- То есть, ты все же думаешь, что мы имеем дело с вампиром?истолковала по-своему я его слова.
- А если и нет, то медики не убьют смертную тоже.
Я хотела сказать, что вампирскую подстилку еще как убьют, только еще помучают перед смертью, однако Гай будто читал мои мысли.
- Если ты убедительно сыграешь несчастную, засосанную до полусмерти жертвуне тронут, уверен.
Конечно, он не читал мысли. Когда ты живешь так долго, всё для тебя становится открытой книгой. И все. Это Гай мне сказал когда-то, в наши счастливые полгода вместе. Так странно. Совсем недавно это было, а мне кажется, что с тех пор, как Гай катал меня на качели в парке в Римини, ужинал со мной в старинном ресторане в Милане, выбирал придирчиво одежду для меня в Париже, прошло несколько лет.
- А ты сыграешь?вдруг после продолжительного молчания спросил он.Пообещай мне, пожалуйста, что сыграешь.
Когда-то он просил меня делать все, что угодно, лишь бы выжить. В ответ на мое «Есть вещи пострашнее, чем смерть» он резко оборвал меня, велев никогда больше не произносить подобные глупости.
- Нет таких вещей, запомни. Пока ты живешьты, черти б меня побрали, живешь и можешь что-то сделать. Никто из тех, кто был на иных планах, не знает, что бывает с теми, кто умер в нашем мире. Нет никаких подтверждений того, что есть жизнь после окончательной смерти. Так что живи, Гайя, - вкрадчиво, заглядывая мне в глаза, сжимая до боли мои плечи, сказал тогда Гай. И я в первый и последний раз видела его таким.Живи и делай все возможное, чтобы выжить.
- Разве с годами не устаешь от жизни?ляпнула я тогда. Не слишком умно, но это же я.Я слышала от вампиров постарше, что это порядком надоедает.
Глаза Гая умеют сверкать. То есть, по-настоящему я не видала такого, только в книгах читала. У вампиров глаза порой отливают алымкогда они кормятся, в основном. А вот у Гайя глаза действительно на миг становятся яркими, как ртуть или серебро.
- А от меня ты такое слышала когда-нибудь?
- Нет
- И не услышишь. Я получил много уроков, уже даже будучи 2000-летним, и один из них, недавний совсем, таков, - Гай тогда коснулся губами моего лба, - если бы я в середине двадцатого века погасил свет для себя, как вынуждали обстоятельствато не увидел бы высадку человека на Луну, Интернет и авто, обогнать которые даже вампиру не под силу. И тебя бы не увидел.
Вспомнив все это, я ужасно расстроилась и расчувствовалась. Больше всего на свете сейчас не хотелось выпускать Гая из своей осьминожьей хватки. Для верности я ногой обхватила колени отца.
Моя любимая подруга Ляля любила говаривать, что никто не гладит по голове так, как мама, и я переняла эту фразочку от нее. К сожалению, испробовать, так сказать, на ощупь прикосновения Анны Александровны Антонин я никогда не могла, точнее, не помнила. Лариса, моя единственная мать, умела и утешать, и выписывать люлей очень основательно. Папа Валера понимал и не осуждал никогда, и до сих пор остается для меня самым добрым, чутким и понимающим, от его прикосновений и родительских ласк оставалось послевкусие, наверное, ничуть не хуже того, которое могла бы дать моя белокурая мама.
Но ничто не могло сравниться с прикосновениями и объятиями Гая. Он был лучшим, что со мной случилось, и мне не зазорно вовсе, что лучшим мужчиной в моей жизни является мой отец. Может, это инфантильно и глупо, но И сейчас, обнимая его изо всех сил и всеми конечностями, я с ужасом осознавала, что даже моя крепкая хватка и моя самая горячая любовь не смогут защитить Гая от неведомой угрозы, нависшей над ним.
Дарио на балконе простоял часа три, наверное. Когда он вышел, наконец, у нас как раз были гости. У меня нечего было есть, пришлось заказать пиццу, Гаю жепозвонить по номеру человека, поставлявшего вампирам здоровых молодых людей. Пока я заказывала пиццу с копченостями, пармезаном и помидорами, Гай заказывал себе «девушку лет двадцати трех». Непритязателен он всегда был, это я помнила еще с тех раз, когда Гай закусывал людьми при мне во время наших европейских вояжей.
В крупных городах у Гая были свои поставщики, знавшие его вкусы: молодые женщины от 20 до 25 лет, здоровые, непьющие и некурящие. Мой отец всегда был (при мне, по крайней мере) сдержан и обходителен с «едой». Он не мучил и не пользовался ими в других целях. Поев, всегда сразу же отправлял восвояси, даже еслио, очень часто!они высказывали желание остаться.
