- Я сочувствую ей, - быстро сказала я, не желая переводить тему на себя. - Как женщина женщине. Возможно, брат был столь строг, что ни один из женихов его не устроил. Я знаю не понаслышке, что такое строгий притязательный брат...
Правда, ему всего двенадцать лет, но да, Телар может быть довольно суровым. Временами.
- Однозначно, - снова затрясся в сухом кашле-смехе мой собеседник. - Брат был очень и очень притязателен... Вот только, знаете ли, ходили слухи, что ни один из женихов не устроил бы его, кроме него самого!
Глава 24.
- В каком смысле? - растерялась я.
- Все это только слухи и сплетни, - прошептал, не то что бы от излишней таинственности, сколько скорее внезапно устав от разговора, лас Ригель. - Вокруг ласа Иститора их всегда было очень много. Говорили даже, что он приемный, можете себе представить. Все потому, что они с Отавией были совсем непохожи - смуглый черноволосый Герих, будто наемник из Гриона, и светловолосая белокожая Вия... Но так ведь случается. Да... Злые языки не щадили Гериха, пока он не стал Инквизитором. А сестра... что ж. Так или иначе, Иститор - служитель неба, не мог же он настолько презреть его законы и порядки. Вероятнее всего, все намного проще, и у Отавии действительно был... сердечный друг, возможно, из слуг или даже...
- Она и сейчас не замужем?- спросила я деланно-равнодушно, хотя и с ноткой формального участия.
- О, кто знает, - а вот сейчас с слабом голосе старика проявились загадочные интонации. - Ласса Отавия пропала много лет назад.
- Пропала? - притворно изумилась я. - Как же это может быть?! И ее так и не нашли? Вероятно, лас Иститор был обижен на нее за побег, поэтому и не искал, как следует...
- О, искал и ещё как, все королевство перевернул. Его горе видели даже слепые и слышали глухие. Он только-только тогда стал Старшим Служителем, а как об Инквизиторе, о нем заговорили несколько позже. Вот только все было без толку. Отавия бесследно пропала. Мальчишка её был еще маленький, не помню, сколько лет ему было, лет семь, да и она ненамного старше вас, ласса. Так что, думаю, врут сплетники, зря только небо гневят. Сбежала она не одна, а с другом своим, иначе не оставила бы сына.
- Разве мать добровольно бросила бы ребёнка, лас?
- Эх, моя дорогая, знали бы вы, сколько приютов для беспризорных да при живых родителях детей в свое время основали служители! Сам я всю жизнь провёл в архиве, пока руки мои не стали трястись так сильно, что я не смог переворачивать страницы, а в состоянии только просеивать муку. Но я знаю, сколько добра сделали иные из моих братьев. И то, что творят некоторые из них сейчас, не перебьет этого, так и знайте, ласса!
- Вы имеете в виду... - я замялась. - Костры?
- Я не верю в демонов из Серебряного царства, - прошептал старик. - Нет, не верю, все это сказки. Сейчас говорить так опасно, за подобные слова служитель может и места лишиться, было уже такое... Я никогда не видел их, и никто из знакомых мне братьев не видел. Но я знаю людей, что гораздо страшнее теней. Тень есть у каждого человека, милая. И я в своей жизни завидовал, ненавидел, желал... дурного. Дело не в этом. Свою тень можно приручить.
Его слова почти полностью повторяли слова знахарки Тамы, и я молчала, несколько ошеломленная этим совпадением.
Тем временем лас Ригель закашлялся.
- Подайте мне воды, милая, вон с того столика, только не полную кружку, а то расплескаю... Я непростительно заболтался, а ведь вы пришли по делу, и я даже не спросил, по какому, даже не спросил ваше имя...
- Сначала вода, - я поднесла кружку к сухим, узким и бледным губам бывшего архивариуса. Он пил, и в это время моя вторая рука скользнула к нему на гладкий, словно куриное яйцо, безволосый затылок.
Тьма тонкой струйкой полилась из пальцев, испаряясь черным облачком. Подбородок мужчины обессиленно упал на грудь, дыхание сделалось глубоким и мерным. Я аккуратно вытащила все еще сжатый между напряжённых пальцев лист, не удержалась, и слегка погладила пальцы - из них уходило напряжение и эта конвульсивная дрожь. Оглядела комнату, подошла к окну, решительно распахнула портьеры. Луна, вальяжная, масляно-жирная, как непромытая желтая сковорода, омерзительно скалилась на меня.
