Губы Амбридж презрительно сжались.
Как вам будет угодно, мистер Поттер. Идите, и помните, что завтра в пять мы продолжим.
Бонд торопливо попрощался, по-прежнему растирая руку, и вышел из кабинета. Он медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит шагов, бросился бежать. Откуда-то из-за его спины раздался полный ярости вой. Суперагент, вздрогнув, припустил быстрее.
Долорес Амбридж держала безнадёжно испорченное Кровавое Перо. Стальной наконечник был изувечен, похоже, его поставили на твёрдую столешницу и давили, пока половинки острого когтя не разъехались в стороны и не изогнулись под немыслимыми углами. Затем варвар нажал на хвостовик, удерживающий наконечник пера в креплении, и отломил его, разломав пишущую часть пера на три куска. После этого Поттер снял серебряный держатель для наконечника со стержня пера и подсунул его под ножку стула; семь часов ёрзания на стуле превратили цилиндрический зачарованный держатель в тонкую и безжизненную металлическую полоску. В довершение разрушений, Поттер сломал стержень пера, расщепил и обломил его так, чтобы тот образовал остриё. Это остриё Поттер обмакивал в самые обычные чернила, очевидно, из притороченной к поясу чернильницы, которую Амбридж и не подумала отобрать. Подлец выводил строчки ими! А рука у него, видимо, просто занемела после стольких часов сжимания тонкого стержня пера.
Минус один крайне полезный артефакт, и никакой крови Поттера для ритуалов. Паршивец даже оборвал край пергамента с единственной каплей его собственной кровии унёс его с собой.
Долорес Амбридж запрокинула голову к потолку и издала ещё один потрясающе злобный вой.
Волан-де-Морт узнаёт о том, что Поттер потерял память, и замышляет проникновение в Отдел Тайн
Огромный манор, выстроенный в неоготическом стиле, изо всех сил старался показаться злобным, страшным и угрожающим. Не то чтобы у него это получалось. Розовые кусты на клумбах были чуть более яркими, чем следовало, плющ, обвивавший южную стену, чуть более зелёным, а белый камень крыльца словно насыщал осенний вечер собственным сиянием. Мужественные атланты, стоящие на контрфорсах и подставившие крутые плечи под балконы, щеголяли широкими дебильными улыбками, которые совершенно не сочетались с тяжеловесностью каменных конструкций, опирающихся на их спины. Сами тяжёлые опорные конструкции балконов тоже совершенно не подходили к лёгкой, ажурной каменной паутине перил. Сочетание милых мускулистых здоровяков под балконами и уродливых горгулий на крыше было просто чудовищным. В общем и в целом, манор производил впечатление трогательного пушистого котёнка, вообразившего, что он злобный, жуткий и крайне опасный тигр.
Возникший прямо перед воротами человек привычно окинул взглядом всё это несочетаемое великолепие и тяжело вздохнул.
Надо будет намекнуть Дринки, что это просто преступление, давать атланту, на плечи которого давит балкон, лук и стрелы купидона, вздохнул Люциус Малфой и потянул на себя скрипучую калитку.
С тех пор, как этот мальчишка Гарри Поттер освободил его домового эльфа, поместье потихоньку Преображалось.
Рынок рабочих рук в последнее время был совсем ни к чёрту, домовыми эльфами обзаводились все, кто мог их себе позволить. Наличие домового эльфа стало таким же показателем статуса, как раньшеинкрустация волшебной палочки драгоценными металлами (ухудшающая её магические характеристики, но зато стильно выглядящая; она демонстрировала всем вокруг, что у мага нет нужды колдовать, зато денег куры не клюют), а ещё раньшеизготовленная вручную метла спортивной модели. К сожалению, домовые эльфы получали оплату не золотом или товарами, а какими-то магическими энергиями, в которых сам Люциус разбирался слабо, поэтому при найме эльфа достойные и уважаемые магические семейства практически не получали преимуществ перед недостойными и неуважаемыми. Это, увы, позволило эльфам задирать свои длинные носы и выбирать, к кому они пойдут служить, а к кому нет. Гвоздём в гроб старого мира для Люциуса было сообщение, что Перси Уизли, недавно отпочковавшийся от своей сумасбродной рыжеволосой семейки, обзавёлся собственным эльфом.
