Прощайтесь, коротко бросил он и направился в холл.
Вероника поднялась. Непонятное чувство разлилось по телу, и даже немного заныло сердце. Она подошла к Эстель, неподвижно сидящей на стуле с прямой спиной, и обняла её за шею.
Мама, мамочка! прошептала Вероника. Я обязательно буду писать. А если Уильям не разрешит тебе читать почту даже от меня, то я сама приеду и всё расскажу.
Слова «почта» и «приеду» звучали так сладко!
Эстель развернулась к дочери и взяла её за плечи.
Послушай меня, сказала она срывающимся голосом, я написала кое-какое письмо и хочу, чтобы ты его отослала. Это важно. Здесь у меня нет шанса, но ты сможешь И ответ, если он будет придёт тебе. Сделаешь это для меня?
Вероника кивнула.
Надеюсь, я разберусь, как это делать. А кому оно?
Людям из моего прошлого. Мне важно знать Ты не представляешь, Ника, насколько важно!
Эстель не могла больше сдерживаться: резко отодвинула стул и отошла к окну, кусая губы. Она живо вспомнила тот день, когда отдала Альфе Камиле свою настоящую дочь. Сколько ни умоляла Эстель, Альфа отказалась сообщить королеве, в какой семье нашла приют девочка, но Аврора, сочувствуя Эстель, всё же оставила ей адрес в Поверхностном мире. Эстель заучила его наизусть. И вот он, шанс Ей нужно было увидеть свою дочьхотя бы одну фотографию. Узнать, как её зовут и всё ли у неё хорошо. Что, если она несчастна? И наоборот, что, если она счастливасчастлива без неё? Эстель жаждала ответов и в то же время боялась их.
Это тайна, Ника. Я прошу тебя, никому не говори! сказала Эстель.
Даже Уильям?..
Ничего не знает.
Вероника молчала, растерянно стоя посреди комнаты и не понимая, что делать дальше. Она не так представляла себе прощание с матерью.
Кому это письмо? повторила вопрос Вероника.
Я не могу тебе сказать, это опасно. Эстель вернулась к дочери и порывисто обняла её.
Ты уверена, что это действительно необходимо, в таком случае? осторожно спросила Вероника.
Да. У меня болит сердце. Все эти годы мы сидели взаперти, и я думала, что смирилась, но если я буду знать, что у меня была возможность, а я ею не воспользовалась, это меня уничтожит
Поглаживая Веронику по голове одной рукой, другой Эстель быстро вытащила из кармана склеенные листки бумаги и сунула их под кофту Вероники.
Вдруг они следят за нами, прошептала она.
Тревога матери передалась Веронике, и девочке стало казаться, что сейчас войдёт господин Холланд, или охрана, или сам Роттер, и уличат их в нарушении дисциплины. Но никто не вошёл. Мама отстранилась, и Вероника поправила постоянно спадавшую с плеча сумку, которую Уильям подарил ей по случаю отъезда. Прежде она никогда не нуждалась в сумкеи это тоже было непривычно и волнительно.
Эстель расцеловала её в обе щеки и улыбнулась, смахивая слёзы.
Всё будет хорошо, Ника. Я рада за тебя.
Смирно!
Охрана застыла по команде Холланда: полдюжины широкоплечих мужчин в полной экипировке. Роттер не смог сдержать улыбки. Сам он приехал в Алилут с одним-единственным телохранителемдевчонка едва ли представляла для него большую опасность. Но охраной на месте занимался Уильям, и он, как всегда, буква в букву соблюдал протокол.
Вольно.
Как ты их выдрессировал, Уильям, протянул Роттер. Чудесно, чудесно. Новая форма отлично смотрится.
Он подошёл к одному из охранников и пощупал синий жилет.
И ткань такая качественная. Местное производство?
Так точно, командир.
Очень достойно, да
Прикажете привести девочку? спросил Холланд.
Роттер скривился.
Ну что ты сразу о деле. Я же хотел просто побеседовать. Погляди, какая шикарная погода у вас тут на юге! Ты заработался, Уильям. Или, можетРоттер ухмыльнулся, тебе просто не терпится остаться наедине с невестой?
Сморщенное лицо Холланда дрогнуло, но он не ответил на шутку. Возможно, его остановила мысль о любимой Эстель, отдающей своего ребёнка на заклание и даже не подозревающей об этом. Интересно, что он ей наплёл?