Лишь пару раз Гаю приходилось довольствоваться парнями, и совсем уж редковыходить на охоту. После охоты отец всегда возвращался в приподнятом настроении, из чего я сделала вывод: он сдерживается при мне, не желая огорчать или травмировать свою «кошечку». Наверное, во время охоты он не ограничивался лишь питанием.
Заказав для себя обычную еду, Гай особо оговорил еще одного смертного: ростом 170-175, 25-28 лет, светловолосого и голубоглазого, желательно гея или би. Добавил, что платит по тройному тарифу. Я хотела спросить, зачем это но потом поняла: для Дарио. Наверное, погибший Макс Лихтенштейнский был типичным представителем арийской расыну, разве что ростом не вышел.
Итак, Дарио присоединился к нам, видимо, окончательно приведя голову и чувства в порядок. Выйдя к нам, Дарио не спешил надевать какую-то из масок. Однако он быстро оценил меня, грызущую кусок пиццы, Гая и миловидную дебелую румяную блондинку рядом с нимну, и блондина с голубыми глазами, смотрящего на него с щенячьим каким-то восторгом.
От меня не укрылся ни благодарный взгляд Дарио, брошенный на моего отца, ни короткая, но теплая улыбка Гая.
Я была более-менее привычна к тому, что вампиры трапезничают при мне, однако некоторые стеснялисьвот как Гай и Дарио. Хотя с Дарио я, пожалуй, хватила лишку. Он так смачно закусывал пареньком, сминая в ладонях его ягодицы, что застеснялась уже я. Попрощавшись с отцом, я отбыла в свою комнату. Тем паче, после закусона родитель мой собирался навестить Ингемара, так что мешать Дарио и его еде не хотелось.
Сон пришел почти мгновенно, но сон тревожный, неровный, насыщенный красками и эмоциями. Мне было страшно: казалось, что я уже не различаю Бездну и сон. Снилось, будто Ингемар оказался главой медиков, и я стала заодно с ним. Я чувствовала злорадное удовлетворение от того, что фактически сама оказалась на вершине той загадочной пирамиды, такой желанный покой, счастье, желание по отношению к Ингемару А потом выяснилось, что Ману нужно убить. И убить придется мне, так как я могу к нему ближе всех подобраться. Оказалось, что почти все вампиры Киева против Маны и хотят его смерти.
Я проснулась с мокрым лицом и страшной щемящей болью в груди. Я чувствовала огромную вину перед Маной.
Только усилием удалось подавить желание позвонить зеленоглазому. И только к утру прошла нерациональная, странная обида на Ингемара.
Как же давно я не видела такие сны. Они означали лишь одно: моя бедная психика на грани срыва. Лежа солдатиком в постели и пялясь в потолок, я злилась на саму себя за то, что ничего не могу сделать. Я так слаба. Как давно, Господи, не ощущала себя беспомощной! Мне не нравилось это чувство и не хотелось, чтоб оно возвращалось. Как помочь Гаю и форумувот что должно было стать моей основной задачей на ближайшие дни. Да что там на ближайшиена все дни моей жизни, если понадобится. Главное найти убийцу вампиров, главноеего отыскать.
Цель оправдывает средстварешила я, когда проводила Гая в аэропорт. Отец летел в Вену каким-то хитрым маршрутом через Бухарест, Будапешт и Загреб.
- Я вернусь через четыре дня, - сказал он, - ничего не бойся.
А я ничего и не боялась. Настолько, чтоб основательно закинуться наркотиками, предупредив Дарио, что собираюсь в Бездну, и, собственно, в нее и нырнуть вниз головой.
Вниз головойпотому что от дозы, увеличенной по сравнению с моей обычной, меня бросило так резко, что я потеряла ориентацию в пространстве. Дарио умолял меня взять его с собой, я согласилась, так что едва лишь я сумела привести в порядок голову, увидела его.
Город древних золотых руин как всегда предстал передо мной застывшим в вечном полудне. Я валялась в цветах, как обычно, они мягко шелестели надо мной, движимые каким-то неощутимым для меня ветром. Пурпурные чашечки склонялись, осыпая пыльцой. А что, подумала я, у нас ведь начало сентября и что-то там что-то там аллергия сезонные обострения Цветы периодически приоткрывали мне кусочек золотистого неба, на фоне которого на столбе все так же сидела кошка. Я вспомнила о трудностях с руками и попыталась их поднять. Получилось с первого раза и так легко!.. Я счастливо замахала кошке обеими руками, давая понять, как рада видеть ее. Она несколько равнодушно подняла переднюю лапу, показав мне серовато-розовые подушечки ладоней. Подержав так лапу секунды четыре, она опустила ее. И тут небо закрыл сияющий Дарио, который за локти схватил и поставил меня на ноги.