Когда вы песни на земле поёте,
Тихонечко вам небо подпоёт.
Погибшие за Родину в полёте
Мы вечно продолжаем наш полёт.
От кого-то из зрителей в коридоре послышалось:
Давай повеселей что-нибудь!
Но на оратора тут же зашикали и он замолчал. А Сашка, закрыв глаза, погрузился в песню. Он слышал ее еще тогда, когда его мир был жив. Потом ее иногда пели ребята-вертолетчики. Саша знал, что песня посвящена девушкам летчицам этой войны, но какая теперь разница. Она подходит им всем, кто поднимался в военное небо и тем, кто из него не вернулся. Повезло бы чуть меньше им, и все! Можно было бы спеть эти слова про них. Только не кому было бы. Вряд ли товарищу Сталину есть дело до песен того погибшего мира, у него других забот сейчас полно. Так пусть ее услышат хотя бы здесь и сейчас. Главное, чтобы у Иосифа Виссарионовича не возникло вопросов к его очередному самоуправству.
Мы вовсе не тени безмолвные.
Мы ветер и крик журавлей.
Погибшие в небе за Родину
Становятся небом над ней.
Мы дышим, согревая птичьи гнёзда,
Баюкаем детей в полночный час.
Вам кажется, что с неба смотрят звёзды,
А это мы с небес глядим на вас.
Мы стали небом, стали облаками
И, видя сверху наш двадцатый век,
К вам тихо прикасаемся руками,
И думаете вы, что это снег.
В коридоре стояла мертвая тишина, не слышно было даже шороха одежды и стука костылей. Казалось сейчас здесь застыло само время. Люди слушали такую непривычную для них песню, грустную, пробирающую до слез, до самого нутра. И в то же время жизнеутверждающую, дающую веру в победу и надежду на лучшее мирное время.
Мы дышим, согревая птичьи гнёзда,
Баюкаем детей в полночный час.
Вам кажется, что с неба смотрят звёзды,
А это мы с небес глядим на вас[ii].
Смолк последний аккорд, а тишина так и не была никем нарушена. Вдруг от кого-то из женщин медиков раздался вздох-всхлип, и люди загомонили, обсуждая услышанное. Сашка открыл глаза и посмотрел на Зину. Ведь пел он по большому счету только для нее. Это был их миг, их переживания, а остальные при этом только присутствовали непрошенными зрителями. По щекам Зинаиды катились слезы, которые она, казалось, не замечает. Заметив, что Сашка посмотрел на нее, девушка тихо, одними губами прошептала:
Спасибо.
Сашка лишь слегка кивнул и обернулся на возглас мужчины, кинувшего ему недавно спички:
Да, парень, разворошил! Это тебе не в парке Чаир!
По слушателям прокатился одобрительный гул и выкрики:
Давай еще что-нибудь, только повеселее!
Повеселее на танцах слушать будешь! Играй, парень, что на душе лежит!
Гомон прекратила Вероника Павловна:
А ну тихо! голос у старшей медсестры был самый настоящий генеральский, будете кричать, разгоню по палатам всех! И вообще отстаньте от парня! Не видите что-ли, что о своем пел. Не до ваших хотелок ему! И вдруг женский сердобольный голос откуда-то из кучи санитарок сочувственно произнес:
Бедненький! Такой молоденький и уже изранетый весь!
Вероника Павловна обернулась, выискивая взглядом добрую, но глупую женщину, не понимающую что можно, а что нельзя говорить раненым. А Сашку как будто резануло этим сочувствием по самому сердцу. А потом накатила злость. Злость на все что с ним произошло с того самого проклятого дня четыре с половиной года назад и по сегодняшний день. За уничтоженный мир, за потерянных там и здесь друзей и знакомых. За то, что с войны он опять попал на войну. И за то, что его кто-то жалеет, тоже разбирала злость. Он сжал зубы, так что побели скулы и ожег всех взглядом так, что находящиеся рядом с ним Лена с Настей побледнели и отпрянули. Заметив это, Сашка несколько вздохнув загнал свою ярость поглубже и с силой ударил по струнам:
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалеем.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали Проходит военная осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а тот кто в июне первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Кто вернетсядолюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семьенет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалеем.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду, она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Бугом, где тысячи юных лежат.
Он пел, яростно выплевывая слова и глядя перед собой ненавидящим взглядом, от которого у присутствующих здесь, побывавших не в одном бою, повидавших воинов по спине пробегали холодные мурашки.
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалеем,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся, а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,
пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя[iii].
Сашка резко встал и с силой воткнул Ленке в руки гитару:
Все! Концерт окончен! потом, повернувшись к Зинаиде спокойней добавил:Я зайду завтра, лечись, поправляйся. Мы же экипаж! и пошел на выход из палаты. А люди перед ним расступались. Но он этого не замечал. Ему сейчас просто нужно было побыть одному. Слишком многое неожиданно всколыхнули в нем эти песни. Слишком многое, что он тщательно прятал, вырвалось наружу. Настя с Леной бросились, было, за ним. Но были пойманы Вероникой Павловной, остановившей их:
Куда?! Не лезьте! Одному ему надо побыть!
Сашка, как через туман дошел до палаты. Закрыв дверь встал, как вкопанный, а потом рухнул лицом в подушку, не замечая прострелившие болью раны. И взахлеб зарыдал, прикусив зубами пахнущую какой-то дезинфицирующей гадостью наволочку.
[i] У Берии действительно был наградной Браунинг, но вот только модель не знаю. Не нашел. Да и не искал особо, если честно.
[ii] Е.КрылатовЕ.Евтушенко, из к/ф "В небе ночные ведьмы"
[iii] Стихи поэта-фронтовика, киевлянина Семена Гудзенко. Написаны в 1945 году. Песня появилась гораздо позже.
XVIII
Сталин в раздумьях вышагивал по кабинету, попыхивая трубкой. Как только табак прогорал, он подходил к столу, не садясь, потрошил папиросы, набивал табак и продолжал свои метания от стены к стене. Сегодня у него состоялось очень непростое совещание. После успешного контрнаступления под Москвой в армии появились шапкозакидательские настроения. В той истории он сам поддался этой победной эйфории, что привело к кровавым трагедиям 1942 года. Сейчас же, владея послезнанием, он не мог допустить ни Ржева, ни Харькова, ни Крыма. Но никто, кроме него самого, в Ставке не обладал всей полнотой информации. Иосиф Виссарионович так и не решил, кому еще можно доверить самую главную тайну страны. И теперь расплачивался за свою недоверчивость. Да, сегодня он своим авторитетом продавил решение о более серьезной подготовке к крупным наступательным операциям, но непонимание со стороны военного и политического руководства осталось, и с этим надо было что-то делать. Даже умнейший Борис Михайлович выразил недоумение чрезмерной, по его мнению, осторожностью Верховного Главнокомандующего. А вот Жуков с Ворошиловым, забыв о своих распрях, высказались гораздо жестче, чуть ли не обвинив его в трусости и пораженчестве. Нет, таких слов не прозвучало, но невысказанные претензии буквально повисли в воздухе. Да! Состав Ставки надо менять! Два кандидата уже естьВасилевский и Рокоссовский, но этого мало! Как же не хватает по- настоящему преданных, а главное умных людей!