Возможно. Но в чём я не сомневаюсь, так это в том, что астрологи с ума сойдут от изумления. Помолчал и добавил: Не бортовые, конечно, а те, которые занимаются астрологией как наукой.
Потому что бортовые астрологи, перемещающие цеппели через Пустоту, и так считались сумасшедшими.
Теперь я понимаю, почему ты любишь путешествовать.
Пустота умеет удивлять, повторил дер Даген Тур. Он мягко взял жену за руку и посмотрел в глаза: Я очень испугался сегодня.
Кира промолчала. Но взгляд не отвела.
Дважды испугался, продолжил Помпилио. Первый когда ты направила паровинг в «окно» перехода.
Ты в него вошёл, коротко ответила рыжая.
Я должен был так поступить, сказал дер Даген Тур.
И я.
Ты сильно рисковала.
Мерса проходил на паровинге через чужое «окно». Но никто не делал этого на цеппеле. Так что ты рисковал сильнее.
Я должен был так поступить.
Я твоя жена, Помпилио, и я пойду за тобой куда угодно: в «окно», на войну, на бал, в театр, твёрдо произнесла Кира. Я всегда буду рядом. Где угодно. Против кого угодно. Я буду рядом. Она помолчала и закончила: Ты знал, на что шёл, когда женился на мне.
По-другому и не нужно, не менее твёрдо ответил дер Даген Тур. Но я всегда буду за тебя бояться.
А я за тебя. Она на мгновение прижалась к мужу, затем отстранилась и прищурилась: А теперь скажи: ты вытащишь нас отсюда?
Разумеется.
Иного ответа я не ожидала.
* * *
Это был разгром и позор.
Но цеппель, даже гигантский катамаран с его уникальной машиной, можно восстановить или построить новый Ведь цеппели гибли не только в бою, но и ломались во время ураганов, врезались в горы из-за неумелого управления, да, в конце концов, их можно было потерять в Знаках во время простейшего перехода через Пустоту. Потеря цеппеля естественна, а вот как пережить унизительное поражение, не знал никто. Поражение в бою, который должен был стать пустой формальностью. В бою, исход которого ни у кого не вызывал сомнений. В бою, в котором три корабля: один военный и два плохо вооружённых рейдера, вдребезги разнесли пусть и небольшую, но отлично подготовленную эскадру, прибывшую даже не побеждать, а прихлопнуть наглецов, осмелившихся заявиться на Мартину. Два лёгких крейсера, доминатор и катамаран последовательно легли на землю, а заодно указали лингийцам путь на Близняшку.
Разгром и позор.
И приблизительно понятно, как к ним отнесётся Канцлер.
Но об этом старались не думать. То есть все, разумеется, держали предстоящий «разбор полётов» в уме, внутренне дёргались, прятали в карманы дрожащие руки, нервно шутили, слишком громко говорили, замирали от предчувствия неприятностей, но сейчас старательно, с подчёркнутым вниманием занимались текущими делами.
Что там? спросил Магистр. Лингийцы улетели?
Разведчики ещё не вернулись.
Не слышу!
Я скажу, когда станет ясно, грубовато отрезал Капитан.
Третий улыбнулся. Не обозначил улыбку, как привык, а именно улыбнулся во весь рот, поскольку его всё равно никто не мог увидеть.
Старшие офицеры Мартинской эскадры Магистр, Капитан и Третий перебрались в бронированную капсулу после того, как гигантский катамаран, краса и гордость урийского воздушного флота, позорно рухнул на безжизненную поверхность Близняшки. Вскоре отключилось электричество, и следующий час им пришлось провести в полной темноте. И это обстоятельство изрядно смущало Магистра, раздражало Капитана, а Третьему позволяло не следить за мимикой, реагируя на высказывания толстяка так, как ему хотелось, а не как «правильно».
Связь с окружающим миром они поддерживали через проведённую в соседнее помещение переговорную трубу в нём находились телохранители, и десять минут назад Капитан распорядился выслать разведчика.
А вдруг его убили лингийцы? продолжил расспросы Магистр.
