А где мальчик? спросила надзирательница. Кива посмотрела на нее недоуменно, и та разъяснила: Рыжеволосый, заикается еще. Который тебе помогает она обвела рукой в перчатке комнату, вот с этим всем.
Типп? догадалась Кива. Его на зиму на кухни послали. Там руки нужнее.
По правде говоря, учитывая недавнюю вспышку тоннельной лихорадки, Киве бы не помешала помощь Типпа с карантинными пациентами. Тем более что двое заключенных, работавших вместе с ней в лазарете, слишком переживали за свое здоровье и старались держаться от больных подальше. Из-за них Кива была настолько загружена работой, что все время, не считая нескольких скудных часов сна, проводила в лазарете, единолично ухаживая за бесчисленными заключенными Залиндова. Даже зимой, когда новых узников практически не поступало, работа была не из легких. А с приходом весны вдобавок к постоянным недугам пациентов ей придется в одиночку выреза́ть на руках одну за другой метки Залиндова. Но по крайней мере к ней вернется Типп, а с ним Киве станет полегче, пусть даже вся его помощь и заключалась в перестилании кроватей да поддержании чистоты в этой заведомо нестерильной среде.
Однако сейчас у Кивы помощников не было. Она работала совсем одна.
Надзирательница с янтарными глазами, похоже, всерьез задумалась над словами Кивы, оглядывая помещение. Ее взгляду предстали полуобнаженный мужчина с грязным лицом и ужасными синяками, два мертвеца и полное ведро грязной воды.
Жди здесь, наконец приказала она.
И вышла из лазарета.
Глава третья
Кива не смела двинуться с места, пока несколько минут спустя надзирательница не вернулась. С собой она привела мальчика. Как только тот увидел Киву, его забрызганное веснушками лицо просветлело, и он расплылся в широкой щербатой улыбке.
С ярко-рыжими волосами и огромными синими глазами Типп напоминал горящую свечку. Он и по характеру походил на свечу: чуть ли не пылал от переполнявших его эмоций. Ему было всего одиннадцать, и казалось, ничто в этом мире не могло его расстроить. Неважно, сколько насмешек и невзгод обрушивалось на него каждый денькуда бы Типп ни пошел, он всегда носил внутри свет, всегда находил доброе слово или ласковый жест для нуждающихся. Даже с надзирателями он был приветлив, хотя те нередко вели себя с ним грубо и нетерпеливо.
Кива никогда не встречала никого похожего на Типпа, тем более в Залиндове.
К-К-Кива! Типп бросился к ней. На мгновение Киве показалось, что мальчик собирается ее обнятькак будто они несколько лет не виделись, хотя встречались всего пару дней назадно в последнюю секунду он передумал, увидев, как скованно Кива держится. Я н-не знал, зачем Наари меня сюда в-в-ведет! Я за-за-за Типп поморщился и решил попробовать другое слово: Я и-испугался.
Кива взглянула на надзирательницу. Ее даже не удивляло, что дружелюбный Типп знал ее имя. Наари. Зато теперь Киве не придется больше называть ее про себя янтарноглазой женщиной.
Лекарю нужна помощь, мальчик, скучающим голосом отозвалась Наари. Принеси ей свежей воды.
Сейчас! охотно воскликнул угловатый мальчишка и кинулся к бадье. На мгновенье Кива испугалась, что грязная вода с кровью окажется на полу лазарета, но не успела она попросить Типпа быть осторожнее, как тот уже исчез со своей ношей за дверью.
В комнате повисла неловкая тишина, пока в конце концов Кива не откашлялась и не пробормотала:
Спасибо. В смысле, за то, что привели Типпа.
НадзирательницаНаарикоротко кивнула.
И за помощь той ночью, тихо добавила Кива. Она не взглянула на свежие ожоги на руке, не стала упоминать, что развлечься с ней решили именно надзиратели.
Это был не первый раз.
И даже не худший.
Но она все равно была благодарна, что тюремщица вмешалась.
Наари снова кивнула, и по ее отрывистому движению Кива сообразила, что лучше не продолжать. Но вот что странно: теперь, когда Кива знала имя надзирательницы, она не чувствовала прежней тревоги, прежнего страха.
«Осторожно, мышонок».
Кива не нуждалась в отголосках отцовских предупреждений. В руках Наари покоилась власть над жизнью и смертьюжизнью и смерти Кивы. Она была надзирательницей Залиндова, настоящим оружием, смертью во плоти.
