-- Он положил Ложку и смотрел на Аленку сквозь темные очки. -- И ты все время молчала?
-- Тебе этого не понять. Ешь кашу. Ты ужасный трепач, "только и всего".
-- Покажи дневник.
-- Вечером, вечером. Солнце уже встало.
-- Нет, это невозможно! Какие-то детские фокусы, -- Андрей бросил миску и встал с ложкой в руке.
-- Каша остынет, -- кротко сказала Алена.
-- Какая каша? -- завопил Андрей. -- Ты понимаешь, что надо ставить строгий эксперимент?
-- "Строгий заяц на дороге, подпоясанный ломом", -- тонким голосом пропела Алена. -- Эксперимент достаточно строгий. Ешь кашу.
-- Хорошо. Я доем эту кашу.
-- Вот и молодец. "И кому какое дело, может волка стережет!"
-- Аленка!
-- Я же слушаю твои магнитофонные заметки. Слово в слово с моим дневником. Понял? И все. Пей кофе, и пойдем.
Комбинезоны висели на растяжке. Андрей молча влез в комбинезон, застегнул "молнию", молча нацепил снаряжение: кинокамеру, термос, запасная батарея, фотоаппарат по кличке "Фотий", ультразвуковой комбайн, набор боксов, инструменты. Магнитофон. Теперь все. Он натянул назатыльник, заклеенный в воротник комбинезона, и надел шлем. Плексигласовое забрало висело над его мокрым лицом, как прозрачное корытце.
-- Включи вентилятор, ужасный ты человек, -- сказала Аленка. -- На тебя страшно смотреть. И возьми пистолет.
Под комбайном зашипел воздух, продираясь через густую никелевую сетку, и вентилятор заныл, как москит.
-- Родные звуки, -- сказала Аленка. -- Я тоже пойду, после посуды.
-- Мы же договорились. Я иду к Клубу.
-- Андрейка, они мне ничего не сделают. Я знаю слово. Ну, один разок сходим вдвоем.
-- Не дурачься. Клуб начнет нервничать и пропадет рабочий день. У тебя хватает работы. Сиди и слушай.
Он уже сошел с мостков, взял шестик, прислоненный к перилам и посмотрел на жену -- все еще с досадой. Аленка улыбнулась ему сверху.
-- Ставь в дневнике точное время, часы сверены. Я пошел.
-- Очень много крокодилов. Ты слышал, сегодня один шнырял под палаткой?
-- Тут везде полно этой твари. Будь осторожна.
-- Я ужасно осторожна. Как кролик. Сейчас я их пугну. Поспорим, что я попаду из пистолета вон в того, большого? -- Аленка достала из-под палатки свой пистолет, и положила его на локоть. -- Нет, лучше с перил. Вот смотри.
Солнце уже поднялось над черной водой, и ровная, как тротуар, дорожка шла к палатке, и по ней ползли черные пятна треугольниками, и рядом, и еще подальше. За пятнами по тихой воде тянулись следы, огромным веером окружая палатку. Выстрел и удар пули грянули разом, палатка дрогнула, и крокодил забил хвостом, уходя под воду.
-- Вечная память, -- сказала Аленка. -- Вечная память, сейчас мы вам добавим, вечная...
Палатка снова качнулась, и зазевавшийся крокодил щелкнул пастью над водой и скрылся в темной глубине, и вот уже над поляной тишина, гладкая маслянистая вода отражает солнце. Андрей бредет по вешкам к берегу, ощупывая дно шестиком и обходя ямы. Кинокамера сверкает на поворотах. Хлюп-хлюп-хлюп, -- он идет по вязкому дну, а вот и шагов не слышно. Андрей подтянулся на руках, прошел по сухому берегу и исчез. Обезьяна снова заорала в джунглях. День начался.
-- Сегодня день особенный, -- сказала Аленка, обращаясь к примусу. -Понял, крикун? Ну то-то...
Она сидела под тентом, придерживая пистолет, и прислушивалась, хотя почему-то была уверена, что теперь ничего не услышит -- с сегодняшнего дня. После еды ей стало совсем нехорошо. Она достала щепотку кофе из банки, -пожевала и плюнула в воду.
-- Все ученые -- эгоисты, -- сказала Аленка. -- Завтра все равно пойду в муравейник. Я тоже стою кой-чего, только я очень странно себя чувствую. И еще это. Когда-нибудь это должно было получиться. И все равно, завтра я пойду.