Но собака уже устремилась в подъезд, не дожидаясь, когда ей разрешат это сделать.
Смотри-ка, изумился Гр-р, соображает!
Мы дружно потопали ногами, стряхивая с обуви снег, а потом поднялись на второй этаж. Сообразительное существо уже лежало у порога.
Наглостьвторое счастье, заявил Громов. Эй ты, собака, а тебя кто звал? Как ты вообще поняла, что мы сюда идем, а не на первый этаж?
Псина заскулила, вильнула хвостом и ткнулась носом в дверь.
Нет, ну я не могу ее прогнать, засмеялся Гришка. Шибко умная, однако! Давай возьмем!
А Морковка? спросила я, ничего не имея против «шибко умной собаки». Кошка нашего гуманного порыва может не оценить. И характер у нее неуживчивый
Я с ней договорюсь! И потом, у нас же есть домовой, поможет, хмыкнул Громов и открыл дверь. Пес отодвинулся, давая нам дорогу, подождал, пока мы войдем в квартиру, и только потом перешагнул порог.
Гринь, смотри, животное демонстрирует готовность подчиняться, собака не стала ломиться в дверь первой, удивилась я.
Может, она дрессированная, знает, что хозяин сначала заходит, возразил Гр-р. Тоже неплохо, проблем меньше. Но, по-моему, она просто умная, дворняга же, а это самые здравомыслящие собаки.
И мы стали рассматривать дворнягу. Она почти обсохла. Вернее, он, потому что «шибко умная собака» имела все, что положено иметь кобелю.
Не зря я тебя впустил, пес, обрадовался Громов. Теперь нас будет два мужика, а то в этом доме я один в куче баб!
Морковка, по своему обыкновению сидя на плече Громова, напряженно таращилась на пришельца. Она уже имела счастье видеть подобных зверей, так называемых собак, и знала, как себя с ними вести. Но те собаки были не больше нее, а этот Этот мог запросто оттяпать кошке хвост, потому что вымахал ростом с любимый табурет хозяина и вид имел нахальный. Морковка предпочла рассматривать пса с безопасного расстоянияс Громова. Кобель же лишь раз взглянул на рыжую кошку и, казалось, напрочь забыл о ее существовании. Удар по Морковкиному самолюбию Тюня зеленой мухой вилась над псом. Из чириканья домовушки я поняла, что она вполне одобряет наш собаколюбивый поступок.
Этих бы гадов, что собаку выгнали, заставить самих на снегу ночевать! И не кормить их! жужжала возмущенная Тюня. А мы его приютим, песика! Черненький такой, лохматенький! А хвост, смотрите, бубликом! Нет, не бублик, а хризантема!
Обладатель хризантемы поднял одно ухо и повертел головой, чтобы определить источник звука. О! Тюню увидел! Аж челюсть отвислаесли так можно сказать о собаках. Где ж тебя держали, что ты домового никогда не встречал, подумала я. Кошки и собаки умеют видеть призраков, домовых и прочих обитателей параллельных миров. Что ж это за дом былбез домового? Тем временем Тюня провела ревизию собачьей шерсти:
Мыть! Мыть немедленно! защебетала она. А потом чесать!
Мыть будем завтра, сказала я вслух, сейчас его накормить надо.
Пес, действительно, отличался сообразительностью, потому что при слове «накормить» потрусил на кухню. Но шел он как-то странно
Эй, парень, присвистнул Громов, да ты у нас хромой!
Правую переднюю лапу пес явно щадил, старался на нее не наступать, и остальные его лапы цокали по полу в ритме вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три
Не собака, а дактиль какой-то, пробормотала я, но Громов услышал:
Что есть дактиль?
Стихотворный размер. Трехсложный. С ударением на первый слог. Мы в институте когда учились, чтобы этот размер распознать, одну мнемоническую фразу произносили: «Вырыта дактилем яма глубокая».
А, понял! Это же как вальс!
И Гр-р запел: «В парке старинном деревья шумят листвой»
А я вдруг вспомнила, как отец напевал этот вальс, кружа меня и подбрасывая к потолку. И мне не больше двух лет Наверное это самое раннее мое воспоминание.
Гринь, а ты откуда этот вальс знаешь? Я его сто лет не слышала, никто уже не поет.
У меня учительница музыки была, и это ее любимый вальс, из какой-то оперетты. В четыре руки мы с ней играли, а она еще и пела и меня петь заставляла. Но мне тогда не понять было, в чем там кайф. Подумаешь, «руку твою, как счастье, осторожно зажал я в руке». Ну, зажал И что? Это теперь я знаю, ЧТО
Тут пес вклинился между нами и вежливо повилял хвостом.
