Оррик поднял факел повыше, свет разбежался вокруг, отплясывая танец на наших лицах. Из темноты вынырнуло тело стража.
Где тощая, сухопарая фигура старца? Где седые патлы и борода клоками? Про мятую рясу я вообще промолчу, брат одевался с иголочки, и приличных размеров талия только подчеркивала это.
И тут мне было чему завидовать: страж был одет практически по моде старушки Земли: плотные штаны, наподобие джинсов, свободного покроя рубашка с завернутыми рукавами, ботинки правда, подкачаливсе те же мокасины на тоненькой подошве. В общем, настоящий франт. Не очень понятно, что он делает здесь.
Человек вышел на свет. И его гладко выбритое лицо с глубоко сидящими недобрыми глазами требовательно обратилось к Оррику.
Ну и что здесь забыл инквизитор? он перевел взгляд на меня. И попугай без роду без племени?
Я почувствовал, как у меня запылали уши. Никогда не краснел, а тут хватило одной проклятой фразы! И хренов епископ ни словом не обмолвился о личности хранителя. Но, может, мы повстречали кого-то другого? Должен же кто-то охранять мудреца, пока он думает свои умные мысли?
Пока я перебирал слова для достойного ответа, человек узрел в моих руках свёрток, из которого, словно два больших пальца, сложенных вместе, дерзко высовывались горлышки от бутылок.
Давай сюда! радостно воскликнул он. Надеюсь, это не такая же кислятина, как в прошлый раз? Беда с этими монахами, совсем не разбираются в вине.
С этими словами у меня отобрали свёрток.
А вы не могли бы позвать сюда брата Маркуса? промямлил я неожиданно для себя самого.
Теперь на мне скрестились сразу два взгляда. Один изумленный, а другой жалостливый.
С каких это пор инквизиция начала приглядывать за юродивыми? теперь уже Оррику достался сочувственный взгляд. Еретики все повывелись? Или магов не хватает?
Следи за языком! прорычал Оррик, зацепившись правой рукой за меч. Ты слишком много себе позволяешь!
Но грозный вид моего спутника на брата Маркуса никак не подействовал. Он насмешливо переводил взгляд с меня на инквизитора и обратно.
Остынь, Совет сам засунул меня в эту дыру, сам знаешь, зачем. А если не знаешь, спроси у тех, кто постарше, в голосе брата Маркуса пропали весёлые нотки, и теперь им можно было резать металл. Работая здесь, я накопал на десять костров, пять четвертований и три виселицы, так что тебе нечем меня напугать, здоровяк.
Брат Маркус опять расплылся в улыбке и хлопнул Оррика по плечу, которое легко было спутать с валуном. Из-за невысокого роста монаха жест получился комичным. Как будто Моська попросила слона не нервничать.
Ну что так и будем на входе мериться длиной меча или все-таки отведаете, чего послали мне боги?
Бог или боги к брату Маркусу были весьма благосклонны. Стол, больше напоминающий аэродром, не ломился от яств, но для одного-единственного представителя человеческого рода явно страдал изобилием. Мясо разных видов, жареные овощи, свежие овощи, птица в собственном соку, мелкая птица, которую я для порядка назвал перепелками, даже рыбана столе присутствовало все, чего угодно душе человека, страдающего чревоугодием.
Как поведал словоохотливый монах, хотя монахом я теперь назвал бы его с очень большой натяжкой, все это спускается к нему по специальному ходу на верёвке, но братья, видимо, не очень пеклись о его духовном начале, потому как присылали лишь самое простое вино.
Кислятина и несусветная гадость, сообщил брат Маркус, запихивая перепела в рот целиком. Как у них только руки поднимаются покупать такое для, он помахал в воздухе рукой, видимо, помогая мысли родиться, для своего брата. Это же форменное издевательство! Может, кому-нибудь пожаловаться?
Насколько я понял, собеседник брату Маркусу нужен был только в виде муляжа или, на худой конец, фотографии. Главное, чтобы он чувствовал внимание, остальное его не особенно волновало. Оррик почти сразу оставил попытки впихнуть в монолог хозяина пещер хотя бы слово. А раз говорить не нужно, следует все силы отдать борьбе с многочисленными блюдами, который вызывающе на тебя смотрят. Тут уж инквизитор сам мог дать фору кому угодно, чем заработал уважительный взгляд хозяина.
