Другие мальчишки Рейнланда без устали штудировали затертые устаревшие лоции и тренировались на слух отличать направление ветра, до хрипоты спорили о преимуществе апселя перед кливером, пытались изучить слова из немелодичного наречия небоходовгакаборт, боцманмат, ростр Они были уверены, что непременно попадут на корабль. Если повезет, юнгой на большой торговый шлюп, а еще лучшена военный фрегат. Сверкающие пушки, портупеи, вымпелы, огромный флаг Готланда на грот-мачте, слаженный салют, громом сотрясающий небеса
Его самого никогда не влекло небо. Распахнутый над головой небесный океан со скользящими завитками облаков казался ему чересчур огромным и пугающим, не созданным для человека и таящим множество опасностей. Что ж, не каждому дано родиться небоходом. Некоторые вполне спокойно всю жизнь живут на одном острове, не зная дыхания других ветров, точно камни, которым уготовано веками лежать на одном месте. Тренч и себя считал таким камнем, прежде чем Роза Ветров не продемонстрировала свой жестокий нрав. Так что разглядывая пиратский корабль, расстояние до которого с пугающей стремительностью сокращалось, он, в отличие от команды «Саратоги» даже не представлял, что это за небожитель. Однако, в отличие от прочих небоходов, он сам давно смирился с собственной участьюэто позволяло ему разглядывать пиратский корабль не с ужасом, как прочие, а почти с любопытством.
Корабль был великнастоящая громадина, которая сама могла сойти за небольшой остров. Меньше грузных лихтеров с рудой и смолой, что проходили через Рейнланд, но куда больше самой «Саратоги», которая на фоне пирата выглядела невзрачной беспомощной рыбешкой вроде карасика. Тренч отчетливо видел три высоких мачты, унизанных раздувшимися парусами, на первой мачте паруса были прямоугольные, на двух прочихкосые. Мистер Боузи называл этот корабль баркентиной, и у Тренча не было повода усомниться в его познаниях касательно классификации. В конце концов, велика ли разница, кто именно превратит тебя в размазанную по палубе копоть?..
Корабль не был новым, до этого он догадался сам. Новые корабли идут иначе, они резкие и порывистые, как молодые белуги-тяжеловозы, которых еще не успели приучить к узде, они словно резвятся в струях ветра, подставляя ему бока. Пиратская баркентина шла мягко и неспешноход корабля, который не один десяток лет проболтался в воздушном океанено это не мешало ей уверенно настигать «Саратогу». Разумеется, одного ветра было недостаточно для того, чтоб набрать такую скорость. По бокам пиратской баркентины вращались два огромных колеса, не идущих ни в какое сравнение с паровыми колесами самой «Саратоги», их лопасти равномерно перемалывали воздух вперемешку с облаками, черпая его широкими лопастями. Тренч поежился, представив себе столкновение с таким колесомтут, поди, и пушек не понадобится, мгновенно раздробит в щепу
Но причудливее всего был корпус. Когда расстояние сократилось до нескольких кабельтов, Тренч едва не разинул рот от удивления. Он привык к тому, что над верхней палубой, не считая мачт, выдается лишь квартердек с капитанским мостикомузкая полоса чистого пространства, на которой находится штурвал. Но корабел, создавший пиратскую баркентину, похоже, был иного мнения об устройстве судна. Он совершенно игнорировал аэродинамику и законы небесного океана, диктующие кораблю определенные очертания корпусаплавные обводы, минимум выдающихся деталей, обтекаемость, словом, все то, что создано для уменьшения сопротивления воздуха. Если выше верхней палубы пиратская баркентина выглядела потрепанным и не слишком выдающимся кораблем, то ниже начиналось черт знает что.
У этого корабля было две дюжины иллюминаторов, но, кажется, ни одного одинаковогоони просто усеяли борта так хаотично, словно плотники вырезали их где придется, нимало не заботясь какой-либо схемой. Медные иллюминаторы, деревянные иллюминаторы, стальныевсе они бликовали на солнце, отчего корабль казался чудовищем о сотне глаз, с любопытством таращившимся на «Саратогу». Одних иллюминаторов странному кораблю было мало, местами можно было рассмотреть старомодные окна со створками или без, какие-то невообразимые фрамуги, люкарны, бифории Все это торчало наружу без всякой системы и симметрии, вызывая недоуменные восклицания небоходов и озадаченные взгляды. Тренч мог их понять, для этого не требовалось быть небоходом самому. Даже на грузовом корабле это выглядело бы комично и нелепо, но на пиратской баркентине, созданной для обжигающего грохота боя!..
