- Поцелуй меня.
Мехрем замотала головой. И упорно отказывалась смотреть на Веча, предпочитая изучать рисунок на обоях.
- Поцелуй! - потребовал он.
Пожав плечами, она мазнула губами щеку.
- Нет. Не так.
Пришлось зажать лицо амодарки ладонями и заставить смотреть глаза в глаза, хотя она упорно косила в сторону.
Веч прикоснулся к ее губам. Сперва целомудренно - раз, второй, третий. Потом настойчивее. И вскоре целовал так, будто через пять минут небо упадет на землю, и настанет конец света.
Мехрем словно отрешилась от происходящего и не сразу смогла расслабиться. Не сразу перестала икать после плача и начала отвечать. Но оказалась опрокинутой на кровать, и Веч целовал - и шею, и ключицы, и грудь. И за ушком не забыл, и о губах.
И все-таки добился. Поймал отклик мехрем, когда она нерешительно обняла за шею и притянула к себе.
Ладно, если ей необходимы поцелуи, Веч сделает так, чтобы на её губах остались синяки.
А потом он и не вспомнил, как очутился, в чем мать родила, и где брошена его одежда.
Распял её руки на кровати, прижимая к покрывалу. Амодарка подавалась навстречу молча и с какой-то лихорадочностью. Низкий горловой стон слетел с её губ - вымученный, но донельзя желанный. Когда по её напряженным до предела мышцам пробежала судорога, и тело обмякло, Веч закончил начатое.
- Не уходи, - сказала мехрем с отчаянием, когда он приподнялся на локтях, чтобы встать. И крепче обхватила ногами. - Еще пять минут.
- Раздавлю ведь.
- Нет.
Веч перекатился на бок, продолжая её обнимать. Мехрем провела рукой по его груди, поцеловала в ключицу и, прижавшись, задремала. Пристроилась щекой на плече Веча.
А он чуть не стукнул себя по лбу от озарившей догадки. Вот олух! После интенсивной нагрузки в кровати довольная амодарка похожа на сонную муху. Лениво потягивается и зевает. И как он забыл? Быть может, оттого, что не придавал значения и не потрудился увязать причину и следствие? Да и нечасто мехрем смеживала веки на тахте, от силы раза три-четыре, что он списывал на недосып и усталость.
Веч прислушался к дыханию спящей. Ну, если поцелуи для неё важны, пожалуй, это нетрудно... целоваться. И обнимать... тоже нетрудно.
Свободной рукой ухватил край покрывала и укрыл себя и мехрем. Смотрел в потолок и считал размеренные удары её сердца. И привыкал.
Странно и непривычно лежать вот так, в постели с женщиной, прижавшейся доверчиво и беззащитно. Поразмыслив, Веч не смог припомнить ни одного похожего случая. В пределах памяти - безграничное поле под знаком "война". Землянки, окопы, свист снарядов, взрывы, шрапнель... Контузия, ранение, госпиталь... Пара недель на выздоровление, и опять на передовую. Какая тут постель и сон в обнимку? Женщины и то второпях. Увольнительная наспех - и снова в бой. После войны не лучше. Клубные мехрем вымуштрованы, но не более. Профессионально выполнят любой каприз, а после, приведя себя в порядок, идут к другому клиенту.
А тут - теплое тело, гладкая кожа... И она - разнеженная, разморенная... Пахнущая домом и уютом... Мягкая, сладкая... Какой и должна быть женщина, спящая в твоей постели.
Он уткнулся в русые волосы, вдыхая. В носу засвербело, и Веч, боясь разбудить, зажал нос. Но не утерпел и сдавленно чихнул, проклиная на все лады щекотку.
Конечно же, мехрем проснулась. Вздрогнула и открыла глаза, видимо, не сообразив спросонья, где находится.
- Уже поздно?
- Нет, время еще есть. Хочешь в душ?
- Здесь есть душ? - удивилась она, потягиваясь.
- Обижаешь.
Веч не стеснялся наготы, а мехрем, привстав, замоталась в покрывало едва ли не до шеи. И прихватила с собой платье.
Он нашарил рубаху под кроватью и, прошлепав босиком, зажег светильник в ванной.
Кафель, штора. Умывальник. Трещинки на эмали, но, в целом, в помещении чисто, без потеков и ржавчины. Поломойки выдраили на совесть. На полочке мыло и зубной порошок. И флакон с маслами.
Веч едва успел надеть брюки и вынул сигарету из портсигара, как дверь открылась, и мехрем появилась на пороге ванной. Одетая и собранная.
- Уже? - изумился он.
Амодарка кивнула.