Хорошо, пускай выходит.
Роттер нечасто навещал Алилут. Атмосфера города его раздражала, да и путь был неблизкий. Он давно уже собирался как следует взяться за этот округ и навести порядок, но, как это бывает, то одно, то другоеруки не доходили. Веронику он не видел уже несколько лет, пять или шесть, он точно не помнил. С тех пор девочка заметно повзрослела, но красотки из неё не вышло. Жидкие белобрысые волосы, неопределённого цвета глаза, вечно страдальческое выражение лицав ней не было ничего особенного, никакой изюминки. Если бы не её проклятая кровь
Вероника, дорогая, произнёс он, протягивая ей навстречу руки в красных перчатках, как жизнь молодая?
«Он совсем не изменился, подумала Вероника, осторожно спускаясь по крутым ступеням к подъездной дорожке. И какое ему дело до моей жизни?» Но она знала, что не следует злить предводителя, от которого эта жизнь зависела. В конце концов, в этот раз он приехал с добрыми намерениями.
Поэтому, оказавшись перед Роттером, девочка вежливо поклонилась, как можно незаметнее вытерла вспотевшие от волнения ладони о штаны и ответила, что у неё всё в порядке.
Рада, что вы посетили нас, господин Роттер, поспешно добавила она, чтобы не показаться невежливой.
Ты попрощалась со своей мамой?
Вероника кивнула, спиной чувствуя, что мать смотрит на неё сквозь окно в прихожей, где Холланд строго настрого приказал ей оставаться.
Удачи, Вероника. Холланд обнял её так крепко, что девочка растерялась. С чего вдруг столько нежности? Уильям был приветлив с ней, но только и всего; по большей части ему не было до неё никакого дела.
Она обернулась, в последний раз окинула взглядом свой дом и тюрьму и уже открыла было дверь автомобиля, как вдруг раздался голос Роттера:
Нет, нет, стой. Охрана! Обыщите её.
Сердце Вероники забилось быстрее, она попыталась скрыться в салоне, но охранники не пустили её, без лишних слов крепко схватили за запястья и отобрали сумку.
Зачем это? крикнула девочка. Там же только мои ручки и книжки.
Так чего переживаешь? пожал плечами один из мужчин. Сейчас глянем на твои книжки, и готово.
Они бесцеремонно вытряхнули из сумки несколько книг, коробку карандашей, портрет Эстель, чистую тетрадку и исписанный блокнот.
Это что? спросил охранник.
Стихи, прошептала девочка.
Конфисковать, приказал Роттер. Никаких стихов. Дай-ка мне.
Вероника с ненавистью уставилась на красные перчатки, перелистывающие страницы. Если бы он сейчас начал читать её стихи вслух, она бы точно разрыдалась. Но Роттер быстро захлопнул блокнот и отшвырнул его в сторону.
Повернись, сказал охранник, и Вероника, сжав зубы, послушно крутанулась на месте.
Всё в порядке, командир. Прикажете отправляться?
Самое время, кивнул Роттер. Мгновенно забыв о Веронике, он обратился к Холланду и заговорил с ним вполголоса. Вместе они направились в сторону другого автомобиля, гораздо роскошнее того, в котором Веронике предстояло ехать на север.
Она быстро успокоилась после короткого досмотра. Неважно, сколько унижений ей пришлось вынести до этого момента, главноетеперь она свободна! Свободна впервые за всю свою жизнь. Свободна ходить, где хочет, и говорить, с кем захочет, и делать, что в голову взбредёт. Всё, как она пожелает! Надо только не забыть отправить мамино письмо
Вероника сидела на заднем сиденье, восторженно глядела сквозь тонированное стекло на пейзажи за окном и не могла перестать улыбаться. Так, с улыбкой на губах, она и заснула.
День был душный и воздух тяжёлый, плотный, словно перед грозой. Работать было трудно. Мари набрала уже полную корзину лиавер и теперь приступала ко второй. Задержав в руке очередной цветок, она невольно залюбовалась. Мари не раз слышала, что после лиавер все прочие цветы, какими бы красивыми они ни были, кажутся блёклыми и невзрачными. Раньше она не верила в эти слухи, распускаемые теми, кто, очевидно, просто хотел похвастаться наличием допуска к цветам пятого класса. Но теперь она их понимала.