Была вероятность, большая вероятность, что он мог убить ее брата. Как бы она отреагировала на это? Будут ли тогда эти глаза цвета моря смотреть на него с ненавистью? Поклянется ли она пролить его кровь, чтобы отомстить?
- У него есть какие-нибудь особые приметы? - снова спросил ее Дарий, почти опасаясь ответа.
- Он носит очки, - ее губы и подбородок дрожали. - Всегда. Они в проволочной оправе, потому что он считает, что они делают его вид более презентабельным.
- Я не знаю, что такое очки. Объясни.
- Такие к-круглые для глаз, чтобы х-хорошо видеть, - Ее дрожь стала сильнее, настолько, что ей стало тяжело сформулировать слова.
Он выдохнул и даже не заметил, что до сих пор задерживал дыхание.
- Человек, носящий очки не входил в Туман, - он знал это, потому что нашел бы очки после того, как голова покатилась бы по полу. - Твой брат в безопасности. - Он не стал говорить, что Алекс случайно мог попасть в другой портал - портал Джавара.
Грейс стала плакать еще сильнее, но уже от облегчения.
- Я не могла даже думать о такой возможности... и когда ты сказал... я так перепугалась.
Может быть, он должен был оставить ее в покое тогда, но контраст перемен, исходящий от нее, действовали на него, как невидимые оковы. Он не мог двигаться и не хотел. Он ревновал к тому, что она чувствовала к другому человеку, независимо от того, что им был ее брат. Но сильнее ревности он чувствовал притяжение. И так же чувство собственника, из-за которого чувствовал необходимость утешить ее. Он хотел обнять ее, окружить своей силой и запахом. Хотел заклеймить ее собой.
«Как глупо», подумал он мрачно.
Та любовь, которую она испытывала к своему брату, была такой же, какой он испытывал к своим сестрам. Он сражался бы насмерть, чтобы защитить их. Он бы... Его губы скривились в оскале, и он с силой загнал эти мысли в самый далекий уголок своего сознания.
Грейс поджала губы, но рыдания снова вырвались на свободу.
- Прекрати это, женщина, - сказал он более жестко, чем намеревался. - Я запрещаю тебе плакать.
Она только сильнее заревела. Крупные слезы катились по ее щекам, задерживаясь на подбородке, а затем скатывались на шею. У уголков ее глаз пошли красные пятна и распространились на виски.
Время тянулось медленно, этот долгий мучительный момент казался самой вечностью, пока она, наконец, не услышала его приказ и не успокоилась. Всхлипывая на каждом вдохе, она закрыла глаза. Ее длинные темные ресницы легли тенями на расцветшие красным щеки. Он молчал, давая ей время взять себя в руки. Если бы она снова заплакала, то он не знал, чтобы он сделал.
- Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? - спросил он чопорно. «Как давно он предлагал кому-либо утешения?» Он не мог вспомнить, и даже сейчас не знал, почему предложил ее.
Ее веки затрепетали и открылись. В водянистой глубине ее глаз не было обвинения, не было страха. Только любопытство.
- Ты вынужден был причинять боль многим людям? - спросила она. - Чтобы сохранить свой дом - я верно поняла?
Сначала он не ответил ей. Ему нравилось, что она хочет верить в лучшую его сторону, но чувство чести требовало, чтобы он предупредил ее, а не вводил в заблуждение о том человеке, которым он никогда не был. И которым никогда не будет.
- Оставь свою жалость, Грейс. Ты обманываешь себя, если думаешь, что я был вынужден хоть когда-то что-то делать. Это мой собственный выбор, и я действую по своему желанию. Всегда.
- Это не ответ на мой вопрос, - надавила она.
Он пожал плечами.
- Таков выбор. Ты могла бы поговорить с людьми, проговориться.
«Она пыталась его спасти», понял он. «Она ничего не знала о нем, ни о его прошлом, ни о его принципах, но она пыталась спасти его душу. Как... необычно».
Женщины всегда либо боялись его, либо желали, рискуя заполучить в свою постель зверя, но никогда не предлагали ему большего. Он никогда не хотел большего. С Грейс, как оказалось, он желал всего, что она могла бы ему дать. Она вызывала в нем самые глубинные потребности. Потребности, о которых он даже и не подозревал, что они у него были.