А как же звук льющейся воды? Веч не слышал.
Экономит, - осенило его. Ведро горячей воды достается нелегким трудом, и поневоле привыкаешь к бережливости.
- Пойдем. Примешь душ и на этот раз не менее десяти минут.
- А вода? - забеспокоилась мехрем.
- Нашла, о чем волноваться. Лей и не думай.
- А можно принять ванну?
И опять она решила сэкономить. Заткнуть сливное отверстие пробкой, и тогда в канализацию убежит гораздо меньше драгоценной воды.
Веч вспомнил: амодары предпочитают принимать душ или ванну.
- Здесь тепло, - сказала мехрем, прикоснувшись к чугунной батарее.
- А дома как?
- Прежде чем мыться или стирать, нагреваем помещение. У нас стоит небольшая печка в углу. С аффаитом* стало просто чудесно. А раньше быстро выстуживалось.
- Еще раз повторяю, забудь о бережливости, - приказал Веч и вышел, оставив её в одиночестве.
Прошло пять минут, десять. Он слышал шум льющейся воды, который вскоре утих. И отмечал машинально: наполнила ванну ... закрыла кран... разделась... забралась.
Сглотнув, Веч начал ходить по комнате туда-сюда. Не выдержал и, плюнув, пошел следом.
Оказывается, её опять разморило. Амодарка вздрогнула боязливо, когда он вошел, привнеся поток свежего воздуха. И поджав колени к груди, прикрылась руками.
Опустившись на корточки возле ванной, Веч закатал рукав рубахи, а мехрем настороженно следила за его движениями.
- Не прячься, - сказал Веч и отвел её руку в сторону. Отвел вторую, и амодарка послушалась, однако напряглась.
Его пальцы потрогали воду. Пожалуй, прохладно. Все-таки мехрем умудрилась сэкономить.
Ладонь медленно поползла по ноге, от колена и выше, по внутренней стороне бедра.
Амодарка замерла, вцепившись в бортики ванной.
- Не дергайся, - велел Веч сипло, и голос дрогнул.
Рука поднималась выше, и дыхание мехрем участилось.
- Смотри на меня.
Она не стала перечить.
Из наспех собранного пучка выбился русый локон, над верхней губой проступили бисеринки пота. Веч наклонился и слизнул солоноватые капельки, но руку не убрал.
Бесово наваждение. Не хватит никакой выдержки мучить её губы и ласкать там. И, тем самым, доводить себя до изнеможения.
Вскочив, Веч рванул полотенце с крючка и растянул, предлагая амодарке встать. И опять она подчинилась.
Укрыв плечи махровым отрезом, поднял её на руки. Легкую, невесомую.
Только Веч имеет право носить свою мехрем на руках. И в следующий раз переломает родственничку руки за возмутительную инициативу. Пусть тот благодарит Триединого за счастливое стечение обстоятельств.
Веч отнес её на кровать, в наспех разостланную постель, чтобы взять своё, теперь уже не щадя и не жалея. Потому что заслужил. Терпением и выдержкой.
Он отвез свою спутницу тем же путем, каким доставил в гостиницу: от черного входа и до подъезда. Заглушил двигатель.
В салоне стало тихо. Мехрем, нервничая, с увлечением мяла пальцы, и Вечу вдруг пришло в голову: вот сейчас она откроет рот и произнесет слова, которым научил сородич.
И тогда он сделал единственное, что пришло в голову. Привлек амодарку к себе и, не позволяя отстраниться, поцеловал. До вспухших синюшных губ и полузадушенного писка.
Она затрепыхалась, пытаясь отстраниться. Но потом поняла, что снаружи не видно происходящего в салоне, и расслабилась, отвечая Вечу. Её шапка съехала набок, шарф сбился.
Да, получился грандиозный поцелуй, - признал не без гордости Веч. Мехрем дезориентировалась. Дышала тяжело и, раскрасневшись, смотрела с поволокой. И купала в неземном свете, льющемся через полуопущенные ресницы.
Что ж, если потребуется, Веч научится. Это не трудно, это легко. В конце концов, любой женщине любой национальности хочется тепла и ласки.
___________________________________
Следаки* (жарг.) - служба ревизии и внутренних расследований в даганской армии. Э'Рикс - уполномоченный генерального штаба по ревизии и внутренним расследованиям
Триединый - в даганской религии основа всего сущего. Божество, объединяющее три начала: землю, воздух и воду.
Bohor*, бохор - драка, потасовка. Жарг. - мочилка, буча, схлёст.
Sahsh, сахш (даг.) - крепкий алкогольный напиток на основе сброженного солода.