Как только дверь захлопнулась, за грузным священником, как-то незаметно занявшим всё свободное пространство, Виктория Игоревна искренне засмеялась.
Ты, что, тут, президент, или мэр подпольного разлива?
Можете смеяться сколько угодно, но люди слушают меня, доверяют.
Я догадываюсь, почему они тебя слушают. Перебила её Виктория, кивком головы указывая на сидящих с дробовиками мордоворотов.
Не успела она закончить, как многострадальная дверь, в который раз, открылась без стука.
Ксюша! В комнату вошёл человек, чем-то похожий на того Виктора, только более сухой и зрелый. Брат скорее всего. Я с интересом уставился на него, было по-настоящему интересно наблюдать за этим театром, в первых рядах, которого, мы сейчас сидели.
Да, Николай.
Ты извини меня, но ваш идолопоклонник совсем нас доконал.
Мы, же уже говорили по этому поводу.
Говорить, то, говорили, но он к нашим женщинам пристаёт.
Пристаёт? Удивлённо подняла бровки домиком Ксюша.
Не в этом смысле. Мозги промывает, крутиться постоянно возле нас, достал короче. Сейчас, с Витей чуть не сцепился. Надо остудить его, невмоготу уже, честное слово.
Успокойтесь Николай! Вновь улыбочка всепрощения и всепонимания озарила её лицо, да, так, что захотелось выстрелить прямо промеж глаз. Никогда не хотелось убить кого-то на полном серьёзе, а тут прям накатило. А, Ама, тем временем продолжала: -
Отец Михаил, как и мы потерял близких, можно сказать, свою паству. Для него, всё происходящее вокруг, ни что иное, как конец света, судный день. Так, что вы ожидаете от священника в такой ситуации, что он сбросит свою рясу и пойдёт танцевать голышом? Нет, нормальный священник будет проповедовать и помогать людям, и, его помощь, нашему убежищу, неоценима. Вы ведь сами про это знаете, Николай.
Это для него конец света, а для нас, время, когда надо выживать, зачастую с оружием в руках, а не сидеть в подвале и читать молитвы.
И, я вас прекрасно понимаю! И, обещаю вам, что если его проповеди и рвение перейдут определённые рамки, то я сама, первая, встану на вашу позицию.
Хорошо, Ксюша, надеюсь на ваше понимание. Кивнул Николай. В отличие от своего брата, он был учтив и донельзя спокоен. Как я понимаю, это те самые люди, что видели смерть наших близких?
Да. Ответил я, ещё до того, как Ксюша успела открыть рот.
Всё, что сказал Виктор, было правдой?
Я не знаю, что он вам сказал.
Не спорю, но всё же.
Один погиб в машине, двух девушек застрелил мужчина, после чего застрелился сам.
Понятно. Ответил он, и не один мускул не дрогнул на его лице. Кремень мужик, хотя, по виду, и не скажешь. Благодарю за информацию.
Всё это время, пока Николай находился в комнате, я украдкой наблюдал за нашими ребятами, особенно за Максимом. Боялся, наверное, чего-то. Даже не того, что он может вскочить с криками, «Это мы их убили, это мы во всём виноваты», а, какого-то непредвиденного поведения. Или осуждения в его глазах, во время моего откровенного вранья. Но, Макс вёл себя на удивление безразлично, достав перочинный нож, он меланхолично вычищал грязь и запёкшуюся кровь из-под ногтей.
Проводив Николая самым доброжелательным взглядом, на какой она только способна, Ксюша, глубоко выдохнула и продолжила незаконченный разговор с Викторией, как будто их никто не прерывал.
Люди мне верят, и я делаю всё, что в моих силах, дабы оправдать их доверие ко мне.
А, что было сейчас? Насмешка Виктории Игоревны никуда не исчезла, а даже усилилась. Очередная, классическая манипуляция от госпожи Вертушкиной?
После этих слов Аму аж продёрнуло. Не любила она когда произносят её настоящую фамилию. С кем она её, там, ассоциировала, без понятия, наверное, со смердами и крепостной челядью, не то, что нынешняя фамилия, Вертинская. Вот, это, да, сразу говорит сам за себя, я умна, благородна и высока, как небо над вами смертными. И, если я правильно помню, то данную фамилию носила, какая-то актриса. В общем, гордилась она ей, а настоящую терпеть ненавидела до белого коленья.
