И где живет добрый господин этот?
Сдается мне, говорит служанка, что он нигде не живет, потому как господин вольный.
Ох, во-время ушел господин вольный со своими вольными дружками. Потому как чуть солнце село, слышу я во дворе шум и крики, и лязг железа, и служанки все забегали, и хозяйка тоже.
Ты, вроде, подсобить мне обещал, говорит, так давай, начинай. Вон там, в углу, поленница, топор, вон колун, давай-ка, работай. А еще воду натаскать надо, ты вроде обещал воду натаскать, если слух меня не подвел, когда я тебя похлебкой из бараньих потрошков кормила.
Кто это к нам пожаловал? спрашиваю.
Господин наш и хозяин здешних мест, говорит она, вернулся из дальнего похода. То ли он неверных трепал, то ли они его, то ли по каким другим делам ездил, а только вот он, а вот его рыцари, и все голодные, что твои сарацины.
А не оставлял ли ваш хозяин за себя госпожу свою? спрашиваю я, такую беленькую, пухленькую, что твоя куропаточка, еще у нее папаша винодел?
Что там в замке творится, говорит она, до нас не касаемо. Наше дело накормить-напоить, а спать он в замок к себе поскачет, в свои владения, к госпоже своей, беленькой, пухленькой, и туда ему и дорога, потому как уж очень больно щиплется он, господин наш и хозяин, и нраву он до ужаса крутого, чуть что не по нем, так ярится, что держись!
Ну, делать нечего, пошел я во двор, к поленнице. Пока проходил, вижу их, несколько дюжих молодцов, с факелами, с мушкетами да палашами, на горячих конях, хозяин среди них как башня, на сером жеребце высится, красивый господин, видный, борода такая черная, аж синяя.
Уж я и дрова наколол и воду наносил, и огонь раздул, а они за столами сидят, кружками стучат, хозяйка бараний бок подает и зелень и сыр, и еще много чего, чего мне не подавала... Тут мальчишка конюший к господину подбежал, шепчет чтото на ухо. Тот вышел, возвращается, мрачный как туча, в руках у него какая-то тряпка, то есть, теперь-то это тряпка, а была шелковая попона, шитая золотыми цветами и весьма красивая...
Кто это сделал? спрашивает, я, говорит, эту попону в самом Париже покупал, у лучшего тамошнего галантерейщика, золотом за нее платил, потому как шитье мавританское, тонкое... Я, говорит, ваш трактир вонючий сейчас по бревнышку растащу...
Уж не взыщи, сударь! хозяйка бедная аж руками всплеснула, сдается мне, это вот его осел! Он тоже у коновязи был привязан, вот и пожевал изделие-то твое.
Твой осел? повернулся ко мне господин, глазами черными сверкает, ах ты, жалкий, никудышный, мерзкий мужлан... Я эту попону хотел госпоже моей подарить, для ее кобылки-иноходца, а твой осел поганый... я его сейчас порешу, чтобы впредь неповадно было! Понаехали, понимаешь, тут!
Я на колени бух! В ноги ему бух!
Помилосердствуй, говорю, кормилец ты наш, благодетель! Мы ж за тобой, как за каменной стеной! Ты нам пример и опора. Кому, как не тебе судить по справедливости? Неужто осел, тварь бессловесная, наказания заслуживает? Нешто она со злости?
А сам думаю, ах ты, Салли, глупая ты животина, неужто позавидовала красивой попоне на чужой спине? Вот ежели выберемся из этой передряги, куплю ей попонку, хорошенькую, чтобы с вышивкой по краям, маргаритками там или незабудками...
Он, вроде как остыл немножко.
Были такие казусы, говорит, вроде, рассудительно, когда судили животное по человечьим законам, если преступление было соразмерное, и карали соответственно.
Так ведь какое тут, ваша милость, соразмерное преступление? Как мерить, когда ни один человек в жизни ни одной попоны не сжевал!
Он опять подумал.
Если осел недееспособен, говорит он, тогда судить надо хозяина, проявившего столь преступное небрежение.
Я опятьбух головой ему в ноги.
Смилуйся, говорю, я человек бедный. У меня, кроме осла-то и нет ничего.
Ну, раз ничего нет, говорит, то осла я и конфискую. Хотя твой паршивый осел и клочка шелковой попоны не стоит.
Господин, говорю, да как же так! Это ж наследство мое, папаша покойный мне Салли завещал, чтобы я о ней заботился, холил и лелеял. Старшему он, значит, мельницу, младшему, кота, а мне, среднему...
Тут-то его терпение вышло, и он как засветит мне кулаком в ухо. Я где стоял, там и повалился. Крепко он бил, этот, синебородый. Пришел я в себя, а их уж и след простыл. Хозяйка мне мокрую холстину на лоб положила и на лавку кое-как устроила. Я холстину скинул, тихо вокруг. Огонь в очаге трещит.