Высокий статный блондин удручённо покачал головой, шагая по посыпанной гравием дорожке к крыльцу усадьбы. Куда катится мир! Перси Уизливладелец собственного эльфа! Он же снимает комнату в мансарде над ресторанчиком полоумной миссис Пшешбжински, из-за чего его пиджаки пропахли борщом, кашанкой и бигосом, а каждое его появление в кабинете заставляет всех присутствующих переключаться на мысли о еде! С другой стороны, парню можно позавидовать, он снял комнату почти в центре Лондона за смешную сумму, и всё потому, что сумел выговорить фамилию владелицы ресторана
Поскольку размножениепожалуй, единственное занятие, в котором домовые эльфы не преуспевали, с одной стороны, хороших домовых эльфов расхватали никчёмные личности уровня Уизли, а с другой, немногие оставшиеся взвинтили цены на свои услуги. И после освобождения Добби, рассказавшего всем, кто соглашался слушать, о том, как Малфои с ним обращались, Малфоям пришлось нанять не того эльфа, которого хотелось бы, а того, который согласился. Точнее, согласилась.
Дринки, вечно удивлённая, постоянно смешливая эльфийка, пошла в услужение только потому, что она была слишком весёлой и шебутной для детского садика. В это надо вдуматься: слишком весёлая и слишком шебутнаядля детского сада! И это существо сейчас занималось хозяйством в его доме! Хотя, надо признать, с хозяйством она управляется неплохо. Правда, Люциус так и не смог объяснить ей, зачем ей наказывать себя за дурные мысли о хозяевах. И если он даст расчёт ей, то следующий кандидат не будет управляться с хозяйством и вполовину настолько же хорошо. Поэтому придётся терпеть. Терпеть саму Дринки и терпеть её попытки внести толику жизнерадостного смеха в размеренную, серую и унылую жизнь рода Малфоев.
Люциус Малфой приблизился к высокой двустворчатой двери. Дверь почувствовала приближение персоны, которой было позволено входить внутрь, и начала бесшумно открываться. Люциус окинул осторожным взглядом косяк двери в поисках чего бы то ни было необычного. Ничто, кроме петель, не нарушало ровный поток тёплого желтоватого света, обрисовывающего контуры дверей. Люциуса это не успокоило.
После двух лет жизни в одном доме с этой эльфийкой Малфои выучили назубок: открывать двери нужно очень осторожно, на банановые корки наступать нельзя, рассыпанные по полу шарики в темноте абсолютно не видны, а в любом месте коридора на уровне щиколотки может быть натянута верёвка. Причём Дринки было бесполезно ругать за эти её идеи: она пребывала в абсолютной уверенности, что каждая такая выходка невероятно забавна и должна веселить всех участвующих, и прежде всего саму жертву. Поначалу Малфои пытались её ругать за такие методы внесения живительного смеха в их скучную повседневность. Дринки очень серьёзно выслушивала нотации, записывала самые заковыристые матерные выражения для последующего изучения, после чего трогательно просила прощения и обещала, что больше не будет. В этом крылась главная опасность: она свято держала своё слово и больше никогда не повторяла вызвавшую неудовольствие шутку. К сожалению, она не страдала отсутствием изобретательности.
Малфои и Дринки уже почти привыкли друг к другу, установив некое подобие паритета: не реже раза в неделю кто-то из Малфоев попадался в одну из сравнительно безопасных шуток эльфийки и начинал громко, заливисто смеяться. За это она вела их домашнее хозяйствообразцово вела, прилежания и старательности у неё было не отнять, хотя опыт работы в детском саду сказывался и на этой сфере её деятельности. Но, что важнее, она не пыталась изобрести новые способы развеселить своих хозяев, раз уж старые ещё работали.
И тут из мёртвых восстал Тёмный Лорд. И осчастливил своего верного слугу тем, что выбрал своей резиденцией его скромную усадьбу. Из-за чего она стала напоминать проходной двор, посещаемый личностями, большинство из которых сам Малфой, будь на то его воля, сослал бы в Азкабан пожизненно (а остальныхпосмертно). И которыечто важнопонятия не имели о достигнутом с Дринки паритете.