Но не это поразило его больше всего. Из корпуса баркентины почти на всем его протяжении выступали детали, сперва показавшиеся ему прилипшими моллюсками. Но это были не моллюски, а пристройки. Большие и маленькие балкончики, эркеры, пристройки, мезонины, арки, карнизы и целые баллюстрады. Это выглядело нелепо и странно. Словно какой-то безумец, вооружившись плотницким инструментом, вздумал соорудить из старой баркентины доми порядком в этом преуспел. Как и иллюминаторы, все эти архитектурные элементы, совершенно несвойственные парусному кораблю, торчали в совершенно произвольном порядке, лишь чудом не касаясь парового колеса, от верхней палубы до самого киля.
Тренч озадаченно почесал в затылке. На Рейнланде иногда болтали о харибдахстрашных чудовищах, сотворенных Маревом из угодивших ему в пасть кораблей. Говорили, именно так они и выглядятнесуразные, искаженные, превращенные в жуткие пародии на корабли, да еще и охваченные неутолимым голодом
- Ну и чудовище, - пробормотал кто-то из команды, плюя на обожженные канатом ладони, - Как подумаешь, сколько зелья уходит на их машину, даже страшно становится.
Тренч с ним мысленно согласился. Из корпуса баркентины торчало не меньше дюжины труб. Все они были различной толщины и формы, но над каждой виднелся густой султан магического дымаверный признак того, что машина пирата работает на полных оборотах, безжалостно сжигая целые фунты ведьминского зелья. Тренч зачарованно наблюдал за сплетающимися в сотне футов над палубой дымными хвостами, порождающими безумное смешение цветов, многие из которых не имели названия, а другие ежесекундно менялись. Он никогда не видел дыма от сожженных ведьмовских зелийвсе торговцы и владельцы барж прижимисты, оттого к Рейнланду корабли подходили на одних лишь парусах. Странный пират пер так целеустремленно, словно рассчитывал захватить по крайней мере набитый золотом фрегат, а не развалюху-«Саратогу» с трюмами, полными подпорченного кальмарьего мяса.
Единственным человеком на борту, не желавшим тратить время на разглядывание пиратской баркентины, был капитан Джазбер.
- Слить всю воду из балластных цистерн! распорядился он с мостика, - Мистер Боузи! Все зелье в топку!
Первый помощник втянул голову в плечи. Своего капитана он привык бояться, как голодную акулу, курсирующую неподалеку от корабля, но были вещи, которых он боялся больше.
- Котел может не выдержать, - произнес он, быстрыми судорожными движениями костяшек чертя на груди символ Розы, - Старый у нас котел, сэр, если уж лопнет
Ему не потребовалось заканчивать. Даже последний юнга знал, что будет, если потрепанный котел «Саратоги» не сможет сдержать в себе давления сгорающего магического зелья и, треснув по всем швам, высвободит весь чудовищный потенциал запертых в нем чар. Знал это и Тренч. Корабль попросту превратится в летающую гранату, оросив дождем из щепы и стальных осколков вперемешку с обрывками такелажа окрестные острова. Большая часть, впрочем, канет в Марево и бесследно исчезнет. Марево никогда не бывает сытым, оно охотно съедает все то, что остается после кораблекрушений, из чего бы оно ни состояло. Съест оно и Тренча, не моргнув глазом, тем более, что никаких глаз у Марева и нет
- Всем за лопаты! Зелье в топку!ледяным тоном распорядился капитан. Его взгляд заставил первого помощника пошатнуться, как удар девятихвостой боцманской плети, - Выжать все до последнего узла! Душу вытрясу!
Единственная труба «Саратоги» тоже окуталась магическим дымом, в небо ввинтилась узкая дымная струя, чей цвет невозможно было разобрать при помощи такого слабого оптического прибора, как человеческий глаз. В одно мгновенье он казался фиолетовым, в другоеалым, в третьеотчетливо зеленым. Но даже если это зелье готовила самая могущественная ведьма Унии, едва ли это могло облегчить участь корабля. Со скрипом ворочая колесами, много лет простоявшими в бездействии, «Саратога» почти не прибавила в скорости, зато ее корпусу передалась нездоровая вибрация, похожая на дрожь тяжелобольного.