Ты видела Джеффри? спрашивает папа.
Читать чужие мысли невежливо. Но да. Он приходил ко мне. И звонил пару раз, по большей части для того, чтобы я не отправилась на его поиски. Он живет где-то неподалеку. Мы завтра встречаемся с ним в кафе «У Джоанны». Единственный способ заставить его провести со мной времязаманить бесплатной едой. Но, главное, это работает. И тут у меня возникает блестящая идея. Ты должен пойти с нами.
Он не захочет со мной разговаривать, не раздумывая, выпаливает папа.
Ну и что? Он же подросток. А ты его отец, говорю я.
А затем мысленно добавляю: «И должен заставить его вернуться домой».
Папа качает головой:
Я не могу ему помочь, Клара. Я просмотрел все возможные варианты будущего, и Джеффри никогда не слушается меня. И, если честно, мое вмешательство все только ухудшает. Он прочищает горло. Но я пришел не только ради подарка. Мне поручили тренировать тебя.
Сердце начинает колотиться в груди.
Тренировать меня? Для чего?
На его челюсти играют желваки, пока он обдумывает ответ.
Не знаю, известно ли тебе это, но я солдат.
На мой взгляд, это слишком скромное определение для предводителя божьей армии, но не буду придираться.
Да, я слышала об этом.
И специализируюсь на владении мечом.
Владение мечом? переспрашиваю я, и мой голос невольно срывается на крик, отчего на нас начинают коситься прохожие. Ты собираешь научить меня сражаться с мечом? понизив голос, спрашиваю я. То есть пылающим мечом?
«Но ведь он появляется в видении Кристиана, думаю я. Не в моем. Не я сражаюсь им».
Папа качает головой:
Люди часто принимают его за пылающий меч, но на самом деле этот меч соткан из сияния венца. Меч света.
Мне с трудом верится в услышанное.
Меч света? Но почему я?
Это часть плана, поколебавшись, признается он.
Понятно. То есть существует какой-то божественный план, в котором мне определена роль?
Да.
А у тебя есть копия этого плана, чтобы взглянуть на нее? Хотя бы одним глазком?
Уголок его рта приподнимается в улыбке.
Он еще не закончен. Так ты готова приступить? спрашивает папа.
Что, прямо сейчас? удивляюсь я.
Нет времени лучше, чем настоящее, говорит он, и, уверена, эти слова кажутся ему отличной шуткой.
Он подходит, чтобы взять у меня велосипед, и мы медленно шагаем в сторону «Робл».
Кстати, как дела в университете? спрашивает он, как любой другой заботливый отец.
Хорошо.
А у твоей подруги?
Мне кажется странным, что он спрашивает о моих подругах.
Ну у какой?
Анджела, уточняет папа. Ведь это из-за нее вы поехали в Стэнфорд, верно?
Ох. Да. Кажется, у Анджелы все хорошо.
По правде говоря, в последний раз мы с ней тусовались, когда она позвала меня в Мемориальную церковь. Я звонила ей на прошлых выходных, чтобы пригласить на новый ужастик, который вышел в преддверии Хэллоуина, но она меня отшила. Сказала, что занята. Также она отказалась сходить на вечеринку или поэтические чтения, куда я звала ее в надежде отвлечь от учебы. И даже на курсе гуманитарных наук она вела себя крайне тихо и постоянно витала в облаках.
На самом деле в последнее время я чаще встречаюсь с ее соседками по комнате, чем с самой Анджелой. С Робин мы вместе ходим на занятия по истории искусств по понедельникам и средам, а после пьем кофе. А с Эми мы завтракаем вместе, без умолку болтая о всякой чепухе. И от них я узнаю, что Анджела либо пропадает в церкви, либо сидит в комнате, приклеившись к ноутбуку, или читая устрашающие на вид книги, или строча что-то в своем блокноте. К тому же она почти не вылезает из своего спортивного костюма и иногда даже забывает про душ. Судя по всему, она напряжена больше, чем обычно. Думаю, так на нее влияет предназначение и ее одержимость цифрой семь, парнем в сером костюме и всеми остальными подсказками из видений.
Мне всегда нравилась Анджела, говорит папа, что несказанно меня удивляет, ведь они виделись всего лишь раз. Она очень страстно желает поступать правильно. Так что тебе следует присматривать за ней.
