожидании.
Приятное тепло разлилось внизу живота, я непроизвольно начал ерзать тазом, стараясь уловить момент наивысшего наслаждения. Дважды руки поднимались, чтобы скорректировать местоположение головы Зияда, и оба раза усилием воли я себя сдерживал.