Рин опустился на землю, схватившись за левую сторону груди. Сначала ему показалось, что его всё-таки задело лезвием: боль смешалась с прохладой, очень знакомое чувство, то самое, когда рана исходит кровью. Но броня не была повреждена. Тут же он понял, что это налился цветок калохортуса. Кровь обильно сочилась даже сквозь броню и пропитывала походный плащ. Такое случилось лишь однажды, там, на берегу замерзающей Айу, когда Рин навсегда потерял друга, брата и «мою» Её. Эль Фэнг.
Он словно сам тогда ушёл на ту сторону тени. Когда обезумевший пытался достать что-то в обжигающе холодной воде полыньи голыми руками, воя в бездушную бездну. А затем метался среди умирающих своих и чужих солдат, разыскивая Эль. А потом Тансинг, старший брат умирал у него на руках. Икак ни жутко звучалоэто было уже хорошо, потому что, по крайней мере, от брата осталось тело, тень которого можно проводить на ту сторону как полагается.
Там Рин словно навсегда заледенел, оставив все чувства в зимней Айу. И сейчас он не испытывал страха, простоотстранённое любопытство. Кем был этот затаившийся в степи противник, заставивший цветок калохортуса плакать кровавыми слезами?
Ринсинг, Син вернулся и уже несколько минут стоял у него за спиной, не решаясь окликнуть.
Командир патрульного отряда сингов обернулся. Взгляд был тяжёлым и равнодушным. Не лицо, а застывшая маска.
Что? Рин медленно, стараясь не тревожить кровоточащий цветок у себя на груди, поднялся. Он сразу понял: случилось что-то более чудовищное, чем внезапное нападение на его отряд.
Тел нет, доложил Син.
Как так?! Рин нехорошо прищурился.
Пропали, развёл руками Син. Растерянно, совсем не по уставу. И наши, и чужие. Исчезли. Как будто ничего не было. Но треть нашего отряда Я видел, как падали синги. Динсинг, Варсинг, Жаксинг Они не отозвались на перекличке. Их нет среди нас. Но телтоже.
Совсем ничего? рявкнул Рин.
Стрелы, торопливо пояснил Син. На месте боя остались окровавленные стрелы. Мы собрали их.
Дай, коротко приказал командир. В его ладонь тут же послушно легло лёгкое древко, выпачканное кровью вперемешку с землёй.
Рин повертел стрелу в руках. Точь-в-точь как те, что тихонько перезвякивались за его спиной в колчане. Это была стрела сингов.
Наша, сказал Рин, ощупывая бороздки на древке. Он знал каждую линию с раннего детства. Ты идиот? Зачем мне наша стрела? Нужно опознать, какое племя устроило эту засаду.
Да, кивнул с чувством собственного достоинства Синсинг. Они все такие. Наши.
Что?!
Все, которые мы собрали на поле. Один в один. Но их слишком много. В два раза больше, чем мы выпустили. То есть половина из них замаскирована под наши.
Ты посчитал?
Син опять кивнул.
Надо немедленно сообщить отцу, сказал Ринсинг.
Он потянулся к сумке, чтобы достать пергамент и перо, но как представил, сколько времени и сил уйдёт на выведение этих дурацких закорючек, его сразу же прошиб холодный пот. Честное слово, Рину лучше бы ещё раз схватиться с полчищем обезумевших выворотников, чем взять в руки перо, измазанное чернильным камнем. Перемётная сумка так и осталась непотревоженной.
Передашь на словах, произнёс торопливо, но тоном, не терпящим возражения. Только точно, ничего не пропустив и не напутав. Доставишь вместе со стрелами.
Глава шестая. Странная находка
Ты просто нечто, сказала Улия, с наслаждением прислонившись спиной к чахлому кустику. Сёма тут же выпрыгнул на её колени, покрутил чёрным носом, требуя положенный ему обед. Как говоришь? Вытащил образ из тени, увидел лицо, но не знаешь, кто он и где его искать?
Тинар развязал свою котомку.
На самом деле, у меня есть план.
Они шли целый день по выжженной степи, ни разу не присев. Улия сбила ноги, они выкручивались и ныли в лодыжках, но больше всего ей было жалко безвозвратно испорченных туфель.
Почему мы не взяли повозку? спросила она грума, когда поняла, что выбивается из сил. Я видела несколько таких на большой дороге, от которой мы тоже почему-то стараемся держаться подальше
Она махнула рукой в сторону «Виа соляриа», связывающую соляной кевир, степи Ошиаса и столицу Таифа.