Мысленно пнув себя, Кива вернулась к выжившему мужчине и нащупала его пульс. Все еще слабый, но уже лучше, чем прежде.
От колодца Типп вернулся почти мгновенно, таща деревянную бадью, до краев наполненную свежей и чистой водой.
Когда Кива начала бережно отмывать лицо живого мужчины, Типп указал на двух мертвецов.
А с ними ч-что случилось?
Я не уверена. Кива кинула быстрый взгляд на Наари, чтобы понять, как та отреагирует на их разговор. Надзирательница выглядела безучастной, поэтому Кива продолжила: Но вот этот был весь покрыт их кровью.
Типп задумчиво вгляделся в мужчину.
Думаешь, это он с-сделал?
Кива сполоснула тряпку и вернулась к слоям грязи.
А какая разница? Кто-то думает, что он что-то сделал, иначе бы он здесь не оказался.
Х-хорошая вышла бы история.
Типп кинулся к деревянному лабораторному столу со шкафом и принялся собирать вещи, которые потом понадобятся Киве. При виде его заботы она просветлела, но прежде чем Типп обернулся, Кива напустила на себя безразличие.
В Залиндове опасно к кому-либо привязываться. Чем сильнее ты к кому-то привязываешься, тем больнее потом будет.
Уверена, у тебя бы история вышла хорошей, даже если на самом деле она не очень. Кива наконец-то перешла к волосам мужчины.
Мама г-говорила, что когда-нибудь я стану б-б-бардом, улыбнулся Типп.
Тряпка дрогнула в руках Кивы, сердце стиснула боль: она впервые за три года вспомнила мать Типпа, Инеке. Ту обвинили в краже драгоценностей у аристократки и отправили в Залиндов, а восьмилетний Типп никак не хотел отпускать ее юбки, так что его кинули в фургон вместе с матерью. Шесть месяцев спустя Инеке порезалась во время работы на бойне, но надзиратели не отпускали ее в лазарет, пока не стало слишком поздно. Инфекция уже добралась до сердца, и через несколько дней Инеке умерла.
В ту ночь Кива долго прижимала Типпа к себе, пока он тихими слезами заливал ей одежду.
На следующий день этот маленький мальчик с красными глазами и опухшим от слез лицом произнес только шесть слов: «Она бы х-хотела, чтобы я жил».
И он жил. Всем своим естеством Типп жил.
Кива ни разу не сомневалась, что он будет жить и дальшегде-нибудь за стенами Залиндова. Когда-нибудь.
Мечтают только глупцы. И Кива была глупейшей из них.
Снова повернувшись к мужчине перед ней, Кива медленно распутала его грязные волосы. Они оказались не слишком длинными, что значительно облегчало дело, и при этом не слишком короткими. Кива внимательно их осмотрела, размышляя, стоит ли их сбривать. Но на голове у мужчины не было ни следа паразитов, и когда Кива смыла кровь и грязь, а волосы начали подсыхать, стало видно, что они насыщенно золотого цветагде-то между русым и каштановыми на ощупь как шелк.
Здоровые волосы, здоровое тело. И то, и другое у новых заключенных встречалось редко.
Кива снова задалась вопросом, какую жизнь вел этот мужчина и как эта жизнь довела его до такого.
Ты же н-не упадешь в обморок? Типп вылез у Кивы из-под локтя с костяной иглой и мотком кетгута в руке.
Что?
Типп кивком указал на мужчину.
В обморок. Из-за того, к-как он выглядит.
Кива нахмурилась.
Как он Ее взгляд метнулся к его лицу, и впервые за день она обратила внимание на его внешность. О. Кива нахмурилась еще сильнее и ответила: Нет, конечно, не упаду.
Губы Типпа дрогнули.
Даже если и уп-п-падешь, ничего страшного. Я тебя поймаю.
Пронзив его взглядом, Кива уже собиралась было ответить, но не успела она и слова сказать, как рядом с ними бесшумно возникла Наари.
Кива не сдержала тихого писка от неожиданности, но надзирательница не отрывала взгляда от мужчины на металлической кушетке.
Нет, не мужчины. Теперь, когда Кива отмыла его от грязи и крови, она увидела, что он еще не взрослый. Но уже и не мальчик. Ему было, может быть, лет восемнадцать или девятнадцатьвыглядел он примерно на год-два старше Кивы.