Что касается меня, то я терял очки примерно с той же скоростью, с которой Оррик их набирал. Столько съесть за один присест, сколько помещалось в желудке любого из сотрапезников, я не смог бы даже если еда, как у верблюда вода, хранилась в моем горбу. Да, даже если бы у меня отрос ещё один, все равно бы не влезло.
Когда все насытились, брат Маркус, отвалившись от стола, сыто поцокал языком и добродушно посмотрел на меня.
Ну и какое дело привело в мою скромную обитель столь почтенного брата инквизитора и его, гм, спутника, оговорился монах специально, чтобы выделить вопиющее, на его взгляд, безобразие. Говорить не умеет, думать не хочет, а ест так и вовсе, брат Маркус рукой покачал в воздухе, показывая, что он думает о людях, которые так плохо едят, в общем, и обо мне в частности.
Оррик с блаженной улыбкой погладил раздувшийся живот и немного ослабил ремень.
Пивка бы ещё, мечтательно сказал он. Для полного счастья.
Если для полного, ухмыльнулся брат Маркус, то в кладовой ещё осталась пара кувшинов.
Инквизитор оживился на секунду, но тут же досадливо поморщился.
Пожалуй, сегодня обойдемся сытным обедом, он стряхнул с себя сонную одурь, подобравшись как тигр перед броском. Как вы правильно заметили, брат Маркус, мы здесь по делу, инквизитор особо выделил последнее слово.
Вот как, изобразил неподдельное внимание монах. Всем, чем могу, так сказать, помогу. Но что может понадобиться от скромного книжного червя столь прославленному хранителю устоев Богов?
Выспренняя речь в устах брата Маркуса вовсе не казалась напыщенной. Велик талант этого монаха, велик и многогранен. Да и монах ли он вообще? И, кстати, последние слова он произнёс об Оррике или о ком-то повыше? Епископе, например.
Информация, конечно же, удивлённо ответил мой спутник. Что ещё нам может понадобиться?
И это боевик-инквизитор? Вот уж теперь ни в жизнь не поверю, что им платят только за меч. Оба служителя церкви сейчас напоминали маститых футболистов. Сделали на пробу пару финтов в начале, показали невзначай свое мастерство, а затем принялись лениво перекатывать мяч друг другу.
Расскажите про двухтысячелетний цикл, рубанул без всяких предисловий я. Мне до смерти надоело сидеть без дела, наблюдая, как другие занимаются своим делом, не обращая на меня внимания. Так к чему эти бесполезные разговоры про погоду?
Есть все-таки высшая справедливость, есть! Я был разом вознагражден и за прошлые не самые приятные высказывания заносчивого монаха, и за все будущие. Брат Маркус захлебнулся вином и сейчас отчаянно пытался откашляться, чтобы восстановить дыхание. Я мстительно наблюдал за тем, что он ловит воздух, как рыба, выброшенная на лёд, а заодно безуспешно пытается со светлой рубашки стряхнуть капли вина.
Между прочим, хитрый монах выставил на стол отнюдь не то вино, которое мы захватили с поверхности. По деревянным кубкам разлили то самое пойло, о котором с такой брезгливостью нам поведали. Наши две бутылочки брат Маркус решил оставить для лучшей компании, то есть, видимо, для своей.
Бросив короткий взгляд на Оррика, я подметил, что мелкая пакость, подстроенная ближнему, и в несусветной дали от дома вызывает удовлетворение у большинства свидетелей. Тем более, что может быть приятнее, чем досадить сопернику. Особенно из соседнего ведомства. То, что они из разных ведомств или хотя бы имеют двух разных хозяев, я уже догадался.
Держать удар брат Маркус точно умел. Он достаточно быстро взял себя в руки и посмотрел на нас совсем другими глазами. При этом мне достались львиная доля внимания и колючий, пронизывающий взгляд. Такое впечатление, будто ты заглянул в колодец, ожидая увидеть воду, а на тебя наставили крупнокалиберный пулемёт. Над монахом потихоньку вспухал светло-фиолетовый пузырь с синевато-черными прожилками, нервно подергивающийся и с резкими, колючими очертаниями. Такого цвета мне пока встречать не приходилось. Так что и определиться точно, с какими чувствами ко мне подбираются, не получилосьслишком много всего оказалось намешано: любопытство, раздражение, злость и много чего ещё. Что ж, подождём, пока горизонт прояснится.