На то девятидневье, в четверик, отец поехал в город за зерном. Вернулся странный, без зерна, и книжку привез, такую же, как была, только новую совсем, она еще красками пахла. Лорка ее только два раза всего доставала.
Лорка, заговорил Гринь, смотри, что дам? Марципан. И сунул ей в руку шуршащий кулечек. На сиделки в осьмицу придешь? Ждать буду.
Лорка потупилась. Угощение-то, считай, взяла. А и все равно пойти собиралась. Отец отпустит, всегда пускает.
За гостинец спасибо. Пойду, ответила она, чуть отступая. И на сиделки пойду. И сейчас пойду тоже, работы много.
Гринь снова заулыбался, будто ему сребник посулили, и за ленту в косе цапнул.
Пусти, попросилась Лорка. Пора мне.
Красивая ты, у меня в груди жмет, как вижу, Гринь вдруг сделался серьезным, а Лорка смотрела на его губы, которые были аккурат напротив ее собственных. Поцелует еще, как потом? Ты мне вот что скажи. Если отец свата в листопад пришлет, пойдешь за меня?
Лорка вспыхнула, выдернула косу и бросилась прочь.
Так пойдешь? крикнул ей вдогонку парень.
А вот пусть пришлет сразу! звонко отозвалась она в ответ, оборачиваясь, и увидела, как купцов наследник сияет.
Ты чего такая? удивленно вскинулся Томаш, отрываясь от работы и интересом разглядывая румяную, как яблоко, сестрицу. Будто тебя замуж позвали!
Лорка поспешно приложила ладони к щекам, но те занялись еще пуще. Пришлось к умывальнику бежать и долго плескать в лицо водой.
Что, правда? вытаращился Томаш. А кто?
И тут он разглядел гостинец, который Лорка на лавке бросила.
Это Гринь, что ли? Вот дурная!
Уши целые? Мешаются? обидевшись, спросила она братца, вытирая унявшиеся щеки.
А что уши сразу! Половина вески знает, что Ермил еще той весной с Гавром об заклад побились, что старостина Цвета за Гриньку пойдет, тараторил Томаш. Он уже запустил пальцы в кулек и радостно пихал сладости за щеку, как хомяк.
А вдруг нет? Лорке стало обидно, она не хуже Цветы, и коса длиннее и вообще!
А вдруг да!
В сенцах лязгнуло. Томаш спрятал кулек за пазуху, и нырнул за печь, откуда появился с новым смолистым чурбачком для лучины. Лорка натянула передник и полезла в печь за кашей. Отец, это был он, утром так и не поел. «Может от того и злой, подумалось Лорке. Интересно, скажет, что на торжке было?»
Глава 2
Отец так и не сказал. Поел и так же молча во двор пошел, в свою сарайку, где он шкурами занимался. Что он себе думал, не понятно.
Томаш закончил с заданием и стал проситься гулять, хитро блестя глазами. Лорка всегда удивлялась, как ему удавалось все весковые новости собирать.
А огород полоть? Опять мне одной?
Ну, Лорка, заныл тот, потом за пазуху полез и вернул кулек с Гриневым гостинцем.
Моргнуть не успела, а брата и след простыл. Лорка сунула пальцы в кулектам сиротливо лежала одна конфетка. Сладкая. А от Гриня всегда медом пахнет. От других парней телом или мылом, а от Гринямедом. Дурак. Зачем про свата говорил, если у них с Цветой все сговорено.
Вымыв тарелки и начистив картошки на ужин, Лорка отправилась полоть. Сегодня не жарко, можно и днем, и комарья нет.
Она разогнулась. Морковка тянулась аккуратными зелеными рядками, в бороздах подсыхала вырванная сорная трава. Хорошо. Высоко в небе пел жаворонок, бродили по двору куры, чем-то стучал в сарайке отец. Девушка подумывала пройтись еще по огурцам, да не успела.
Эй, Лорка! братец сидел под кустом смородины, лопал черные, крупные, но еще кисловатые ягоды, извозив красным соком губы и подбородок, потому как сначала в жменю рвал, а потом все сорванное в рот закидывал. Вот проглот! И когда только пролезть сюда успел!
Да Лорка же! Чего скажу-у-у! Прищурился и залыбился во весь рот. Зубы и язык были синие от потемневшего сока.
Ну?
Томаш выбрался из-под куста и, отряхивая коленки от налипшего сора, направился к калитке. Лорка за ним.
А пойдем на речку!
А сказать?
А там и скажу!
«Можно и на речку, подумала она, все равно надо».
Пол-лучины спустя они уже шли по тропке за садом. Ну, как, шли, она, Лорка, шла, а Томаш ускакал вперед. Он уже набрал паданцев и набил яблочной мякотью рот, нет бы, кашу поел, пока она собирала в корзину горшочек мылом и ношеные рубашки.
