Я мотаю головой, а потом понимаю, что она сидит с закрытыми глазами.
Как-нибудь в другой раз.
Тихий свист из-за деревьев извещает нас о возвращении Деза. Волна облегчения проходит по мышцам в плечах, и я выдыхаю, когда вижу его. Шнуровка его рубашки распущена до груди. Он ухмыляется, когда замечает мой взгляд, затем кивает и осматривает лагерь.
Эстебан и Марго ещё не вернулись? задумчиво спрашивает он.
Саида открывает один глаз, лениво улыбаясь, как кошка:
Дай им погулять.
Как я могу? Дез подмигивает мне. Вдруг они вернутся счастливыми.
Он подходит к краю лагеря, прислоняется к дереву, как часовой, и вбивает в землю у своих ног украденный меч. Он мне говорил когда-то, что Рысий лесэто его любимое место. Листья здесь вечнозелёные, а кора настолько толстая, что удерживает жидкости и может быть полна сладкого сока. Давным-давно здесь было много рысей, но на них так часто охотились, что уже десять лет здесь не видели ни одной. Поэтому Дез и решил назвать наш отряд Рысь.
Костёр потрескивает и искрится, согревая кожу после захода солнца. Я думаю о том, как Дез проводил большим пальцем по моей щеке, о лёгком изгибе его губ, о золотых крапинках в его глазах. Когда я замечаю, что Дез смотрит на меня, что-то во мне хочет выпрыгнуть вперёд. Я отвожу взгляд в сторону и занимаю руки, заворачивая вяленое мясо в вощёную бумагу, закупоривая оливковое масло, подбрасывая веток в огонь. Я смотрю куда угодно, но только не на него, потому что знаю, что человек не может принадлежать другому человеку Я должна знать это лучше, чем кто либо ещё. И всё же, когда Дез так смотрит на меня, мне хочется верить, что он может быть моим.
Неожиданно Саида наклоняется к моему уху. Её медитация уже закончена.
Нам стоит переименовать отряд в Белку. Вместо орехов наш командир собирает мечи и кинжалы.
Я, честно, пытаюсь сдержаться, но всё равно смеюсь.
Не думаю, что нашему командиру понравилось бы сравнение с мохнатым грызуном.
Он бы позволил тебе называть его как угодно, и ты это знаешь, в её голосе заговорщические нотки, Хочешь, проверим?
Я мягко толкаю её, но движение отдаёт болью в моих напряжённых руках.
Будь серьёзней, Саида.
Она смеётся в ответ, так звонко и заразительно.
Над чем смеётесь? спрашивает Марго.
Они с Эстебаном скидывают раздутые от воды бурдюки в кучу и устраиваются на ночь. Губы Марго слегка припухли, и рубашка Эстебана надета наизнанку.
Просто вспоминали жизнь в Анжелесе, Саида старается удержать уголки губ на месте.
Скоро мы вернём земли Мемории и тебе не придётся вспоминать, с пылом произносит Марго, и мы уже забываем про нашу глупую болтовню до этого.
Если мы доживём, добавляет Эстебан.
Сколько оптимизма! говорит Дез, Ну-ка поведай нам, Марго, улыбается ли он, хотя бы когда вы целуетесь?
Эстебан хватает плоский камень и бросает в Деза, который даже не дёргается, пока камень пролетает мимо. Я подтягиваю колени к груди, но сбежать от этого разговора можно разве что в лес.
Марго наклоняется ко мне через спальный мешок:
Ну-ка поведай нам, Рен, затыкается ли Дез, хотя бы когда вы целуетесь?
Я чувствую жар в области груди. Бросаю взгляд на Деза, а тот счастлив быть в центре внимания. Может, Марго задумала какую-то злую шутку и усыпляет бдительность или у неё, правда, очень хорошее настроение, но мне кажется, что она впервые так по-доброму ко мне обратилась.
Дез никогда в жизни не умолкает, отвечаю, подражая её шутливому тону.
Он удивлённо моргает, и все взрываются от смеха. Это лучше, чем думать о том, что происходит во дворце, или что там за оружие, или что произойдёт, если король и Правосудие будут использовать его повсюду, от густонаселённых цитаделей до крошечных деревушек. А что если уже? Что если они подожгли Эсмеральдас из-за этого? Что если уже слишком поздно?
Меня выводит из размышлений заявление Марго, что по возвращении в развалины Анжелеса она съест весь сахарный хлеб, что там есть. В этот раз Эстебан не вставляет никаких пессимистичных условий. Вместо этого он предлагает мне свою флягу. Я ненавижу запах агуадульсе, но всё равно делаю большой глоток. Сначала на языке она такая холодная, будто со льдом. А потом горит в горле, оставляя цветочное послевкусие. Я передаю флягу дальше по кругу, даже Саида отпивает немного.