А почему ты до сих пор шла пешком? вопросом на вопрос ответил Тинар. С самой границы?
Я не видела там никаких наёмных повозок, сказала Улия, пожимая плечами. Только толпы беженцев. Они все шли пешком.
Нам не нужно светиться, признался грум, почувствовав, что ответить всё равно придётся. То, что знает чахил, знают все.
Чахил?!
Гильдия перевозчиков, пояснил грум. Их называют чахилами. Они связаны с особыми имперскими отделами. Думаю, главная их обязанность: докладывать, кто и куда отправляется по дорогам Каракорума. Так что, идя на важное дело, не стоит светиться в повозке чахила.
Он произнёс это таким тоном, что девушка поняла: путешествие в повозке не состоится, и смирилась. Когда наконец-то Тинар сказал, что можно отдохнуть, Улия ничего не произнесла вслух, но с облегчением вздохнула.
Нам всё равно въездную дорогу не миновать, пояснил грум, зацепив глазами небольшую полянку, окружённую относительно пышными кустами. Если мы хотим попасть в Каракорум, придётся влиться в толпу, но чем позднее это сделаем, тем безопаснее.
Он отправился к присмотренной полянке, чтобы привычными уже движениями расположиться на ранний привал. Улия не стала дожидаться, когда грум разложит на тряпице свои неизменные мешочки, торбочки и снискиэтот процесс мог затянутьсяи опустилась на мягкую траву. Покров здесь оказался более свежим и приятным на ощупь, чем, откуда они пришли. Улия с удовольствием провела ладонью по мягкой траве и вдруг замерла. Сёма, уловив перемену в её настроении, тут же проснулся и вопросительно пискнул, выставив заспанную мордочку из складок её плаща.
Мне кажется, совсем недавно тут что-то произошло, сказала Улия.
Тинар поднял взгляд от разложенной еды и увидел лёгкое свечение аликорна, пробивающееся сквозь плотную ткань капюшона.
Где? переспросил он.
Прямо здесь.
Улия опять провела рукой по траве, но уже осторожно. Всё ещё не веря своим ощущениям, девушка подняла пальцы к глазам и выдохнула.
Это кровь Тут всё пропитано И ещё чем-то. Оно страшнее, чем кровь, и ещё, кажется, я уже встречалась с этим.
Непонятно, сказал Тинар, делая вид, что ему совершенно наплевать на коричневые пятна, оставшиеся на пальцах Улии. Это может быть кровь раненого животного. Например, зайца, которого сожрал ястреб. Их много тут. И ястребов, и зайцев.
Он поднял палец, указывая в небо. И в самом деле, где-то высоко в синеве плавно кружило несколько тёмных точек.
Ястреб сожрал зайца, грум тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но хотел успокоить девушку. Тревога и в самом деле могла быть ложной. Что в этом страшного? Ну, если не смотреть на ситуацию глазами самого зайца
Он незаметно ощупал землю вокруг себя. Улия была права: ладонь наткнулась на наконечник стрелы. Равнодушно глядя прямо в глаза девушке, Тинар провёл пальцем по заострённому металлу. Остриё на ощупь казалось шероховатым, на нём явно запеклись сгустки крови. Грум не знал ни одного ястреба, который бы охотился на зайцев с помощью стрел. Здесь шёл бой, и, судя по тому, что земля ещё не полностью впитала кровь, произошло это несколько часов назад. Он незаметно сунул наконечник в карман.
Ешь давай, сказал Тинар, искренне надеясь, что хозяин стрелы не собирается возвращаться на поле битвы. А то этот проглот всё подчистит. Не успеешь и глазом моргнуть.
Несправедливо обвинённый Сёма укоризненно уставился на грума круглыми большими глазами.
Лошадиные копыта, сказала Улия. Много следов от лошадиных копыт.
И? Тинар трезво рассудил, что не может всё свалить на ястреба. Вся степь испещрена такими следами вдоль и поперёк. Это территории сингов. А они рождаются прямо на лошадях.
Если грум не ошибался, несколько часов назад тут и в самом деле схватились между собой синги. Тинар даже на ощупь определил, каким дорогим был наконечник. Чистый металл, прекрасно обработанный. У простых разбойников, промышляющих грабежом вдали от центральной дороги на Каракорум, навряд ли имеется подходящее оружие для такой стрелы.