Сражение, которое ты приводишь как пример беспринципности моего народа, происходило задолго до нашего с тобой рождения, почти двести лет назад, прорычал Алатар.
Случись оно сегодня, будто бы твой народ поступил иначе! нахально усмехнулся Репрев, но сам понимал, что заигрывает с огнём, и огонь этот вспыхнул в изумрудно-янтарных глазах Алатара.
Не тебе судить, как поступил бы мой народ! подскочил к Репреву Алатар, отрезав тому путь.
Умерь свой пыл, тигр. Вот заладил: мой народ, мой народкак ни в чём не бывало ответил Репрев, обходя Алатара.
Не обращай на него внимания, Алатар, сказала Агния. У него несносный характер.
Ещё какой! согласился Астра.
Молчал бы лучше, с досадой бросил Репрев. Ты меня знаешь не больше тигра, ну сколько день?
Рядом с тобой день как год, коротко рассмеялся Астра, отчего-то взглянув на Агнию, погружённую в свои мысли.
Репрев только пробубнил себе что-то под нос.
Может, отчасти ты и прав, обратился Алатар к Репреву. Я неправильный бенгардиец. Но на твоём месте я бы благодарил судьбу, что тебе повстречался именно неправильный. Потому что истинный бенгардиец не допустил бы с собой такого обращения. Да что там, я бы даже не заговорил с тобой. Поэтому не советую тебе испытывать моё терпение.
Вот это больше похоже на бенгардийца! с хвалебной язвительностью сказал Репрев, явно оставшись доволен тем, что смог вытащить наружу эту сторону тигра.
А можно спросить про привидений? поинтересовался Умбра у Алатара, и тот кивнул, подобрев мордой. А мы все станем привидениями, ну когда умрём?
Тигр застыл с занесённой лапой и, задрав подбородок и высоко подняв брови, серьёзно посмотрел сначала на Агнию, потом снова на дракончика, с минуту подумал, только потом ответил:
Нет, это распространённое заблуждение. Чтобы стать привидением, нужно ещё при жизни иметь волевой характер, стремление, быть одарённым, быть своего рода творцомписать стихи, картины, музыку. И не стоит забывать, что бестелесный дух на то и дух, что онэто совсем не душа, покинувшая тело, нет, это лишь её тень, оболочка, остаточное явление вроде
Вроде реликтового излучения! подхватил Астра.
Можно и так сказать, кашлянул Алатар. Но я хотел сравнить с яичным белком, отделённым от желтка, а твоё сравнениевполне себе неплохое.
Если я буду придумывать стишки, то потом смогу стать привидением и корчить всем рожи у них за спинами? спросил Умбра с притаившейся радостью.
Сможешь, конечно, сможешь! рассмеялся Алатар. Только это должны быть, ну, добротные такие стихи.
А, ну тогда никем я не станурасстроился Умбра.
Знаешь, обратился к Умбре Астра. Я тоже вряд ли стану призраком, но был бы не прочь им стать хотя бы на денёк. Я бы тогда бродил по всей земле, ни о чём не тревожась, не страшась ни холода, ни разбойников, ни случаевни счастливых, ни несчастных. Побывал бы там, где нельзя и можно. Попал бы туда, куда закрыта дорога обычному кинокефалу. Узнал бы, что же там на самом деле творится за ширмой базы отряда доктора Цингулона. А ещё хотелось бы увидеть, что там, в самой глубокой точке океана, прикоснуться к солнцу, погулять по неизведанным планетам
Астра, обратился вразумительным тоном к нему Репрев, прервав, тебе что, Коридора мало? Что ж, мечты сбываются. Сдаётся мне, став привидением, ты и тогда не дашь никому покоя. И что же ты там собрался найти, за ширмой базы отряда доктора? спросил он насмешливо.
Смейся сколько хочешь. Я всего лишь поделился своими мыслями, обиделся Астра.
Искатели шли по холмистому плато, шли долго и не видели ничего, кроме бесконечных лугов однотонной, высокой, по колено, травы, от которой уставал взгляд и клонило в дрёму. Лишь кое-где белели неаккуратные брызги болиголова, тысячелистника и пастушьей сумки да фиолетовыми огоньками зажигалась крапива. Росинкичистые каменьяскатывались, дробясь, с выгнутых стрел травы на одеждуодежда промокала, словно под дождём, тяжелела и тянула к земле. Жутко хотелось снять с себя всё, выжать и высушить.