Разговор сворачивает на тему детства, кто по чему скучает. И алкоголь, застревая в горле, горчит ещё сильнее. Дез достаёт из своих вещей любимую пару игральных костей. Он и Марго по очереди бросают их, делая ставки на свои карманные ножи, обувные стельки и монетки песо. Эстебан не играет, потому что не любит проигрывать. Но мы наблюдаем за игрой, болеем за своих чемпионов и разделяем это краткое мгновение веселья.
Я думаю о магии, с которой мы все родились. Это то, что нас объединяет и определяет мория в мире, где земли наших предков больше нам не принадлежат. Когда Мемория была насильно включена в состав Пуэрто-Леонеса, семьи мория расселились по всему королевству. Мы должны были стать леонесцами, но из-за магии мы всегда живём обособленно. Иллан говорит, что некоторое время удавалось поддерживать мир. Эстебан с семьёй переехали в южные тропики Кресченти. Семья Саиды никогда не покидала родной Захары. Родные Марго занимались рыболовством в Риомаре. Дез и я родились недалеко от столицы. Я ведь не могу скучать по месту, где меня предали, верно?
Вас когда-нибудь страшила мысль о том, что будет, когда война закончится? спрашивает Эстебан, лёжа на спине. Его длинные пальцы отбивают ритм на животе. Вот мы выиграем, а оружие попадёт в неправильные руки? К кому-то хуже, чем король Фернандо. Что если мы отрубим голову льва, а это ничего не изменит?
Марго закатывает глаза, а Саида отвечает:
Можно нам немного помечтать, а, Эстебан?
Губы растягиваются в печальной улыбке, он ничего не отвечает. Я хочу признаться, что разделяю его страхи, но решаю оставить это при себе.
Расскажи ещё, Саида, о чём ты мечтаешь, говорит Дез, подмигивая ей. Не обо мне ли?
Эстебан хмурится, а Марго чуть ли не давится агуадульсе. Саида запрокидывает голову назад и оглушительно смеётся:
Конечно, о тебе! А сколько песен я посвятила
Дез тут же оживляется, хотя никто и не купился на слова Саиды.
Спой нам, Саида!
Мы все её уговариваем, и она уступает. Есть одна дорогая сердцу Саиды вещь, с которой она никогда не расстаётся, её маленькая гитара. Из красного дерева с золотой росписью, уже потёртой от времени. Саида проверяет звучание, крутит колки, чтобы натянуть струны. Когда она начинает петь о потерянной любви, мы все замолкаем. Эта песня может быть о ком угодно: о друзьях, о родителях, о братьях и сёстрах или же о супругах. Её бархатный альт обволакивает моё сердце и сдавливает его. Слёзы текут по лицу Эстебана, он медленно закрывает глаза и погружается в сон, и Марго за ним.
Это было так красиво Спасибо, Саида, говорю я.
Она заворачивает гитару в красную ткань и помещает в кожаный чехол, переворачивается на бок и шепчет:
Буона нокче.
Я желаю спокойной ночи в ответ, но ясно ощущаю на себе взгляд Деза сквозь огонь, пока забираюсь в свой спальный мешок. Мне не спится, такое часто бывает. Когда костёр уже почти потухает, оставляя только красные раскалённые угли, к серенадам ночных птиц и насекомых присоединяется чей-то храп. Я беру масляную лампу и иду к реке.
***
Мне счесть это за дезертирство, Рен? дразнящий голос Деза раздаётся за спиной.
Я оборачиваюсь, но не вижу ничего, кроме деревьев. Силуэты мха, свисающего с искривлённых веток деревьев, движутся, напоминая мне призраков. Это не Дез. И всё же Я чувствую, что он здесь. Не знаю как, но чувствую. Даже в толпе я бы нашла его из тысячи.
Ты знаешь, что нет, отвечаю я. Прислушиваюсь к ощущениям. Кажется, я замечаю лёгкое движение в темноте. Моя масляная лампа мало что освещает, едва ли больше светлячка. Металлическая ручка скрипит. Когда я делаю шаг, под моими ногами шелестят опавшие листья и камни.
Думал, что научил тебя быть незаметнее, его голос доносится откуда-то из зарослей ольхи. А ты мёртвого разбудишь своим топотом.
Это не топот, это сердце так громко стучит, я жду мгновение и делаю выпад, собираясь схватить его за руку, но ловлю только воздух.