Он напоминает о твоем намерении его накормить, засмеялся Громов.
Пес еще усердней замахал хвостом и заулыбался. Вы когда-нибудь видели, как собаки улыбаются? Во всю пасть. Я даже смогла рассмотреть собачьи зубыдавно не молочные. Года три псу, не меньше. Жизненный опыт уже приобрел
Я покопалась в буфете, нашла подходящую миску, накрошила в нее хлеба и залила подогретым бульоном:
Иди, собака. Пока это ешь, а завтра куплю тебе настоящей собачьей еды. Как тебя звать-то будем?
Может, Асмодей? спросил Громов, снимая с плеча Морковку и усаживая ее на подоконник.
Тюня немедленно пристроилась рядом с кошкой и стала оранжевойот удовольствия, что пса оставили.
Я поняла идею Гр-р: Асмодей, Хромой бес, герой романа Рене Лесажа. Как там у Лесажа? Самый деятельный из всех чертей преисподней, изобретатель каруселей, танцев, музыки, комедии и всех новейших мод
Длинно для собаки, хотя, наверное, он по своей сути Хромой бес и естьне в меру хитрый и пронырливый
Тогда пусть будет просто Бес! и Гришка посмотрел на пса. Новоиспеченный Бес никак не отреагировал, продолжая поглощать еду.
Бес! Бес! Бес! на разные лады повторял Гр-р, но пес упорно не желал обращать внимание на призывы Громова.
Нет, наконец произнес Гриша и повернулся ко мне. Не нравится ему.
Может, у него уже есть кличка, он явно с людьми жил, мне не хотелось нажимать на свою синюю кнопку, чтобы узнать, как звали собаку. Тогда я сразу бы поняла, где он жил и, возможно, чей он. Начались бы проблемы с возвращением А я видела, что Громову хочется оставить собаку у нас.
Давай попробуем угадать, предложила я.
И мы принялись перечислять собачьи клички, наблюдая за реакцией пса. Но этот Хромой бес даже ухом не вел, когда мы наперебой выкрикивали: «Кузя! Шарик! Валет! Туз! Пистон! Черныш! Атос! Полкан! Флюгер! Раздолбай!»
Первым сдался Громов:
Я пас. Сама придумывай. Да ты уже придумала! Как ты сказала? Дактиль? Пусть будет Дактиль. Нормальное собачье имя!
Пес завилял хвостом, не отрываясь от миски.
Ну вот! Наконец-то! обрадовался Громов и потрепал собаку по холке. Значит, Дактиль! Сейчас принесу тебе ошейник, и пойдем прошвырнемся перед сном.
Свеженазванный Дактиль уже на три раза вылизал миску и сидел, уставившись на дверь. Одно его треугольное ухо вопросительно торчало, а другое висело и почти закрывало глаз.
Надо было тебя Пиратом назвать, вздохнула я, рассматривая Дактиля, похожего на всех дворняг сразу, и думая, откуда у Громова ошейник. Когда я познакомилась с Гр-р, никаких собак у него не было. Привет из прошлого. Еще одно доказательство чувствительности его натурыверен романтическим воспоминаниям. Никогда не рылась в его вещах, подозреваю, запросто можно напороться на какой-нибудь засушенный цветочекпамять о незабываемом свидании. И тогда муки ревности мне обеспечены, потому что я подозрительная идиотка, умеющая превращать в пищу для ревности все, что вижу. Даже элемент гербария Буду себе всякие вопросы задавать, я же мало о Гришкином прошлом знаю. С другой стороны, а мне надо знать Гришкино прошлое? Как сказал когда-то Сомерсет Моэм, знать прошлое неприятно, знать еще и будущеепросто невыносимо. Поэтому мне достаточно настоящего.
Вот, Громов показал мне ошейник. Когда-то у меня была собака. Гром Брали со Скворцовым одного бандита, и Гром погиббандит его застрелил. А должен был меня Спас меня тогда пес. Поэтому и агентство свое я в его честь назвал«Гром».
Гринь, а я думала, контора так называется, потому что ты Громов. От твоей фамилии и я обняла Гр-р, не хотела, чтобы он с головой ушел в печальное прошлое. Хватит того, что у нас печальное настоящее.
Гулять! скомандовал Громов, застегнув на собаке ошейник, и Дактиль гордо похромал к входной двери.
Это ты тоже понял, констатировал Громов. Кто ж тебя учил? Чересчур много знаешь для бродяжки!