Признаваться в таком сильном желании, даже самому себе, было опасно. Кроме того, его вдруг перестало это волновать. Все кроме этого момента, этой девушки, этого желания, казалось совершенно незначительным. Не важно, что она прошла сквозь Туман. Не важно, что он должен выполнить клятву.
Это не имело значения.
Он бросил взгляд на ее губы. Они были такими экзотичными, такими восхитительно зазывающими. Он изнемогал от желания, то нежно касаться, то бурно впиться в них. Он никогда не целовался, и даже не думал пробовать, но сейчас жгучая потребность в пьянящей встрече губ, оказалось сильнее той силы, с которой он когда-либо сталкивался.
Он дал ей одно предупреждение. Только одно.
- Вставай или я тебя поцелую, - сказал он грубо.
Ее рот раскрылся.
- Слезь с меня, чтобы я могла встать!
Он поднялся, и она шустро сделала то же самое. Они стояли, как два противника, замершие на мгновение. Однако то, что ее тело больше не касалось его, не уменьшило его потребности.
- Я, все же, собираюсь поцеловать тебя, - сказал он. Он хотел предупредить ее, но в словах слышалась скорее угроза.
- Ты же сказал, что не станешь, если я встану, - выдохнула она.
- Я передумал, - ответил он.
- Ты не можешь. Определенно нет.
- Да.
Ее взгляд перешел от его глаз к губам, и она облизнула свои губы так, как ему самому хотелось бы их облизнуть. И, когда она снова подняла свой взгляд, его взгляд встретился с ее, удерживая ее в плену своего собственного, распаленного, словно в жаровне углями. Ее зрачки расширились, и их чернота почти поглотила блестящий бирюзовый оттенок.
Он заключил ее в объятья и утянул обратно на пол.
- Предложишь ли ты мне свои губы? - спросил он.
Испепеляющая пауза.
«Я хочу этого», вдруг с изумлением осознала Грейс. «Я хочу его поцелуя». Буд-то огонь его желания сжигал ее или все это было ее собственным желанием, но она хотела попробовать его на вкус.
Их взгляды встретились, и она резко втянула в себя воздух. Такое желание. Томление. Был ли мужчина, смотрящий на нее, Грейс Карлайл, также как и он? С такой тоской в глазах, как будто она была самым большим сокровищем, которым он хотел наслаждаться?
Внешний мир отступил, она видела только этого сексуального мужчину. Знала только то, что необходимо ему отдать себя и заполучить его. «Он жил и дышал сексуальным наслаждением», подумала она, и был более опасен, чем заряженное ружье, но так же был благороден и ласков, как сами облака. «Я действительно, как наркоман, падкая на опасность», подумала она, ей нравился такой в нем контраст.
- Мне не следует хотеть целовать тебя, - выдохнула она.
- Но хочешь.
- Да.
- Да, - повторил Дарий.
Не нуждаясь в дальнейшем поощрении, он провел своими губами по ее - один раз, второй. Она тут же раскрыла губы, и его язык проскользнул внутрь. У нее вырвался стон. Он вторил ей. Ее руки скользнули верх по его груди и обвили за шею. Он инстинктивно углубил поцелуй, скользя и исследуя ее рот, как и фантазировал. Просто поддавшись своему инстинкту, и его не волновало, насколько правильно он это делает.
Их языки делали выпады и отступали, сначала медленно, затем с все более возрастающей интенсивностью, поцелуй постепенно становился таким же диким, как полуночный шторм. Необузданным. Таким поцелуем, о котором он мог только в тайне мечтать, таким, который мог заставить даже самого сильного мужчину потерять рассудок и радоваться этой потере. Ее ноги расслабились, обхватывая его, побуждая прижаться ближе, он заполнял собой ее каждую впадинку, своей твердостью там, где она была мягкой и податливой.
- Дарий, - задыхаясь, прохрипела она.
Слышать свое имя, сорвавшееся с ее губ, было блаженством.
- Дарий, - повторила она, - как хорошо.
- Хорошо, - прошептал он отрывисто.
Поглощенная этим штормом, она смело прижалась к твердости его эрекции. Трясь об него. Удивление, смешанное с возбуждением отразилось на ее лице, как будто не могла поверить, что она это делает, но была не способна остановиться.
- Этого не может быть, - заявила она. - Я имею виду, что чувствую себя слишком хорошо. Так хорошо.