Лита сильно сжала локоть Нэя. Монах нашел нужный ключ, и они покинули баптистерий.
«Ни одно живое существо, утверждали манускрипты, не может переступить границу, не прервав своего существования».
Да, он слышал о магии Воскрешения. Вот только верил ли в нее?
Дело не в магии, сказал монах. Нэй впился взглядом в капюшон: монах прочитал его мысли? Да, кое-кто из нас владеет ею, как владеешь ты. Но путь в Чревоэто не магия, а Преображение. Воля Творца. Творец желает каждому нового рождения. Его спасательный призыв звучит постоянно, но слышишь его не сразу. Для жизни нужно времяи для смерти тоже.
Ты про искупление?
Я про забвение. Чтобы всплыть, надо погрузиться. Но этого мало. Без Чрева душа возродится пустой.
Чрева Кита, полагаю?
Чрева того, кто знает Реку. Кто был внизу и вверху.
Нэй остановился.
Кто ты?
Ты знаешь.
Монах тоже остановился, повернулся и скинул капюшон.
На долю секунду Нэй увидел сразу две картинки, связанные с реальностью лишь этим капюшоном.
Увидел лицо своего учителяУильяма Близнеца.
Увидел черную пустоту.
Капюшон опал на плечи монаха.
Круглое отечное лицо. Приплюснутый нос. Мясистые губы. Нэй не знал этого человека. Или Что-то знакомое мелькнуло в маленьких крабьих глазкахстарое, алчное, уставшеев придонной глубине.
Кто ты? повторил Нэй, положив руку на эфес шпаги.
Монах улыбнулся.
Мантия на его животе оттопырилась. Будто из кишок служителя выбралась крошечная беспалая рука. Дернулась в одну сторону, в другуюмахала Нэю. Рванула вверх. Лита взвизгнула.
Из-за ворота выглянула заостренная мордочка. Крыса шевельнула усами.
Наст? выдохнул Нэй. Элфи Наст?
Элфи Наст, четырнадцатый колдун Полиса. Сожженный за измену предатель.
Монах погладил крысу по голове.
Не скрою, немного обидно быть узнанным таким образом, но при сложившихся обстоятельствах
Он развернулся и засеменил короткими ножками. Нэй и Лита пошли следом. Поднялись по винтовой лестнице. Монах отпер дверь.
Маленькие окошки в широких стенах. Глухие арки. Свод в виде плавника. Тонкое кружево декора. Двойной ряд колонн делил помещение на три части.
Здесь очень красиво, сказал монах. Если бы вы видели
Что, по-твоему, мы делаем?
Стоите на крыльце, снаружи. Всякий, не способный понять замысел Творца, не допускается внутрь. Не может переступить границу.
Нэй промолчал. Они миновали треугольный алтарь, на котором лежали два трупа. Мертвые лучники.
Отречение от тела есть отречение от смерти. Только так можно проникнуть в Чрево, захлебнуться временем. Только так можно вернуться.
Нэй усмехнулся.
Что для этого надо сделать? Убить себя?
За гранью много ответов, уклончиво сказал монах.
Тогда ты знаешь, зачем я здесь?
Монах кивнул.
Я говорил с Уильямом. Он хочет вернуться.
Ты нашел его тело?
Увы. Его съели рыбы.
Тогда как?
Есть другой способ. В одной из книг, что мы нашли
Скопировали, поправил Нэй.
Скопировали, согласился монах. Идем. Я покажу.
Последняя дверь вела на улицу.
Нэй задохнулся от смрада. В канале, перекрытом плотинами и осушенном, гнили рыбьи внутренности тысячи фунтов рыбьих нет, не
Нэй не сильно лукавил, когда говорил, что кракену будет тесновато на затопленных улочках Мокрого мира. Мертвый моллюск, на которого он смотрел, с трудом помещался в широком желобе, черном от тины и дерьма.
Это купель, сказал монах, словно его кто-то спрашивал. Словно это могло быть чем-то еще, кроме зловонной выгребной ямы. В ней можно примерить новое тело.
Монах похлопал себя по сальным бокам.
Нэй смотрел на кракена. Серые щупальца вытянулись вдоль канала, переплелись; повсюду виднелись крючки и присоски с хитиновыми кольцами. Выкаченные глаза размером с колесо водяной мельницы были подернуты белой пленкой. Бесформенное желеобразное туловище светилось отравленным светом, и где-то под этой массой скрывался острый птичий клюв.
Новое тело сказал Нэй. Как сделал ты?
Значило ли это, что он поверил, будто перед ним Элфи Наст?
