"Я бы, не задумываясь, прошла мимо, но Люня вцепилась в котёнка - не оторвать" - с легкостью расшифровала Айями. И не осудила. Нелегко избавиться от привычки, выработавшейся в войну: лишние рты не нужны, в том числе, и кошачьи.
- Давай оставим. Мамулечка, ну, пожалуйста, - взмолилась дочка. - Я буду слушаться, честно-честно. И бабе буду помогать, и тебе. И съем весь лук из супа, только не выгоняйте кису.
Она так жалобно упрашивала и приготовилась плакать, что сердце Айями дрогнуло.
- Ну, хорошо. Назначаю тебя ответственной за воспитание нового члена семьи, - заключила она, и Люнечка запрыгала от радости, а котёнок испугался и спрятался за шапкой.
Тем же вечером женщины, прихватив свечи, с осторожностью спустились в подвал, где надолбили смерзшегося песка для туалетного лотка. К слову, котёнок не привередничал и с охотой уплетал всё, чем его кормили, видно, наголодался на год вперёд. И при ближайшем рассмотрении оказался кошечкой, которую дочка назвала поначалу Звездочкой. Но Эммалиэ переубедила: нужно звучное и короткое имя, чтобы животное быстро привыкло. В итоге, перебрав подходящие прозвища, остановились на Кнопке, уж больно маленькой казалась кошечка.
Кнопка потеснила принцессу Динь-дон в борьбе за внимание дочки. Люнечка не могла надышаться на котёнка и возилась с ним днями напролёт. Теперь все разговоры в семье велись вокруг новой жилички. Да и Айями отдыхала душой, почесывая за ушком кошечки, тянувшейся к ласке как росток к солнцу. Поэтому, когда Веч вернулся в город, первым делом поделилась новостью о нежданном "подарке" судьбы. Наверное, рассказывая с невольным восторгом, Айями и сама превратилась в большого ребёнка, потому что Веч слушал с улыбкой, накручивая светлую прядь на палец.
- Значит, нашла себе забот по горло? А я думал, скучала, - сказал с притворным упрёком.
- Скучала, - призналась Айями и смутилась. Зато Вечу польстило. - Эммал... мама говорит, теперь у нас бабье царство. Мы с ней, Люня, Динь-дон и Кнопка.
- У вас там цветник. Розарий, - засмеялся он.
- Знаешь, мне совестно. Многие живут впроголодь, а у нас в доме кошка. Люди не поймут.
- Ну, сколько она съедает? Размером с кулачок и ест в пять раз меньше, чем весит. И потом, разве появление кошек в вашем городе - не показатель того, что жизнь налаживается? А впроголодь живут лишь лентяи и религиозные фанатики. И ваша пацанва теперь ловит голубей из-за азарта и на продажу, а употреблять их в пищу многие брезгуют.
И всё же слова Веча не успокоили. Из памяти еще не истерлись безнадежные времена, когда в еду шло всё, могущее пережевываться, поэтому кошка в доме показалась бы кому-то издевательством и насмешкой.
- Ладно, если тебя тревожит, приноси зверюгу, пристроим её в казарму. Не пропадёт, - пообещал Веч.
Зато Люнечка, узнав о великодушном предложении господина подполковника, устроила истерику с безутешными рыданиями. Не помогли и уверения в том, что у даганнов животинке будет привольно и сытно. Дочка, объявила, заикаясь от плача:
- Ну и выгоняйте. Уйду от вас и буду жить вместе с Кнопой.
Вот так вот. Айями опешила, натолкнувшись на такое проявление характера, хотя и в мыслях не имела доводить ребенка до слёз. А Люня отстояла за усатой-полосатой право на проживание в квартире.
Вскоре прозвучал первый звоночек, подтвердивший слова Мариаль о далеко идущих намерениях даганнов в захваченной стране. Причиной стало объявление, вывешенное на площади возле ратуши. В нём сообщалось, что в ближайшее время часть военнопленных будет конвоирована из местной тюрьмы в концлагерь вблизи Алахэллы. К объявлению прикололи кнопками списки - амидарейские имена даганскими буквами, отпечатанные в столбик на машинке.
Городок всколыхнулся. У доски объявлений образовалось столпотворение: женщины выискивали в списках имена родных. Многие плакали.
- Не пойму, зачем лить слезы, - удивился Имар, глядя из окна на скорбные лица амидареек. - Их мужей ведь не на смерть посылают, а перебрасывают на другой участок работ. Пусть жёны получают разрешение в миграционной службе и отправляются следом.
- Многие женщины добрались сюда с детьми, устроились на работу, худо-бедно обжились. А сейчас придется покидать город и уезжать в неизвестность. А ведь вы обещали, что им позволят отправиться семьями в Даганнию, - ответила Айями.
