Да ты никак съесть меня хочешь, ненастный? в ее вопросе призывная игривость прозвучала.
И хотелось ответить, но кровь в голову ударила, вскружила. В чистом полекто нас увидит? К губам ее своими прижался, и жар тело наполнил.
Не хочу. Лери отвернулась, в мою грудь ладонью упираясь.
Я сглотнул. Ладонь мягкую в руке сжимая, приоткрыл рот, воздуха схватил им, думал уговорить Лери, зная, что она не откажет, если настоять, но не стал. В последнее время от таких уговоров на душе мерзко, как будто меня застали за воровством черешни, как было однажды в детстве. Уселся удобнее, руками упираясь в землю, пальцы в примятой траве запутал и, голову назад откинув, лиловое небо стал рассматривать. Совсем скоро замерцает оно холодными духами, а Солнце утонет за Краем Фадрагоса. А сегодня оно злее обычного, воннебо какое раскаленное. Неужто никто не понимает, как неправильно мы живем? Сколько размышляю над этим, ничего не меняется
Дыхание все еще дрожало, когда Лери, не отвлекаясь от плетения бус, сказала вдруг:
Хорошо, что эти ушли.
Эти Чужаки, видимо. Мама их тоже недобрым словом поминает. Разве можно так?
Лери, за что ты так их невзлюбила?
Она плечами повела, голову к земле ниже склоняя, и губы надула.
Да хотя бы из-за полукровки! выпалила наконец, хоть причина была совсем не в фангре. Зачем они ее с собой таскают? Кто вообще с такими водится?
Полукровка и полукровка, нахмурившись, произнес я, но тон постарался смягчить. Ты же знаешь, что часто низшая кровь верх берет над кровью высших. И чем кровь чище, тем она слабее. Будь иначе, эта фангра родилась бы беловолосой шанниэрдкой, и мы бы все тут ей прислуживали. Как знать, может, беловолосыйее брат по одному родителю, а почему так вышло, что в семье появилась дочь с грязной кровью, нам никто не скажет.
Знаю, вздохнула Лери. Но вот у Онкайлы в роду эльфы с сильной кровью были. И видишь, красивая она какая. Кровь эльфийская, несмотря на прочую кровь, расу высшую в ее роду подчеркивает.
Она исключение, согласился я. Однако сразу вспомнил, как легко Ромиар в ней кровь разную разглядел. Да и знающие все равно в ней полукровку рассмотрят. Думаешь, почему она в обитель сходила, а вскоре обратно вернулась?
Думаешь, не принимали ее там? удивилась Лери, глаза ясные округлив. Что дурного в помеси эльфов и людей?
Я хмыкнул, задумавшись ненадолго, и не стал скрывать другую мысль:
А что дурного в помеси беловолосого шанниэрда и фангры?
Ну ты даешь! воскликнула Лери, бусы роняя. Быстро подняла их, пока они в траве не затерялись, и, прижав к груди, сказала:Они же сами такую связь осуждают! Грязная она.
И нам теперь за ними повторять? А сами думать когда научимся? невольно вырвалось грубое рассуждение. Замечая, как розовеет белое лицо Лери, я попробовал тему вернуть:А Онкайла гордячка. Присматривалась к чужакам? Они только и говорят о работе, думают о гильдиях, в которых живут, да о Фадрагосе. Где ж Онкайле, с ее самолюбием, прижиться с теми, кто в ней не кровь прежде всего, а пользу от дел оценивать будет?
Лери, щеки надув, нитки стала связывать. Разговор поддержала неохотно:
Да, все так. Жена старосты о чужаках много рассказывала, когда мы по грибы ходили. Говорила, что полукровка только об алхимии и здоровье злюки этой пеклась. Она затянула узел слишком туго, и нитка тонкая порвалась. Скверна вымри!
Выругавшись, она долго молчать не стала. На меня колко взглянула и проговорила быстро:
И шанниэрд беловолосый туда же! И что они в ней нашли?!
А ты? осторожно спросил я, сердце дыханием успокаивая. Неужто глубоко в память въелась кареглазка? Да нет, ерунда это все. Просто Лери злится, а ей волноваться нельзя.
Я к ее руке потянулся, но накрыть не успелона ее из-под моей ладони выдернула и выкрикнула:
А я что?! Мне она, наоборот, противна была!
Противна была, потому что ты в ней что-то нашла.
Лери фыркнула, нос к небу устремляя. А глаза от обиды наполнились слезами, заблестели.
Горечь в груди разлилась, на плечи тяжестью надавила. Опять испортил все.