Да, ответил монах. Но мой путь был более трудным. Я родился в кракене. Там было много тел. Люди с большого парохода из далекого мира. Это я привел сюда кракена, я съел его сердца, я возродил церковь.
Вонь была столь ужасной, что Нэй закупорил ноздри третьим заклинанием. Бегло обернулся: Лита прятала нос в ладони, стоя на краю террасы.
Уильям
Он готов, сказал монах. Он ждет.
Но для этого нужен чей-то труп.
Монах развел короткими ручками.
Свободных тел нет. Братья не покидают Чрево.
Тогда Нэй запнулся.
Монах смотрел на него и улыбался уголками рта. Показалось или глаза монаха на секунду скользнули вправо, за спину Нэя?
По хребту колдуна ползла огромная ледяная капля.
Верил он или нет, самое время было проверить.
Нэй стоял неподвижно, смотрел сквозь монаха.
«Кумир мальчишек, подумал он. Защитник Полиса».
Чувствовал, как дрожит Вийон.
«Прости, учитель. Другого тела нет. На безрыбье»
Нэй развернулся и выстрелил в Литу.
* * *
Казалось, туман все еще облекал в зримую форму место, где секунду назад стояла Лита, ластился невесомыми жгутиками к пустоте, образованной выстрелом. Свинец выбил девушку за край платформы. Так праздные повесы Полиса сбивали шаром деревянных рыб, играя в биллбол.
Монах одарил Нэя аплодисментами. Его пухлые ладони, соприкасаясь, давили мух. Насекомые вылезали из рукавов сутаны, роились у хищного лица.
Отточенным движением Нэй сунул дымящийся пистолет в кобуру.
Насекомые жалили и пищали, словно стеная по невинноубиенной.
Из канувшего в небытие прошлого сформировалась другая, заваленная трупами церковь и сухопарая фигура Уильяма Близнеца.
Учитель говорил:
Возвратившиеся оттуда приходят не сами. Есть порог, и тьма за порогом, она выжидает. Когда кто-то выбирается из Чрева через приоткрытый Лаз, следом устремляются гости, опасные, голодные
Молодой Нэй представлял хулиганистых детишек Полиса, что любят цепляться за прогулочные лодки, катаясь на закорках по внутренним каналам Сухого Города. Так к лодке-душе цепляется незваный попутчик
Сегодняшний Нэй видел, как почернели глазки монаха: там заклубился мрак, созревший в утробе моллюска. Нижняя губа сползла, оголяя стесанные зубы, задергались алчно ноздри. Элфи Наст был дурным человеком, плетущим интриги, чтобы свергнуть милорда и заполучить власть. Но в тучной, перебирающей пухлыми пальцами оболочке содержалось нечто гораздо худшее, чем Элфи.
Я недооценивал тебя, признался монах, я считал, в своих скитаниях по Мокрому миру ты растерял величие Избранности и почти уподобился плебеям.
Что ж, произнес Нэй, сосредоточенно плетущий три нити, даже у плебеев есть чему поучиться.
С нейвсё?
Обижаешь, осклабился Нэй.
О, я не подвергаю сомнению твою меткость, медово улыбнулся монах. Но дернул бровью, и крыса скатилась на пол, посеменила к краю платформы. Лысый хвост извивался червем.
Нэй наклонился, всматриваясь во мглу. Туда же зыркал фамильяр Наста.
Лита лежала на покрывале тумана, в болотных испарениях и слизивеки опущены, губы сомкнуты. Красивое лицо белело в гнезде рассыпавшихся локонов. Медальон с Человекомышью прилип к скуле. Древний бог не защитил девку от пули. В груди зияла рана с обожженным контуром. Прямо в сердце.
Нэй не чувствовал ни раскаяния, ни жалости. Он думал о коченеющей плоти и свернувшейся крови, об увядших цветах. Аурой смерти он лакировал Литу. Крыса Наста, словно сомневаясь, принюхивалась. Под сюртуком Вийон вытянулся струной, и хотелось отпустить одну из нитей и прислушаться к духу но Нэй не мог.
В ушах стучала кровь.
Помести ее в кракена, велел Элфи. После казни четырнадцатого колдуна именовали не иначе как Презренный. И теперь он командовал Георгом Нэем.
Чтобы заглушить смрад от разбухшей туши, Нэй использовал спрыснутый духами носовой платок. Ловко приземлился на замшелые камни. Ощущая затылком взор духа-крысы, опустился на колени возле Литы. Так, прикрывая собой тело, он был волен оставить заклятие-мираж, и страшная рана исчезла с едва заметно вздымающейся груди девицы. Не осталось ни капли крови. Кровь была на виске рыбацкой дочери, там, где пуля чиркнула, опалив кожу.