Ты уверена, что такова судьба?
Женщина помедлила, поджав губы.
Звезды мне ничего подобного не предсказывали, признала она. Но девочкаотродье той женщины.
Таддас вздохнул.
Если мы откажем ей, то нарушим священные традиции. Совет Дайо будет проклят навечно. Вот что ты предлагаешь?
Навуси яростно вцепилась в подлокотники кресла, глядя на меня пронзительным взглядом.
Убийство у нее в крови, прошептала она, и я вздрогнула.
Похоже, сказал чей-то мелодичный голос, нам нужно решить, говорит ли девочка правду. Возможно, мне стоит ее проверить?
Говорила женщина, полулежавшая на диване рядом с Таддасом. Она являлась уроженкой Суонысамый чудесный человек, которого я когда-либо видела. Ее кудри оказались сострижены почти полностью, а на высоких темных скулах блестела золотая пудра. Вдоль носа и на веках у нее были нарисованы белые точки, а с изящной шеи свисал медальон в виде пеликана: такой носили жрецы Ама.
Я Мбали, представилась она. Подойди, Тарисай.
Татуировка на ее подбородке означала, что Мбалигриот. Я читала о них в исторических свитках: гриоты были песенниками-сказителями, знали множество преданий и легенд и считались наиболее почитаемыми из жрецов Ама. Когда я приблизилась, Таддас положил руки на плечи Мбали, будто думал, что я на нее нападу.
Она взяла меня за подбородок, заставляя посмотреть в ее черные глаза, похожие на два зеркала.
Я обмякла, как и всегда при чьих-то прикосновениях. Вдруг у меня закружилась голова, и перед глазами поплыло. В борьбе за контроль я дотронулась до руки Мбали, пытаясь украсть ее историю. Но ментальные щиты жрицы были словно сделаны из алмаза. Ее разум дал отпор и победил.
Мое сознание наполнило спокойствиебудто дым накрыл пчелиный улей. Руки безвольно повисли по бокам.
А теперь, сказала Мбали, мы узнаем правду. Тарисай, твоя мать послала тебя сюда для убийства императора?
Я не смогла бы солгать ей, даже если б захотела.
Нет.
Все с облегчением зашептались.
Очень хорошо, продолжила жрица. Значит, она послала тебя сюда для убийства Экундайо, наследного принца Аритсара?
Никогда о нем не слышала, искренне ответила я. До сегодняшнего дня.
Мбали просияла, погладив меня по щеке.
Хвала Аму, выдохнула она. Даже представить больно, что Леди могла использовать в своих целях ребенка. Если твоя душа чиста, мы постараемся, чтобы она такой и осталась.
Я огляделась. Сила Мбали могла убедить почти любого скептика. Лица мужчин и женщин, только что враждебные, теперь смягчились от любопытства за исключением Олугбаде и Навуси, которые до сих пор смотрели с недоверием.
Неважно, насколько она невинна, заметила Навуси, вздернув подбородок. Она не может присоединиться к Совету принца без Дара.
Олугбаде кивнул.
Леди не божество, она не сумела бы спланировать рождение ребенка, наделенного Даром, он слегка наклонился и снисходительно улыбнулся. Видишь ли, есть разница между обычным талантом и Даром. Последнему нельзя научить: это мощная способность, которая сопровождает младенца с первого дня жизни. Мало кто обладает Даром Тем не менее, чтобы все было по закону, мы разрешаем тебе попробовать. Леди научила тебя декламировать стихотворения наизусть? Это довольно популярно! Олугбаде усмехнулся. Или дай угадаю: ты жонглер. Или укротительница гиен.
Матушка ничему меня не научила, возразила я. Но я могу видеть ваши воспоминания.
В комнате вновь воцарилась тишина. На лица придворных вернулся страх.
Ты имеешь в виду, произнес Олугбаде медленно, что можешь представить то, что, по твоему мнению, случилось в прошлом. Истории, которые скармливала тебе мать.
Я отрицательно помотала головой.
Я же говорю, Леди ничего мне не рассказывала. И мне не нравится возвращаться на целые годы назад, от этого болит голова.
Почему бы тебе не показать нам что-нибудь? предложила Мбали.
Я коснулась ее щеки, а она дотронулась до моей. Кожа жрицы была гладкой и прохладной, только татуировка на подбородке пульсировала жаром. Я закрыла глаза. Первое воспоминание, которое я нашла, произошло сегодня утром. Таддас склонялся над Мбали, тепло улыбаясь. Его борода щекотала ей шею. Потом его губы коснулись ее рта и
Я отшатнулась, распахнув глаза.
