С момента бегства последнего жениха Залии, Клементина Ботно взлелеяла мечту о свадьбе этой вышедшей из всех сроков, богатой невесты и своего сына, но ей никак не удавалось заманить Оливи в Элладанн, хотя она молила Бога об этом каждое благодаренье. И вот, спасибо Лодэтскому Дьяволу, Оливи вернулся да без сопротивления уступил уговорам матери, так как желал иметь в Элладанне столь же праздную жизнь, что в и столице, да предпочитал идти к своей цели легким путем.
________________
В медиану Ботно ожидали гостей после двух часов дня. Маргарита получила от тетки бледно-лавандовое платье, какое та сберегла еще с молодости, новенький белый передник и несуразный белый чепец с большими оборками, закрывавшими девушке половину лица. Вовсе не из злобности, как могло показаться, Клементина Ботно пыталась подпортить внешность Маргариты этим уродливым головным убором, что смастерила сама, а потому что за шесть с половиной лет уверилась: без беды не обойдетсярано или поздно Маргарита разорит взысканиями от властей даже такого богача, как Себесро, следовательно, и Оливи тоже. При мысли, что Гиор Себесро увлечется ее племянницей, Клементина Ботно едва спала по ночам.
Однако все усилия тетки оказывались напраснымиюная красавица, назло ей, не желала походить на дурнушку. Наряжаясь сама в своей спальне и одевая племянницу, тетка злилась, грозила Маргарите расправой за какой-нибудь позор, а та, и так находясь в волнении, то бледнела, то краснела, то хлопала глазами.
Токо спробуй не так делывать, как я тебя поучала! с ненавистью уставилась Клементина Ботно на грудь девушки, хорошо заметную в приталенном платье. Всё помнишь?
Да, тетя, вымученно улыбнулась Маргарита и снова сильно похорошела. Бледность ей чрезвычайно шла, да и зеленые, чистые глазищи, расширяясь от страха, манили к себе взор. Тетка Клементина с досады щелкнула суставами пальцев.
Не лыбся! Глазей в пол! На гостейни-ни! Зазнакомлять с ихней семьёю я тебя не буду до свадьбы! Может, и позже́е не будусь! Не осрами меня, как обычно!
Клементина Ботно посмотрелась в ручное зеркальце и полюбовалась своим новым головным уборомпестрой, в желтых и зеленых вертикальных полосках, кубышкой, надетой поверх нежно-розовой вуали. Она осталась довольна собой и немного потеплела.
Ты эдакая ужастимиленькая, тетя, осторожно вставила Маргарита и получила новую порцию сверлящих взглядов и желчных слов:
Сама вижу, не подлизывайся! И не намечтывай себе, что раз я очки надёвываю при шитью, то не наблюдю грязи! Не виляй и не ленися сегодня! Обед нынче культурановый! И полно уж таращить свои зелёнки и хлопать ими: ты же знаешь, как меня это изводит! Одни бедствия от тебя! И только спробуй спортить мне скатертью́! Иль это платье! Растерзаааю!! Ух, всё поранакричавшись, выдохнула Клементина Ботно. Пошли
________________
Внизу, между передней и гостиной, напоминая огромную шапку сливочного желе, колыхался светлый балахон принарядившегося дядюшки Жоля. Пелерина, красного цвета и с резными краями, на его излишне просторной тунике навевала мысли о малиновом сиропе, а синий округлый колпак, верно прикрывавший лысину и клок волос на лбу, о виноградинке. Вероятно, в том числе из-за сходства толстяка с гигантской сластью, Филипп канючил, сопротивлялся и не желал уходить из дома вместе с Синоли. Дядя Жоль, уговаривая племянника не капризничать, щедро обещал конфет, однако подростку всё еще снились пирожные из дома Себесроон желал вновь обаять богачей и не поддавался.
Ну, дяяядя, я наготовил гимну на меридианском, ныл десятилетний Филипп и усиленно корчил «очаровательное личико». Всю триаааду заучивал! Старааался
А ну брысь из дому! жестко приказала тетка, проходя в гостиную. Чтоб вас через миг тута не былось!
Филипп шмыгнул носом и позволил старшему брату себя увести. Уходя, он демонстрировал сгорбленной спиной всесветную скорбь из-за такой несправедливости.
Зачем ты так, Клементина? несмело заговорил дядя Жоль. Малец могёл бы и остаться всё ж таки. Он милый
Глупый он!
«Наверное, дело не в пирожных, а в меридианском Филиппа», подумала Маргарита.