Она мужик в платье!
Лери, тихо позвал я, пытаясь обнять ее, но она оттолкнула.
На ноги вскочила и на полшага от меня отступила. Сверху вниз осуждающим взглядом к земле пригвоздила и отчитывать принялась:
Видела я, как ты встречи с ней искал! И матушка твоя видела! Дай духи ей здоровья, потому что только она меня тут и понимает! Только она любит и поддерживает.
И я люблю.
Не любишь!
И встречи с Асфи не искал, наоборот, избегал, как мог. Но об этом говорить не стоит, иначе Лери и это признание против меня обернет. Придумает, что встречи не искал, чтобы себя не искушать.
Люблю, настоял я, усаживаясь удобнее, чтобы не смотреть на Лери.
Когда она злится, все красивое в ней портится и исчезает. От вида ее и от голоса противно на душе становится, уйти хочется подальше и так, чтобы не возвращаться. Пусть потом жалеет, что ушел.
Врешь! Ветер резкое обвинение в сторону унес, приглушая его. Не любишь! Я тебя сколько раз просила не думать так, а ты продолжаешь за свое!
Как не думать? И все же в глаза ей посмотрел, придавливая кулаками траву к земле.
Так как ты думаешь! Лери руки в бока уперла; губы на пунцовом лице кривились и дрожали. Дурно думаешь! Из-за этого тебя любой убить может, тише заговорила, на деревню опасливые взгляды бросая. Мысли у тебя скверные, так ты еще и высказываешь их! Это у меня терпение есть их слушать, а у матушки твоей любовь к тебе сильная. Да и то не всегда и у нас с ней желания хватает за тебя заступаться.
Вот как, усмехнулся я; сердце с болью заколотилось, у матушкилюбовь, а у тебятерпение?
Именно. Гордячка подбородок вскинула, презрением на меня плеснула и не заметила даже, в чем призналась.
Только терпениеи все?
Лери замялась, руки к груди прижала и несколько мгновений на меня испуганно смотрела. Я ждал, что обнимать начнет, переубеждать, а она, как бывало почти всегда обиделась.
Вот, значит, какого ты обо мне мнения? изумилась. Не веришь мне, получается? А еще говоришь, что любишь Как же любишь, если в моей любви сомневаешься? А мне хоть веришь? Ой!
Она за животпока еще маленький, незаметный, схватилась и сгорбилась. Холод промчался по жилам, дыхание оборвал, волосами на затылке зашевелил.
Лери, позвал я и бросился к ней. На коленях стоя, к животу ее прижался, поцеловал в шершавое платье и попросил:Прости меня. Прости.
Ничего, Лери всхлипнула, руками голову мою к себе прижимая. Прощаю, Кейел. Несильно болит.
Мысли на короткое время напрочь исчезли, а когда вспыхнули, все осуждали и осуждали. Я насколько мог, старался отвлечься. Прижимая ухо к мягкому животу, слушал и думал, каким будет наш ребенок. У Лери эльфийской крови в роду даже больше, чем у Онкайлы. Вдруг повезеттогда ребенок наш будет, как Лери, красивым. Или дураком, как я?
Прости меня, повторил я, не зная, как вину загладить. Голову запрокинув, взглядом лицо ее бледное отыскал и спросил:Что мне сделать, чтобы ты никогда не волновалась?
Она и не думала над ответом.
Не заговаривай больше ни с кем, обхватив мое лицо и склонившись ко мне, попросила. Думай не только о себе, но и о нас. Если тебя убьют, кому я буду нужна? А ребенок твой? Хоть немного о нас думай.
Я вздохнул тяжело, все мысли спорные отгоняя. Кивнул, снова к животу щекой прижимаясь. А Лери продолжила:
Тебя и без того не трогают только потому, что я с тобой. Меня жалеют, Кейел. Не тебя желают, а меня. Это все отец твой виноват, что в тебе скверна эта сидит, но он хотя бы научился молчать. Он умнее тебя, а ты глуп. Не умеешь думать, как все, так молчине раздражай других. У тебя хоть силы в руках есть, но постоять-то ты за себя не умеешь. Ни за себя, ни за меня. Обещаешь, что говорить о том, что думаешь, не будешь? Обещаешь?
Обещаю, выдохнул я.
А духами поклянешься? внезапно спросила она.
Дыхание перехватило; я отшатнулся. Поверить не получалось в то, что она об этом попросила. И будто лес за ее спиной стал мрачнее, выше, а лучи Солнца краснее и длиннее. Так недолго и до того, что они дотянутся до меня.