К полудню выглянуло солнце и сейчас заливало своими яркими лучами город. Он казался пестрым островом, плывущем в душном зелёном океане леса, со всех сторон его омывающем. Правильно ли я сделала, что приехала сюда? Не была ли это глупая детская блажь, неспособность решить, казалось бы, пустяковую задачу? Один умный человек, лицо которого я уже забыла, говорил, что бегством ты только множишь силы того, от чего бежишь, чтобы потом сойтись с ним лицом к лицу. Банальные слова, хотя в глубине души я с ними согласна. Но так же я знала и то, что не буду жить спокойно в своём родном городе. Я не могла выйти на улицу, потому что он сидел на лавочке и поджидал меня. Куда бы я ни отправилась, он шел за мной, как уродливая тень, к которой я не привыкла бы никогда. Уж лучше буду выдерживать ужасающий цинизм дядюшки, чем слушать ночью стук в дверь и громкие крики, будящие весь подъезд: «Пусти, юбимая! Откгой! Обними меня! Я хосю к тебе! Юбимая! Юбимая! Юбимая!».
Ещё немного побродив по дому, я взялась за мытьё полов. Площадь пыльного паркета была весьма обширна, и к тому же мыть его надо было аккуратно, потому как от большого количества воды паркет мог разбухнуть. В довершение всего после мытья дядюшка велел натереть его мастикой, чтобы блестел, как зеркало. С мытьём я справилась медленно, но без особых затруднений, несмотря на то, что приходилось таскать воду из колонки. Натирать же мастикой пол оказалось однообразно и тяжело. И в три раза медленнее, чем мыть полы.
Я очень устала, зато полы стали зеркальными. Мне осталось осилить только небольшой кусок паркета в коридоре перед самой кухнейи все!
Стрелки явно антикварных часов с кукушкой подходили к цифре VIII.
В глазах рябило от бесконечных узоров «елочкой», а в носу стоял специфический запах мастики. В глупой вязаной шапочке, которую я надела, чтобы на волосы не оседала пыль, под конец уборочных действий стало очень жарко. Так же как и в старом дядином спортивном костюме, который висел на мне мешком. Так же как и в заскорузлых садовых перчатках.
Увлекшись, я поздно услышала голоса за входной дверью, которая как-то слишком внезапно открылась. В это мгновение я вспомнила, что у дядюшки сегодня гости. Почти сразу зажегся верхний свет, и я увидела на пороге дядю в компании трех мужчин и двух женщин, у одной из которых в руках были чайные розы. Они уставились на меня, стоящую на четвереньках с резиновыми губками на руках, как-то слишком уж удивлённо. Словно диковинного зверька увидели.
Почему-то первое, о чем я подумалау девушки с розами сегодня день рождения. Короткие светлые волосы, крупные красные бусы на шее, вся какая-то утонченная, она так и светилась. Мгновением позже до меня дошел весь комизм ситуации, потому что сейчас, в вязаной шапочке и, главное, в классической позе Золушки, я сильно отличалась от этих праздничных и нарядных людей.
Но самое, пожалуй, интересное заключалось в том, что, приди они десятью минутами позже, я бы встретила их умытая и переодетая.
Казалось бы, что тут такого? Ну, убирается человек, не в бальном платье же ему убираться? Зачем смотреть на меня, как на что-то крайне удивительное? Я чувствовала, как внутри собирается раздражение.
Это моя новая уборщица, сообщил дядя, отвечая на вопросы типа «Где ты её откопал?» и «А это не бомжиха?». Не пугайтесь, господа, она не грязная и не заразная! Проходите, проходите! Бери пакеты, накрывай на стол, последнее он прошипел мне.
Мне надо переодеться, так же тихо прошипела я. Это грязная рабочая одежда. Неужели вам не неудобно перед гостями?
Его глаза блестели как-то слишком уж предвкушающее. Плевать ему было на гостей, вот что. Зато унизить меняэто ни с чем несравнимое удовольствие.
Только попробуй переодеться! с ухмылкой прошипел в ответ дядюшка. Мой руки и быстро на кухню! И если ты думаешь, что, переодевшись, ты бы выглядела приличнее, то я должен тебя разочаровать. Ты выглядишь маленькой безмозглой бомжихой.
Да мне плевать, кем я выгляжу. Так же, как плевать на вас и ваших друзей. Лучше подумайте о том, кем будете выглядеть перед ними вы!