Когда искатели взобрались на утёс, между редеющими рядками краснолицых сосен им открылась захватывающая дух картина: в невосходимой высоте беззастенчиво обнажались алые, как сосцы, горы; перед горной грядой пылал пожаром золотой дворец. Пылко приобняв сосенку и повиснув на ней, как бы падая спиной назад, окрылённый, с широко открытыми ясными глазами, Астра подбежал почти к самому краю утёса. Ветер бродил в шерсти, насвистывал в ухо наговоры. К Астре поспешил присоединиться УмбраАгния отпустила его, но каждый шаг провожала беспокойным взглядом.
Будь я ласточкой, так бы и полетел, подставив лицо ветру и закрыв глаза, мечтал Астра; он расправил руки и крутил ими, правил, как крыльями, словно взаправду летал, словно взаправду бесстрашно скользил в обрыв, бесстрашно, потому что знал, что в нём жила дарованная артифексом сила полёта, которая не даст ему разбиться, которая снова поднимет его в небеса.
А почему ласточкой? спросил Умбра.
У нас они вили на балконе гнёзда. Ласточки так пронзительно пищат Если бы меня спросили, как выглядит воляя бы ответил: послушайте, как кричат ласточки, и вы всё поймёте. Но я бы не отказался быть и колючкой. Каждое утро в тишине встречать с этого утёса рассвет, вечеромзакат, лишь бы никто меня не срубил и не отнял этой красоты. А вообще, сбросить бы тесную грубую кору и острые шипы, заплестись бы обратно в семечко и подслушивать, сидя в земле, как звучит мир.
Ласточкой быть веселее, не согласился Умбра.
Может быть, Умбра. Может быть, с печальной улыбкой ответил Астра, и тут он увидел, как дракончик тянется варежкой к цветку с пушистыми, как кошачья лапа, серебристыми лепесткамиблагородной красоты и тихой нежности цветок пах прохладной свежестью. Присев напротив, Астра спросил:
Хочешь сорвать?
Да, хочу подарить Агнии, смущённо ответил он Астре на ушко, и дальше они отчего-то переговаривались вполголоса: Цветочеккак с луны, красивый, и мама тоже красивая.
Хм, как с луны, говоришь Возможно, они даже родственны, близкилуна с этим горным цветком. Есть в нашем мире такая красота, которой стоит касаться одним лишь взглядом. Её смеют любить одновременно и никто, и каждый. Но зачем же сразу срывать эту красоту?
Но их же тут целая полянка! Что будет, если я сорву один? не понимал Умбра.
Ты можешь показать цветок Агнии и даже посвятить ей целую цветущую поляну!
Как этопосвятить? спросил Умбра, положив в рот палец.
А вот так, скажи нашей Агнии: я посвящаю тебе эту поляну, дорогая моя Агния! пропел Астра, обратив на себя внимание остальных. Посвящают же кому-то звёзды. Хотя кто-нибудь спрашивал у звёзд, нужно ли им, чтобы их кому-то посвящали.
На самом деле, засмеялась Агния, я не люблю цветыте, что из цветочных лавок. Но мне приятно, мальчики, что в мою честь назвали целую поляну, как их там, забыла, как цветок называется
Эдельвейс, подсказал Алатар, наклонив морду, и с замутнённым от печали взглядом разглядывал эдельвейсы. У меня с ними своя история. Каждое утро я приходил сюда и выкапывал цветок, старался не повредить корни, поэтому выкапывал с запасомбольшой такой ком земли, вся морда была в грязи! И сажал эдельвейсы у окна хижины, в которой жила моя любовь. Проснувшись, она знала, что выглянет в окошко и увидит новый цветок. Я дал ей слово, что по всей Бенгардии будут цвести эдельвейсы. Иногда Санджана просыпалась раньше моего прихода, и тогда мы сажали их вместе, но приятнее всего было делать это одному, пока она спит.
Когда Алатар закончил, у всех сердца словно бросили в солёное море, выловили и снова поместили в грудь.
Ну ты и романтик! захохотал Репрев. Никогда бы не подумал, что такой здоровяк, как ты, будет таким романтиком.
У нас, у бенгардийских тигров, горячая кровь, улыбнулся Алатар, последний раз взглянув на цветок эдельвейса. Пойдёмте, не будем задерживаться.
Искатели спустились в заросли ольхи, где по рубчатой листве ниспадал просеянный свет.
Что у тебя сейчас в душе, Алатар? спросил тигра Астра, поравнявшись с ним.
О чём ты, Астра?
Ну, мы так близко к твоему дому. Сколько ты уже не был в Бенгардии? Два года прошло с той бойни. Что ты чувствуешь?