Сейчас спуститься в неглубокий светлый овражек, а за ним речка. Пока Лорка дошла до мостков, братец уже успел пошуршать по камышам, потрогать пяткой воду с мостков, раздеться до исподнего и радостно плюхнуться, поднимая тучу брызг.
Томаш! выкрикнула она, но вряд ли увлеченный купанием брат ее слышал, зато воды набаламутил знатно. Как теперь стирать?
Переждав первый мальчишечий азарт, сидя на мостках и опустив ноги в теплую желтоватую воду, Лорка взялась за стирку и две лучины терла и мяла полотняные рубашки. Вдоволь накупавшись, Томаш пристроился рядом. Взялся полоскать. Больше проказил, чем помогал, но дело пошло быстрее.
Чего с ребятами на косу не пошел?
Ну их, дернул загорелым худым плечом брат и с удвоенной силой зашлепал рубашкой по воде.
А что сказать-то хотел.
Брат тут же оживился, забыл детские горести и едва не упустил отцовскую рубашку, тонкую, еще мама шила и вышивала по вороту узором из лозы. Поймал за рукав, отжал и в корзинку к чистым сложил. Последняя.
Я знаю, зачем елфы элфие к нам приехали.
Где слышал?
Не слышал, знаю. Ну, подумал. Помнишь, на позато девятидневье, когда папка еще в город ездил, обоз из Земель разорили?
Какой еще обоз?
Да елфский же, говорю же, из Земель! Я Ваской и Спасом у корчмы в камушки играл. А жарко было, вот дядька Илий дверь и открыл. А там проезжие сидели с краю, один потом пива напился и в бурьяне спал, с мечами, и лук у одного был, чуть не с меня ростом! А! Ну да! Так они говорили, что кто-то обоз разорил, и обозники все мертвые, и элфие, что надзирающим ехал, тоже. И что дурной смертью убили, сетью связали и закололи.
Томаш замолчал, а потом зашелся смехом и, хватаясь за живот, завалился на спину, подрыгивая ногами с белесыми, размякшими от воды пальцами.
Чтоб тебя навий схватил, балда!
Ой, не могу, не унимался брат, ты б себя видела! Рот открыла, глаза плошками и руки к груди прижала, точь-в-точь как Цветка-дурында, когда Гринь по улице идет. Аха-ха!
В Лоркиных действительно прижатых к груди руках была нонешняя Томашева рубашка, которую она тоже прополоскала, и этой самой рубашкой, отжатой от воды, но все еще влажной, Томаш по дрыгающимся пяткам и получил.
Ой! Не дерись! Брат сидел спокойно, но губы его, все еще темные в уголках от смородины, то и дело разъезжались. Если Гринь тебе опять гостинчик принесет, дашь?
А ты вот пошути еще и узнаешь. А про обоз не врешь?
Не вру. Мне еще про то пасечникова Викта говорила. Дядька Виток на ярмарке в тот восьмерик был и ее с собой брал, так она слышала, как он с другими весчанами, кому в нашу сторону в вечер обратно ехать, договаривался, чтоб не одному, а то, мол, будет, как с обозом елфьим. Вздохнул, сел на край и ноги в воду бултыхнул. А что на торжке говорили?
Что людей заберут. Наказание такое.
Думаешь, из наших кто? оторопело спросил Томаш.
Лорка пожала плечами.
Думаю, сказала она, никто и разбираться не станет. Но за беглецов вдвойне спросят.
А хочешь, и ты купаться сходи, пока нет никого, там дальше есть пяточка без камыша и песок на дне. А я тут посижу, посвищу если что.
Было уже жарковато, да еще бельем намахалась. Сорочка липла к спине и ко всему прочему тоже, поэтому Лорка долго раздумывать не стала. В камышах нашлась едва заметная тропка. Она бы сама не нашла, если бы Томаш не показал. Тропка вывела к пяточке, по-другому и не назовешь, желтый песчаный язык скатывался с пологого, поросшего мягкой травой берега и уходил под воду. С обеих сторон по берегу место скрывал камыш, а травяную полянку обступали ивы. У берега трава была короткой и мягкой, ближе к деревьям вздымались метелки тростника. Лорка сдернула опояску, быстро стянула сарафан и в одной сорочке вошла в воду по грудь и замерла, поводя руками.
Руки в воде казались тоньше, как не ее. Коса намокла и оттягивала голову. Тонкое белое полотно прилипло к телу, и Лорка присела. Ей от чего-то стало стыдно видеть себя, сквозь сделавшийся прозрачным от воды лен, округлую грудь с розовыми сосками, живот В бане не стыдно, а тут вот Течение колыхало подол сорочки, неспешно оборачивая его вокруг ног. Вода касалась ее везде, гладила. Сделалось маетно, будто кто на нее, Лорку, глядел, вот как Гринь на сиделках перед тем, как обниматься лезть.