Где этот? спрашиваю, синебородый?
Уехал, отвечает, слава тебе, Господи, уехал, ох, крутой же господин, но, на этот раз обошлось, вроде.
А Салли где?
Увез он твою Салли, говорит, за жеребцом привязал и увез. В замок не иначе, к хозяйству приспособит.
Я, кряхтя, с лавки сполз.
Это что ж тут у вас такое делается, спрашиваю, что у честного человека последнего осла отбирают.
А ты бы смотрел за своим ослом лучше, дурень, говорит хозяйка, вот напасти-то на свою голову и не нажил. Иди, говорит, отдохни, бедолага, завтра уж на своих ногах в путь пойдешь...
Спасибо, хозяюшка, говорю, а только пойду я в замок. Салли свою выручать. Пойду, упаду хозяину в ноги, отработаю ему и за попону, и за Салли. Может, говорю, госпожа за меня слово замолвит, вроде как не чужие мы с ней.
Хозяйка на меня поглядела, прищурившись.
На твоем месте, говорит она, об этом я бы не упоминала.
Да я и не собираюсь, Господь упаси, а только попрошу ее, чтобы она к делу меня пристроила.
Неизвестно еще, как оно обернется, говорит трактирщица, Не везет что-то нашему господину с хозяйками.
Это как?
Да так, говорит она, впрочем, мое дело маленькое. Хочешь иди, может, что и выгорит. Сейчас выйдешь, как раз к рассвету и придешь. Давай, я тебе еду на дорогу соберу, что ли.
Вот истинно говорят, свет не без добрых людей. Она мне в котомку положила сало, и сыр, и полкаравая хлеба, и вино в баклажке. Пожалела. А то, говорит, хочешь, оставайся, трактир, он мужской руки требует, а одинокую женщину может обидеть каждый. А ты парень крепкий, здоровый, да и вроде, душа у тебя добрая, вон как за свою Салли болеешь...
Я и рад бы, отвечаю, хозяюшка, ты и добрая, ты и красивая. Да и о хозяйстве таком я даже и не мечтал. Только ты понимаешь, как же с Салли быть? Она же, бедная, совсем растерялась, ничего не понимает. С чего бы это ее увезли, почему к тяжелой работе приставили, куда я подевался? Я ж родителю моему покойному как бы обязался за ней присматривать, а то с чего бы он мне ее оставил, Салли-то?
Лучше бы он тебе кота оставил, говорит она с досадой. Кот он чтозапустил его в амбар, мышей ловить, и каждый из вас сам себе хозяин. Или хотя бы мельницу. Ты бы муку молол, я бы хлеб пекла...
Я средний брат, виновато развожу руками, вот и получил что заслужил.
Ладно уж, говорит она, иди, горе ты мое. Только как надумаешь, приходи, пока я не передумала.
Замок у того господина белый, как сахар. Так и сверкает на солнце. Красивый такой замок, с башенкой.
Я, значит, стучу в ворота, опирает мне какой-то малый.
Куда? говорит.
На работу наниматься. Господин-то где?
Он пожал плечами.
Ночью приехал хозяин, и верная его дружина с ним. Погуляли-погуляли, да и спать легли. По сию пору спят. Так что погоди, пока спустится он.
Ночью, говоришь? А ослика с ним не видел?
Там все сплошь почти ослы, говорит он, кто не жеребцы.
Нет, настоящий ослик, маленький такой ослик, ушки бархатные... Ах да, он еще в шляпке.
А! говорит, видел ослика в шляпке. Хозяин его огороднику отдал, воду возить, навоз таскать...
Огородник, думаю, это еще ничего. Все ж не мельник.
Ладно, проснется твой господин, спустится вниз, как бы с ним словом перемолвиться?
А как будет он на охоту выезжать, или на прогулку, ты и подгадай... В замок, говорит, не пущу тебя, не того полета ты птица.
Тогда, мил человек, ты мне какую-нибудь работу придумай, говорю я, может, огороднику помощник нужен?
А чего, думаю, по крайней мере буду вместе с Салли, и ей полегче, бедняге, что свой человек рядом.
Я чего? отвечает он, я на воротах стою. А ты ступай к конюху, или еще кому. Может, у кого для тебя работа и найдется. Парень ты, вижу, здоровый, хотя и глупый.
За замком огороды разбиты, и сад яблоневый, и яблоки уже созревают, боками красными в листве светятся, и пчелы гудят в листве, и птичка какая-то свистит. Солнце сквозь лучи пробивается, листва шумит... Богатый у синебородого замок, что и говорить. Тут же, смотрю, старик какой-то яблоки собирает, а рядом моя Салли стоит. На боках у нее корзинки, и он туда уже яблоки положил, и еще собирается.