Ну? Мбали наклонила голову набок.
Я ничего не увидела, пролепетала я. Но попробую еще раз.
Я снова осторожно дотронулась до жрицы, надеясь, что в следующем воспоминании не увижу эти странные игры, в которые играют взрослые. Мне повезло.
Накануне вы были на торжественном вечере, сказала я. Праздник, где присутствовали только император и Совет. На пиршестве было много еды. Вы рассказывали историю. Я покосилась на Олугбаде. И она разозлила Его Императорское Величество.
Жрица застыла, пульс застучал в ее висках.
Девчонка могла узнать кое-что от слуг, выпалила Навуси. Это ничего не доказывает.
Но никто не слышал историю, прошептала Мбали. Никто, кроме членов Совета.
Тогда пусть повторит ее, потребовала Навуси.
Я вновь коснулась щеки Мбали, вызывая в ее памяти частное торжество. Жрица рассказывала историю, аккомпанируя на барабане и держа в руке флягу из козьей шкуры. Она била в барабан то быстрее, то медленнее, и точно так же ее голос становился то громче, то тише.
Мои бедра покачивались в такт музыке, пока я повторяла ее историю.
У фермерского сына есть манговое дерево, эгей. Он держит дерево в горшке возле постели. Такое хрупкое деревце! Он шепчет растению похвалу днем и ночью. Ему нравится, как пахнут ветви, эш-ш, эш-ш. У других детейсобаки, козы и курицы. Но не у нашего мальчика: он боится тех, кто может лаять, ау-у, или кусать, цап!
У дерева нет рта. У дерева нет когтей. Дерево зависит от мальчика, и только от него. От воды, которую он дает, пш-ш. От света, р-ра.
«Бедное дерево, шепчет он и гладит ветви. Ты слишком слабое, чтобы плодоносить. Ты не приносишь пользу ферме. Тебя не продать на рынке. Для всех ты бесполезно, кроме меня».
Но ветви дерева растут и крепнут, э-гей! Вверх, вверх, вверх, за одну ночь!
«Бедное дерево, охает сын фермера и срывает единственный плод манго. Удивительно, что ты вообще зацвело».
На следующее утро на дереве уже три манго: за, за, за!
«Ты никогда не сможешь приносить столько плодов, чтобы мы могли продавать их», говорит сын фермера.
Вверх, вверх, ночью наше дерево тянется ввысь. Ветви отбрасывают длинную густую тень. Мальчик смотрит, и его колени дрожат: ди-дун, ди-дун.
«Это всего лишь мое маленькое деревце, говорит он. Без меня оно бы умерло».
На следующее утро на дереве уже двадцать манго.
Крак! Крак! Сын фермера рубит ветки.
«Это для его же блага, шепчет он. Мое дерево не вынесет такой тяжести».
Но дерево продолжает расти: гун-гун, гун-гун.
«Я пересажу его в горшок поменьше», говорит мальчик.
Корни дерева прорастают из крошечного глиняного горшка и зарываются глубоко в землю.
«Я перестану его поливать», говорит сын фермера.
Но дерево теперь умеет цвести само по себе.
Мальчик рубит веткикрак! крак! но дерево продолжает расти, гун-гун, гун-гун.
Ветви заполняют комнату мальчика! Он дрожит в тени дерева!
Эх, эх, соседи почуяли аромат манго. Они пришли посмотреть на дерево: «Эгей! Что за диво! Такими плодами можно прокормить всю деревню!»
Крак! Крак! Мальчик срубает дерево целиком.
Хш-ш! Он сжигает ветви.
«Соседи ошибались! кричит он, глядя, как рвется к небу пламя. Дерево никогда не принесло бы пользы, если бы не я».
Как мирно он теперь спит, эш-ш, эш-ш. Нет больше ветвей. Нет больше тени. Но запах
Неужели это запах манго?..
Может, нам только кажется, ха-ха!
А может, семя выжило в огне. Вш-ш-ш, оно летит, подхваченное ветром, летит туда, где мальчик его не найдет. Семя пускает корни. Дети прячутся в тени дерева.
Имя мальчика теперь забыто.
Эгей, мой сказ закончен!
В самом конце мой голос охрип. Когда я убрала руку с щеки Мбали, жрица дрожала. Я в замешательстве проследила за ее взглядом