Все дело в платье. Нужно снять его, пока оно ее не убило.
Я перевернула леди на живот и начала щупать свой пояс в поисках ножниц. У меня не было времени возиться с дюжиной пуговиц, так что я разрезала платье сзади. По крайней мере, попыталась. Ткань была такой крепкой, что не поддалась лезвиям ножниц. Я резала снова и снова, пока нити не ослабли и нам со служанками не удалось стянуть платье.
Слава богам, выдохнула я, когда леди Сарнай наконец перестала биться в конвульсиях.
Но мое облегчение долго не продлилось. Ее руки обмякли по бокам, и когда я ее перевернула, она не открыла глаз.
Я выпустила ножницы. Мои пальцы впивались в них с такой силой, что остались отметины. Что произошло с дочерью шаньсэня?
Служанка постарше, Цзайни, прижалась ухом к груди леди Сарнай.
Она не дышит! встревоженно воскликнула девушка. Она не дышит!
Тихо! приказала я. Принеси воды.
Цзайни послушалась, и я выплеснула воду в лицо леди Сарнай, но та все равно не пошевелилась.
Служанки молча подняли ее на кровать.
Глаза принцессы опухли, губы скривились от боли. На ее груди и шее расцветали синяки, а кожа приобрела жутковатый серо-голубой оттенок. Но хужеи страннеевсего была чернильно-фиолетовая россыпь отметин, поднимающихся по ее телу, словно зловеще мерцающие звезды.
Она жива? спросила я.
Я не могла сказать «мертва». Не могла.
Цзайни уклонилась от ответа, закусив губу.
Едва.
Мой живот сжался. У леди Сарнай бился пульс, но только прикоснувшись к ее губам, я заметила слабый намек на то, что она дышит. Казалось, будто она погрузилась в глубокий сон и не может проснуться.
Мне вспомнилось предупреждение Эдана: «Эти платья не предназначены для простых смертных».
Он бы знал, что делать. Но его здесь не было, а я не обладала собственной магией не считая ножниц. Но как они могли помочь леди Сарнай?
Что же делать?
Через час должна была начаться Процессия Даров. Без леди Сарнай свадьбы не будет. Только война.
Позаботьтесь о леди Сарнай, сказала я. Пока она не придет в чувство, я займу ее место на императорской свадьбе.
Служанки повернулись ко мне, их страх сменился тревогой и изумлением.
Я задрала подбородок, показывая свою решимость.
Никому об этом не рассказывайте.
Больше говорить было нечего; они и так все понимали. Наши жизни зависели от их молчания и здоровья леди Сарнай.
Мой взгляд задержался на платье из звезд, растекшемся черной шелковой лужей на полу. Швы были распороты, корсаж порван, слои юбки помялись. Но у меня не было времени приводить его в порядок.
Я взяла платье из солнца и направилась к ширме.
Я молилась всем Девяти Небесам, чтобы это сработало. В ином случае Аланди вернется к войне еще до конца этой ночи.
Глава 4
Больше всего я боялась встречаться лицом к лицу с шаньсэнем. Он не выглядел как человек, которого легко обдурить.
Люди видят только то, что хотят видеть, пробормотала я себе под нос.
Казалось, что с тех пор, как Кетон дал мне этот совет, прошли годы. Только тогда я притворялась им, а не дочерью шаньсэня. Хотя, как бы это ни было иронично, скорее всего наказание за оба проступка одинаковое.
Смерть уже не пугала меня так, как раньше.
Цзюнь и Цзайни припудрили меня, чтобы скрыть веснушки на носу и щеках, и накрасили губы, чтобы они выглядели такими же пухлыми и алыми, как у леди Сарнай. Затем заплели мои волосы в такую тугую косу, что мне было больно даже думать, и закрепили головной убор с дюжиной свисающих рубинов и изумрудов, которые позвякивали при каждом шаге.
В вуали даже не возникло необходимости. Мое платье было настолько ослепительным, что никто не мог смотреть на меня дольше секунды. Должно быть, смех солнца подпитывался моей нервозностью и возбуждением, поскольку прежде платье еще никогда не сияло так ярко. Оно источало свет каждой нитью, пронзая даже тучи снаружи.
Мое прибытие в Зал Гармонии сопровождалось восхищенным бормотанием придворных. Многие прикрывали глаза от моей блистательности; даже император Ханюцзинь не мог смотреть на меня напрямую. Когда мы вместе пошли по залу, от жара сотканного из солнца платья на его лбу выступили капельки пота, нарушая макияж, который скрывал потускневшее великолепие императора.