Пора уходить. Уже очень поздно.
***
Я беспрепятственно вышла из дома ласа Ригеля и только сейчас подумала о том, как буду добираться домой. Эта часть города была мне незнакомой. Никаких экипажей поблизости не наблюдалось, луна давила на затылок, словно гвоздь, и ее свет имел для меня горький ржавый привкус.
Идти под этим давящим раскраленным диском не хотелось. Я замерла на перекрестке каких-то незнакомых переулков, решая, как поступить - и вдруг услышала вдалеке приглушенный стук копыт и мерный перестук колес. Экипаж.
Что ж, возможно, мы сумеем договориться и без применения тьмы - я устала, ночное светило немилосердно опаляло голову опоясывающей болью, и этот внезапный приступ жалости к старику Ригелю, кажется, лишил меня последних сил. По крайне мере, тьма вела себя более чем смирно.
Экипаж наконец показался, по моим ощущениям, ехал он довольно медленно - вот и отлично, если кучер не торопится и не везет внутри какую-нибудь важную персону, возможно, соблазнится на небольшой дополнительный заработок. Я махнула рукой, еще и еще, и он остановился прямо посреди пустой и темной дороги.
- Что случилось, ласса? - закутанный по самые глаза мужчина слегка растягивал гласные, словно хотел скрыть заикание.
- Мой экипаж меня не дождался, - стараюсь говорить уверенно, но не понимаю, получается у меня это или нет. - Мне нужно попасть в... - называю адрес Ризы. Кучер молчит, смотрит - то ли на меня, то ли сквозь, я не ощущаю его взгляда.
- Ну, садитесь, - наконец протягивает он. - Не тороплюсь никуда, вам повезло, ласса.
Мужчина спрыгивает к козел, открывает передо мной дверь - довольно потертую, как, впрочем, и сама повозка. В тот момент, когда я делаю шаг вперед, от него отчетливо доносится запах огненной воды.
***
Я называю адрес, и кучер, равнодушно кивнув, захлопывает дверь. Внутри экипажа затхлый неприятный запах, но тепло, мерное покачивание, цокот копыт по мощеной камнями дороге немного успокаивает зародившуюся было тревогу. Облегчение приносит уже то, что поеденные молью шторки скрывают луну.
Мысли в голове крутятся неспешные и неприятные. Может, не стоит копаться в чужих грязных секретах? Вряд ли я смогу отыскать сбежавшую много лет назад Отавию Иститор, раз уж сам Инквизитор ее найти не смог. А узнать, из-за чего она сбежала, бросив сына...легче ли будет Вилору, если я это узнаю? Допустим, Инквизитор действительно испытывал неугодное небу влечение к собственной сестре, допустим даже, хотя думать об этом более чем неприятно, Вилор ему не племянник, а сын... Что это меняет? Смогу ли я сказать такое Вилору?
Нет. Однозначно, нет. Незачем ему такое знать, незачем жить с таким грузом. Пусть все останется так, как есть... Но что-то меня беспокоило. Ощущение некоей недовыполненной задачи. Что ж, еще пару седьмиц я могу себе позволить искать информацию, а потом... что бы потом я не нашла, и в особенности, если не найду больше ничего, я перестану заниматься своим расследованием и вернусь в деревню.
И что случится дальше?
Вилор недолго пробудет служителем маленькой деревеньки, теперь-то можно сказать это точно. Любящий дядюшка продвинет единственного племянника, а это значит, что очень скоро Вилор будет далеко от меня, очень и очень далеко. Кровавую политику родственника он, разумеется, не продолжит, но это будет единственное светлое пятно во всей этой истории. А Вестая останется одна. Возможно, ей найдут-таки мужа, возможно, дело дойдет до свадьбы... Что это будет за жизнь?
"Но все могло бы сложится иначе, - услужливо подсказывает пробудившаяся тьма. - И он мог бы остаться с тобой. Ему нужно только немного помочь определиться с этим верным, наилучшим для вас обоих решением"
Я не успеваю мысленно ответить: лошадь сбавляет ход и экипаж начинает потихонечку тормозить. Так быстро..? Кажется, что в первую дорогу времени прошло куда больше. Я успеваю только мысленно отметить это несоответствие, как дверца экипажа открывается, впуская внутрь ночь и кучера. Запах огненной воды становится сильнее.