Налипнет липкой, лезет ко всем, поговорить толком не даст, продолжала тетка Клементина. И обожрал их!
«В пирожных дело! тихо вздохнула Маргарита. Никогда не будусь кушать сразу пять пирожных. А вот сколько интересно можное? Хорошо, если хоть четыре можно за раз покушать»
Ты моя раскрасавица! заметил ее дядя Жоль.
Эка́я она тебе еще раскрасавица?! звонко шлепнула тетка Клементина мужа по загривку.
Но, Клементина, в твоем платье видное, что она уж ладная девушка
Жоль Ботно получил новый шлепок и начинал вскипать, но его супруга суровостью лица походила на рыцаря перед боем, и он решил не напомнить ей сейчас о кротости жены перед мужем, а зайти по-другому.
Прям как ты, моя рас-раскрасавица, ласково проговорил дядюшка Жоль. Ох уж это лавандо́вое платьеприобнял он жену, которая от его нежности начала смягчаться. Как увидал тебя в нем у храму, так даже про Бога сзабыл
В гостиную зашел Оливи, и пораженная Маргарита открыла рот: одеваться ее сужен умел. Он облачился в алую шелковую тунику и еще одну сверху, полупрозрачную, сероватого цвета. Один рукав его верхнего одеяния прихватывался широкой манжетой вместе с красным нижним платьем, зато другой рукав превращался в шарф с кистями, и тот несколько раз свободно обматывался вокруг руки. На голове Оливи высилась новая, нежно-серая шляпа с маленькими, опущенными вниз полями и вытянутой тульей в форме сахарной головы. Щеголь нес с себя с достоинством аристократа, его взгляд излучал превосходство. Заметив восхищение Маргариты, Оливи изогнул губы в снисходительной улыбке.
Грити, в кухню! скомандовала тетка, не сводя обожающего взгляда с сына. Ох, малютка мой, это ты рас-рас-раскрасавец! Гиор Себесро отдаст за тебя свою сестру! Иначе он дурак а богачи не дураки Нетон не дурак!
________________
Любопытство не мучило Маргариту столь сильно даже в то злополучное благодаренье, когда она ждала появления Альдриана Красивого, если уж Оливи ее изумил, так владельцы суконной палаты должны были вовсе сразить разум. Однако наряды семьи Себесро разочаровали девушку: все трое убрали себя неброско. Материи их платьев выглядели дорого, но ни цвета, ни крой не впечатляли: рукавов-шарфов или нелепых (зато модных!) шляп эти люди не жаловали. Голову богача Гиора покрывал небольшой синий берет с серебряной пряжкой в виде барашкатакую носили суконщики Элладанна.
Вдова Деора Себесро оказалась миловидной, да чрезвычайно тучной. Толстяк дядюшка Жоль раз поведал Маргарите, что пока санделианские алхимики не изобрели сахар, «жир» означал нажитое богатство и считался украшением плоти. Во времена его молодости эта мода уж сходила на нет, но полнота еще ценилась у дам, и Деора, пока не раздалась после рождения Залии, считалась первой красавицей в трех соседних кварталах. Ныне Жоль Ботно тоже немного потел, когда натыкался взглядом на прелести своей возможной сестры по жене сынана гигантские груди, колыхавшиеся под свободным платьем, или на ее сдобный зад.
Дети у этой дородной дамы получились худыми. Вернее, высокого мужчину, достигшего возраста Откровения, двадцати семи лет, можно было назвать худощавым, но и плечистым тоже, а вот его сестра ужасала истощенностью. Не считая этого различия, Гиора и Залию словно слепили по одному образцу. От отца им досталось по «лошадиному лицу» с тяжелым, отмеченным ямочкой подбородком, да с низким лбом. Бледная кожа натягивалась на их резких скулах и проваливалась внутрь запавших щек; сразу над удлиненными глазами чернели широкие, будто подрисованные углем брови; тонковатые губы и крупные ноздри соединял выраженный желобок. Грубоватая наружность тем не менее делала Гиора привлекательным, мужественным. Его холодный взгляд говорил о внутренней силе, безупречные манеры вызывали расположение. Морока с тяжелым сундуком благостно отразилась на этом торговце тканями и платьемон выглядел крепким и подтянутым. Длинные ноги Гиора Маргарита нашла даже более красивыми, чем у своего брата, и порадовалась, что Синоли ушел, иначе он бы досадовал. А еще она пожалела, что сама не покинула дом, по непонятной причине Гиор внушил ей страх, едва она его увидела.