Продолжил прежним, тонким голосом, который совсем не вязался с его массивной внешностью. Магистр был невероятно, а главное очень неприятно толст: одутловатое лицо, жирные щёки, толстый нос и складки, повсюду складки Он был толст настолько, что с трудом стоял и двигался, поэтому, как правило, пребывал в креслах, а когда требовалось пройти больше сотни шагов, как правило делал их с помощью телохранителей. А вот одевался он так, как привык давным-давно, когда мог похвастаться другим сложением: кожаный плащ, полувоенный пиджак с воротником-стойкой, галифе и сапоги до колен. И очки с наглухо затемнёнными стёклами. Всё чёрное. Ярко-чёрное. На том Магистре, который был быстрым волком, форма сидела идеально, а получившийся образ вызывал страх. Сейчас же он казался пародией на самого себя.
И от знаменитой храбрости мало что осталось.
Что будем делать, если лингийцы взяли разведчика?
Отправим следующего, буркнул Капитан.
А вдруг они его поймали, допросили, узнали, где мы прячемся, и сейчас идут к нам?
Говорить о том, что вскрыть бронированную капсулу можно лишь за пять-шесть часов изрядной возни, Капитан не стал. Промолчал. И слово взял Третий.
Полагаю, лингийцы уже улетели, мягко произнёс он. Вряд ли они стали дожидаться спасательного отряда.
То есть мы можем выходить?
Давай дождёмся возвращения разведчика.
А если он не вернётся?
Капитан, кажется, выругался ни Магистр, ни Третий не разобрали слов в его невнятном бормотании. А затем снаружи постучали, и Капитан открыл переговорную трубу:
Да?
Можно выходить, доложил телохранитель.
Спрашивать, что увидел разведчик, Капитан не стал всё равно сейчас сам всё увидит, подтвердил, что понял сообщение, открыл дверь и лучом фонарика указал на полулежащего в кресле Магистра:
Помогите ему выбраться. Корабль стоял под углом, поэтому самостоятельно покинуть капсулу и добраться до верхней палубы у толстяка вряд ли получилось бы.
Телохранители бросились исполнять поручение, а Капитан и Третий поспешили наверх, на грандиозную палубу, находящуюся меж двух «сигар». На палубу, на которой гордо возвышалась удивительная машина, способная смешать в кучу и отправить в Пустоту тридцать цеппелей разом. На палубу корабля, который ещё несколько часов назад казался воплощением человеческого Гения. А сейчас, разбитый и разграбленный, уныло валялся на скалах, а Урия и Мартина смотрели на него с усмешкой.
Как смотрят холодные звёзды на любого проигравшего.
«Сигары» смяты, разбиты, из той, которая горела, ещё струится дым. Баллоны, конечно, повреждены, возможно, не все, но многие. Угрюмые цепари выносят из внутренних помещений тела погибших и складывают около машины.
Разгром и позор.
Они потеряли паровинг, попытался найти хоть что-то хорошее Капитан.
Мы его сбили? оживился Третий.
Совершил жёсткую посадку. Видимо, не удержался в здешней атмосфере. И добавил то, что все и так знали: Паровинги очень тяжёлые, намного тяжелее аэропланов.
Третий помолчал, тщательно обдумывая услышанное, а затем негромко спросил:
Рыжая спаслась?
Капитан огляделся, убедился, что помощники далеко, а Магистра только начали пропихивать через узкие двери на палубу, и очень тихо ответил:
Полагаю, да. В противном случае лысый не улетел бы, не убив всех нас.
Пожалуй, согласился Третий.
Они знали историю Помпилио, знали, как жестоко расплатился он с убийцами первой любви, с каким трудом обрёл вторую, и догадывались, что месть за Киру, случись с ней хоть что-нибудь, будет ещё страшнее. И потому Капитан и Третий не сговариваясь подумали о том, что их великий предводитель, наверное, допустил ошибку в расчётах. Да, он умён, точнее гениален, да, он придумал машины, способные перевернуть Герметикон. Да, он вызывал уважение, почитание и страх, и оба они и Капитан и Третий верили ему беззаветно. И ещё шесть часов назад не сомневались в победе, будучи преисполнены уверенностью в своих силах.
Да, так было.
А потом они увидели людей, без колебаний пошедших в атаку на очевидно превосходящие силы и разгромивших эти силы. Людей, рискнувших прыгнуть с одного цеппеля на другой в разгар воздушного боя, под пулемётным огнём и взявших цеппель на абордаж. Людей, не побоявшихся войти в чужое «окно» и так прошедших непредсказуемую Пустоту, и Пустота, видимо изумлённая подобной дерзостью, не показала им даже тень своих чудовищных Знаков. Они увидели этих людей и подумали, что лидеру следовало умерить гордыню и хотя бы попытаться договориться с лингийцами.