Нет! Это был поиск компромисса. Я, не конфликтный человек и не в моих принципах разжигать раздоры с руганью. Если я, к кому-то повернусь лицом, то непременно окажусь к кому-то задом. И, если говорить откровенно, то я не понимаю до конца, причину вашего отношения ко мне. Я, ни вам, Виктория Игоревна, ни Сергею, не сделала ни чего плохого, даже наоборот, я помогала. Сергею я помогла с работой, после пропажи вашего супруга, платив ему далеко не малые деньги, а вам, лично, я помогла со сделкой при продаже бизнеса мужа. И не надо удивляться моему союзу со священником, и откровенным криминалитетом, как Виктор, вы же даже не знаете кто он, а я, знаю! В такие времена нужно выбирать союзы не ради красивой битвы, или борьбы ради борьбы, а ради победы. Победы любой ценой, конечно, не любой, но, пожертвовать можно многим. Вот, и я, могу как-бы возвыситься над всем, что сейчас твориться с нами и посмотреть, что же происходит на самом деле. Вы удивляетесь, почему я так спокойна в это время, я вам отвечу, всё, что произошло дало мне понять свои ошибки и расставить жизненные приоритеты, а также, понять, кто друг, а кто враг, может даже предатель.
Даже я слегка обалдел от такого спича, человек, который знал Аму, пусть и не продолжительное время, но с не очень приглядной стороны. Что уж говорить о Максе со Стасом, хотя он тёртый хер, его и ломом не проймёшь, куда уж этой болтовне. Словно проговорив свою речь на одном дыханье, Ксюша набрала полные лёгкие воздуха и продолжила, уже более спокойно.
Если вы уйдёте и не вернётесь, что ж, это ваше право, но, если вы решите вернуться, то мы с радостью примем вас в свой небольшой лагер. Я верю, мы одолеем эти страшные перемены, вопрос лишь в том, кто останется в живых после этого. Я всё сказала, и больше не хочу поднимать эту тему, собственно, как и припираться в наших разногласиях. Из прошлой жизни. На все интересующие вас вопросы ответит Василий, он больше в ладах с вопросами пострелушек, беготни и разведки. Была рада вас видеть.
Закончив, она взяла со стола какие-то бумаги со списками и таблицами и начал пристально их изучать, ну, или, делать вид. Тут и кретину было ясно, аудиенция с театром закончилась. Зрелище было, а вот хлеба не дали, но, это не страшно, у нас свой есть.
Пойдёмте на крышу, я вам всё покажу. Со вздохом поднялся Васёк.
Никто из нас не проронил ни слова, даже стандартное «пока» не сказали.
Никогда не мог себе представить, что у, небольшого по меркам крупных городов, торгового центра, столь обширные административные помещения. В смысле, они не здоровые, как ледовый дворец, их просто много. Коридор, с непонятными дверьми, сменял другой коридор, и выходил в небольшое складское помещение, а потом вновь начинался коридор с дверьми. Через пару минут пути, а для нас, блуждания, мы попали в просторную комнату с экранами, компактной кухонькой и хорошими диванами. Подстать диванам из кабинета Ксюши. Зуб даю, что тут несла свою тяжёлую службу, в поте лица, конечно, местная охрана. Находившиеся тут люди встретили нас хмуро, а оно, и не удивительно.
За круглым столом, из неизменного пластика, сидел Виктор с початым бутылём коньяка. Недалеко от него, на диване, разместился грустный Николай с двумя женщинами. Ещё трое незнакомых мужчин чистили оружие на коротконогом кофейном столике.
Пошли дальше. Буркнул Васёк, наверняка, во избежание. Но, одна из женщин встала и несмотря на отдёргивание Николая, подошла к нам. С покрасневшими, но совершенно сухими глазами, она прошептала, почти не размыкая губ.
Они мучались?
Нет. Ответил я, и зачем-то добавили. Трое нет, про водителя не знаю, он не вышел из машины.
Резко развернувшись на месте, как будто услышав команду, она медленно зашагал к дивану шаркая ногами как глубокая старуха. Со спины она такой и казалась, хотя на лицо ей было не больше пятидесяти. Скорее всего мать одной из девушек.
Под пылающий злобой взгляд Виктора, который предвещал только одно, ту самую стрельбу, о которой говорила Ксюша, мы вышли из бывшей комнаты охраны в дальнюю дверь. За ней оказалась лестница ведущая куда-то наверх. Подниматься было не сложно, несмотря на широкий шаг ступеней. Помню, давно это было, шеф рассказывал, что если изменить высоту привычных человеку ступенек хотя бы на сантиметр, то этот самый человек начнёт постоянно о них спотыкаться, ну, или проваливаться вперёд. Он всегда говорил о своей голове, как о бессмысленном складе информации, однако, мне так не казалось, с ним всегда было интересно.