Наверное, резковато высказалась, потому что Имар поджал губы.
- Они отправятся, но позже, - сказал с недовольцей. - Планы нашего командования изменились, а мы выполняем приказы.
И Имар неукоснительно им следовал. С некоторых пор он появлялся в комнате переводчиц в начале рабочего дня или незадолго до его окончания. Забегал на минутку, второпях проверял готовые переводы, раздавал задания и исчезал. Потому что с утра до вечера инженеры пропадали в городе и в его окрестностях, выясняя, осталось ли в этих местах что-нибудь стоящее, и заодно оценивали, имеет ли смысл рвать пупы, разбирая и вывозя строймат.
А Эммалиэ поведала новость, услышанную от приятельницы: теперь рубка леса ведется не массово, а избирательно. Руками заключенных даганны валят деревья с ценной древесиной - ясень, дуб, клен, а прочее разнолесье игнорируют. Подходящих рощ и дубрав в окрестностях - раз, два и обчелся, поэтому день ото дня заключенных отвозят на вырубки всё дальше от города. Эдак часами катаются в грузовиках вместо того, чтобы работать, а такой расклад дел неэффективен для даганнов.
Перемены в устоявшейся городской жизни взволновали население и взбудоражили Айями. Она бы не побоялась спросить у Веча, что означают маневры даганнов, но тот, как и Имар, с недавнего времени пропадал в отъездах по пригородам, отменяя вечерние свидания, и реже вызывал днём в кабинет на третьем этаже. А при нечастых встречах категорически отказывался обсуждать какие-либо вопросы, кроме нейтральных тем.
- Послушай, я с трудом выкроил этот час и не хочу растратить его на пустые разговоры, - заявил, увлекая Айями на тахту.
Свидания теперь получались смазанными и наспех. Господин подполковник стал рассеянным и задумчивым - что в постели, что за коротким ужином. А иногда трапеза и вовсе отменялась. Веч, скупо объяснив: "Что поделаешь, служба. Зовет и днем, и ночью", отбывал по делам, а у входа дожидался автомобиль, и водитель-даганн сопровождал Айями до порога квартиры.
"Занят, устал, озабочен. Чем?" - ломала голову Айями.
И Мариаль, несмотря на близость к источнику информации в лице господина помощника, имела смутное представление об изменениях в стратегии даганнов, поэтому оставалось лишь гадать о причинах происходящего, что Айями и делала: на работе - в компании переводчиц, а дома - вместе с Эммалиэ.
- Они не успевают, а времени в обрез. Вот и торопятся. Расставляют приоритеты, чтобы переправить в Даганнию самое необходимое, - сказала Мариаль в уборной, куда напарницы отлучились под предлогом мытья рук.
- Невыгодно держать ораву ртов, если нет равноценной отдачи. Работников нужно обогревать, кормить, лечить. Охранять, в конце концов, - размышляла Эммалиэ вслух. - Всё, что имелось ценного и полезного на нашем направлении, даганны уже вывезли. Тут не осталось ничего, кроме разграбленного жилья и жидкого леса. Вот они и решили, что убыточно дислоцироваться в нашем городе. На столичном направлении больше перспектив, и затраты окупятся.
Эммалиэ рассуждала, помешивая кашу, чтобы та не пригорела, а Айями, кутаясь зябко в платок, застыла в задумчивой неподвижности у окна. Или, что случалось чаще, замирала за будничными хлопотами и прислушивалась. К себе.
Время неумолимо движется вперед, и его не остановить. В воздухе пахнет предвестием весны. На неё намекает и ноздреватый снег, припекаемый лучами, и жиденькие сосульки, недавно появившиеся на козырьке. А солнце, месяц назад царапавшее диском кровлю дома, теперь тянется к зениту, потихоньку удлиняя дни. Когда сугробы потекут ручьями, даганны покинут городок, и Веч уедет вместе с соплеменниками. А вдруг его отъезд случится раньше? Командование прикажет, и господин подполковник, откозыряв, беспрекословно подчинится.
Разлука близится, она неотвратима. По сути, теперешние отлучки Веча - своеобразная репетиция, позволяющая свыкнуться с неизбежным финалом отношений с даганским офицером.
Много имен в списке. Почитай, две трети тюрьмы отконвоируют под Алахэллу, но и тогда в городке останется больше сотни пленных. Это же настоящая воинская рать! Дай им автоматы, запросто сомнут вражеский гарнизон. Но и даганны не дураки, и прекрасно понимают: у кого оружие, тот и прав, и диктует условия. Поэтому плачь не плачь, а деваться некуда. В миграционной службе возник ажиотаж: женщины торопились получить разрешение на проезд к новому месту жительства и ругали на все лады неспешность даганского бюрократизма, но опять же, меж собой.