Я тут же делаю мысленную пометку позвонить подруге, как только выдастся свободная минутка. И понимаю, что мы уже добрались до «Робл». Папа останавливается и смотрит на увитое плющом здание общежития, пока я пристегиваю велосипед к стойке.
Хочешь посмотреть, где я живу? ощущая непонятную неловкость, спрашиваю я.
Может, чуть позже, отвечает он. Сейчас лучше найти место, где нас никто не потревожит.
Мне не приходит в голову ничего лучше, чем подвал общежития, где есть комната без окон. В основном студенты используют ее, чтобы поговорить по телефону, не мешая своим соседям.
Ну, это лучший вариант из всех, что мне удалось вспомнить, ведя папу вниз, объясняю я.
А затем отпираю дверь и придерживаю ее, чтобы он мог осмотреться.
Отличный вариант, заходя внутрь, говорит он.
И в этот момент меня охватывает нервозность.
Может, стоит размяться?
Голос отдается странным эхом от пустых стен маленькой, вызывающей клаустрофобию комнаты. Здесь пахнет грязными носками, прокисшим молоком и старым одеколоном.
Для начала нужно решить, где бы ты хотела тренироваться, говорит он.
Разве не здесь? обводя рукой комнату, интересуюсь я.
Это отправная точка, объясняет он. Но лишь тебе решать, куда мы перенесемся.
Что ж, и какие есть варианты?
Можешь выбрать любое место в мире, отвечает он.
Даже пустыню Сахара, Тадж-Махал или Эйфелеву башню?
Думаю, мы устроим настоящее шоу, решив попрактиковаться во владении мечом на вершине Эйфелевой башни. Но решать тебе, ухмыляется он, а затем вновь становится серьезным. Выбери то место, где будешь чувствовать себя спокойно и сможешь расслабиться.
Ну, это проще простого. Мне даже не требуется время на обдумывание.
Хорошо. Перенеси меня домой. В Джексон.
Значит, в Джексон. Папа встает прямо передо мной. А теперь приступим к перемещению.
А что происходит во время перемещения? спрашиваю я.
Ну Он подыскивает слова. Это искривление времени и пространства, позволяющее перемещаться из одного места в другое, объясняет он и, выдержав драматичную паузу добавляет: Первый шагвенец.
Я замираю в ожидании, но ничего не происходит, поэтому поднимаю глаза на папу. А он кивает мне, словно ждет, что я сделаю все сама.
Ты хочешь, чтобы я перенесла нас?
Ты ведь уже делала это раньше, не так ли? Вернула маму из ада.
Да, но тогда я не осознавала, что делаю.
Кирпичик за кирпичиком, дорогая, говорит он.
Я сглатываю.
На мой взгляд, ты предлагаешь мне построить Рим. Может, стоит начать с чего-то попроще?
Я закрываю глаза и пытаюсь прочувствовать момент, перестать думать и воспринимать окружающее. Прислушиваюсь к собственному дыханию, чтобы достигнуть того спокойствия, благодаря которому смогу дотянуться до частички света, которая прячется глубоко внутри.
Хорошо, бормочет папа.
Я открываю глаза и вижу золотистое сияние, окружившее нас.
В этом состоянии ты можешь заполучить все, что захочешь. Нужно только научиться просить.
Все, что угодно? скептично переспрашиваю я.
Если попросишь и поверишь в это, то да. Что угодно.
То есть если я захочу чизбургер
Папа смеется, и звук эхом отражается от стен, напоминая колокольный звон. В сиянии венца его глаза похожи на расплавленное серебро, а волосы сияют.
Знаешь, у меня бывали и более странные просьбы.
Он вытягивает руку, и на ладони появляется нечто золотисто-коричневого цвета. Это хлеб, только легче, понимаю я, взяв его в руку.
Что это? спрашиваю я.
Потому что это точно не чизбургер.
Попробуй.
С секунду поколебавшись, я решаюсь откусить кусочек. И это оказывается вкуснейший круассан, который практически тает во рту, оставляя после себя легкий привкус меда. Я быстро съедаю все до последней крошки, чувствуя себя полностью удовлетворенной. Ну, не полностью, конечно. Но довольной точно.
Потрясающе, выдыхаю я, борясь с желанием облизать пальцы. И ты можешь сотворить его из воздуха в любой момент?