Он явно был недоволен, но я игнорировала его хмурые взгляды и улыбалась гостям. Лучше всеобщее внимание будет приковано ко мне, а не к Ханюцзиню. Лучше он будет увлечен своей яростью, чем заметит, что с ним императорский портной, а не леди Сарнай, Жемчужина Севера.
Когда мы дошли до передней части зала, Ханюцзинь занял удобное кресло, обитое атласом, а я встала рядом; блеск платья мерк из-за того, как дрожали мои ноги на высоких каблуках.
К нам начали один за другим подходить министры и придворная знать, чтобы вручить свои подарки. Затем наступила очередь послов из каждого уголка мира: Кияты, Самарана, Фреверы, Тамбуских островов и Балара. Нам преподносили сундуки, полные роскошнейших кружев, нефритовых драконов, чьи чешуйки были высечены с такой деликатностью, что казалось, будто их украли у крошечных рыбок, керамику с позолоченными головами быков, раскрашенную вручную лучшими самаранскими ремесленниками, и деревянные резные изделия из земель, о которых я даже не слышала.
Наконец подошел шаньсэнь. Как отцу невесты, ему выпала честь преподносить подарок последним.
Для такого крупного мужчины он двигался очень быстро. Его щеки огрубели от шрамов, седеющая борода загибалась на подбородке, как кончик церемониального кинжала. Вблизи черты его лица выглядели острыми и безжалостными. Высеченными войной.
Император Ханюцзинь, я дарю вам скипетр, изготовленный слепыми монахами с Поющих гор. Он должен нести процветание тому, кто правит Аланди.
Дальше он повернулся ко мне, и его пронзительный взгляд остановился на моем сильно напудренном лице. Платье из солнца засияло ярче от моего учащенного пульса. Шаньсэнь хмыкнул и отвернулся, хоть и не прикрыл глаза.
А тебе, дочь моя, лучшая лучница в Аланди, я дарю этот лук из ясеня, которым ты так хотела орудовать в детстве. Я услышала легчайший намек на гордость в его словах. Из всех моих детей ты единственная, кто мог его натянуть.
Лук был таким большим, что загибающаяся часть почти доставала до моей ступни. Его легкость меня удивила, но я все равно угрюмо поджала губы, когда кивнула в знак признательности. Я знала, что леди Сарнай не питала особого уважения к своему отцу.
На подношении шаньсэня Процессия Даров подходит к концу! объявил главный министр Юн.
Я едва смогла скрыть свое облегчение. Все гости упали на колени и поклонились императору, желая ему «здравствовать десять тысяч лет». Я уже начинала мечтать о том, чтобы никогда больше не слышать и не произносить эту фразу. Затем, наконец, я машинально последовала за императором из зала.
Не думая обо мне, он задал такой темп, что мне приходилось чуть ли не бежать за ним. Я держала голову опущенной и смотрела на золотые плиты, ведущие на улицу, игнорируя лица кланяющихся гостей. Но внезапно сверху раздался ястребиный крик и оторвал мое внимание от пола. Я посмотрела на окна и небо за ними.
Над дворцом парил ястреб, но его перья были серыми, а не черными, и глаза не сияли знакомой желтизной, которая преследовала меня во снах.
«Разумеется, это не Эдан, идиотка! упрекнула я себя. У него больше нет магии, чтобы превращаться».
Когда мы вышли из зала, ястреб по-прежнему летал наверху, задевая крыльями облака. Он следовал за нами, пока император не остановился у ближайшего павильона. Я отчаянно надеялась, что Ханюцзинь отпустит меня, чтобы я могла отдохнуть перед сегодняшним банкетом. От каблуков у меня сильно разболелись ноги.
Но что-то я размечталась.
Хлопнув в ладоши, он подозвал одного из слуг и приказал принести мне подарок шаньсэня.
Тебе наверняка не терпится опробовать новый лук, сказал император. Видишь того ястреба в небе? Я прикажу поварам пожарить его к банкету.
Охотитьсядурной тон, напряженно произнесла я, учитывая, что это день нашей свадьбы.
О, теперь тебя волнуют приличия? Твоими стараниями в этом дворце хватает смертей. Наверняка боги закроют глаза на гибель одной жалкой птицы.