Дядя задумался над последним предложением и не успел ответить, а я взяла тяжелые пакеты и понесла на кухню. Гости уже рассаживались за столом.
Им неловко было на меня смотреть. Что за дурацкий цирк? Я хотела развернуться и уйти, но что-то меня удержало. Какой-то маленький благоразумненький голосок, говорящий, что не стоит ссориться с дядюшкой.
Засучив объёмные рукава спортивной куртки, я накрывала на стол. Салаты аккуратно выложила из контейнеров с маркой магазина, где они были куплены, на тарелки. Нарезала два вида ветчины, сыр, хлеб. Даже украсила мясную нарезку листьями салата и оливками. Из разговоров я поняла, что все эти людисослуживцы дядюшки, и что у одной из женщин действительно сегодня день рождения, который дядюшка предложил отметить у себя.
По сравнению со всеми за столом, кроме именинницы, один из мужчин был молодлет тридцать, а может, даже меньше. Одетый во все черное, с бледным цветом лица, который особенно бросался в глаза на фоне стоячего воротника его черной рубашки, он сидел прямо напротив кухонной стойки, где возилась я. Прихотливый рот его был чуть болезненно сжат, а прозрачные глаза взирали на мир насмешливо и высокомерно. Вместе с этим что-то угловатое, неуверенное было в его образе. Дядюшка называл его Владом и вообще, по-моему, души в нем не чаял.
С накрыванием стола управилась я довольно быстро. В довершение ко всему, налив в зелёную вазу воду, я поставила туда розы, конечно же, при этом уколовшись. От них шел восхитительный запах, а капельки воды лежали на лепестках, как осколки стекла.
Я на мгновение замерла. Я очень люблю цветы, но эти розыне мои.
Я могу идти, дядюшка? устанавливая вазу в углу стола, спросила, скромно потупившись.
Молчание.
Дядюшка? Значит, это твоя племянница? У тебя есть племянница? сразу спросил кто-то. А ведь говорил, у тебя вообще нет родственников. Наш одинокий волк оказался не таким уж и одиноким! И как её зовут?
Как же это противно, когда о тебе говорят в третьем лице. Дядя помалкивал. Может, он забыл моё имя? Ну, я напомню.
Ева, громко произнесла я таким тоном, что присутствующие не могли не обернуться на меня. Меня зовут Ева.
Браун? послышался спокойный холодный голос, словно ледышки друг о друга ударились.
Не знаю, чего этот черный, как ворона, Влад ожидал. Может быть, того, что я вытаращу глаза и спрошу: «А кто это?».
Мое отношение к Гитлеру несколько иное, чем у Евы Браун, покачала я головой в своей лыжной шапочке. Впрочем
Хочешь выглядеть умнее, чем на самом деле? бесцеремонно перебил Влад.
Ты видишь меня от силы двадцать минут, парировала я. Какое ты вообще можешь составить обо мне представление за это время? И, раз уж тут вы все, как я вижу, претендуете на комильфо Тебе никто не говорил, что перебивать собеседникапризнак дурного тона?
Поверь, достаточное, даже как-то устало произнесла ворона по имени Влад. Тебе ли мне рассказывать о дурном тоне? Ты приехала сюда из глухой деревни, прочитав пару книжек Юлии Мыловой, и считаешь себя очень умной и образованной. Да, ты сильная, ты поборешь все преграды, и будешь счастлива в конце с нежным, чутким и любящим героем, с наигранным пафосом произнес он и тут же снизил тон. Ты выслуживаешься перед дядей в надежде, что тебе от него что-то перепадет. И невдомек бедной глупой девочке, что её уделкакой-нибудь Федя-тракторист, и животный перепих в стоге сена под блеянье коз.
Мои зрачки расширились, словно в глаза резко ударил сноп света. Даже дядя не зашел бы так далеко. Но его школа, определённо.
Прозрачные глаза Влада смотрели на меня в упор холодно и уверенно.
Напряженное молчание за столом.
Это было даже смешно, потому что я могла ответить ему, на языке даже крутились какие-то слова про доморощенных психологов, про людей простых и высокомерных, столичных, провинциальных и деревенских, да и просто слова непечатные. Но я не могла собрать их воедино, потому что никогда раньше не сталкивалась с подобным обращением.
Не моглаи промолчала. Черный Влад вопросительно вскинул брови, как бы желая сказать: «Ну что, нечем крыть?» и безразлично отвернулся.