Ты всё ещё мне не ответилапогладил он её по скуле. Хочешь, чтобы я дал тебе свободу?
Ты уже получил ответ, Маар, ещё за долго до того, как предложил мне такую щедрость.
И ты не жалеешь? Не передумаешь?
Позади у меня нет ничего, ответила Иатсна просто, а что будет впереди, мне неизвестно. Всё, что я имею, я имею сейчас.
Порочная ледяная асса́ру. Моя асса́ру. Моя Истана, выдохнул Маар.
Слишком хрупкое состояние, чтобы держать его долго. Он смотрел на неё, желая верить, и верил, не доверяя одновременно её сладким словам, нежным, робким прикосновениям, жаркому дыханию. Маар нахмурился. Асса́ру что-то задумала. Маленькая лгунья хочет запутать его, отвести внимание. Внутри разрастался гнев, как снежный ком. Зачем? Зачем она это делает? Хотелось ворваться в её мысли и узнать правду.
Что ты задумала? выпустил её Маар, каменея, беря себя в руки.
Наверное, отпустил резче, чем хотел, но её ложь, слишком откровенная, слишком колючая, резала, вынуждая его звереть, как дикое животное, и нападать. Лучшее оружие против врагаэто нападение, и похоже, Истана осваивает этот урок в полной мере.
Нет Ничего не задумала Яв глазах Истаны мелькнула и тут же погасла растерянность, мне
Она раскрыла губы, чтобы сказать ещё что-то, но тут же сомкнула, вздрогнув. Нойраны всколыхнулись, встревоженные дрожью земли. Маар разомкнул руки и обернулся, всё же решая уничтожить этих тварей, что посмели прервать их.
Из разлома вышли сразу двое: Шед и Фолк. Ничего не понимая, остановились, сжимая оружие, оглядывая настороженными взглядами нойранов. Маар подал им знак. Стражи свободно спустились к подножию Излома.
Что здесь, Великий Бархан, творится? выкрикнул Шед, приближаясь. Или я всё же умер, и мне это снится?
Кажется, на наших зверей нашлась управа, усмехнулся Фолк, следуя за стражем, осматриваясь.
Маар вернул мрачный взгляд на побледневшую заметно Истану. Он бы тоже хотел узнать, как ей это удалось. Может, он, как и нойраны, опоен каким-то дурманом, и эти слова, произнесённые асса́руобман?
Глава 7
Куда теперь? оглядел Шед белые дали. Похоже, поблизости нет ни одной живой души.
Не считая этих уродцев, покосился на нойранов Фолк.
Я всё ещё не была уверена в том, что порождения меня слушаются, и мне не было понятно, каким образом это может происходить. Я вздрогнула, когда Маар вернул на меня взгляд, обжёг. Он отвернулся и прошёл вперёд, поднялся на возвышенность, а я почувствовала облегчение и вместе с тем не могла оторвать от его спины своего взгляда. И даже не бралась понять тот шквал чувств, клубящийся грозовым небом, что вызывал он во мне. Это сложно и невозможно, по крайней мере, сейчас. Быть может, чуть позже я подумаю обо всём, но не сейчас. Слишком многое на меня навалилось, и единственное, о чём я мечтала, так это немного отдохнуть. Свернуться клубком, положить руки на живот и уснуть, чувствуя, как меня омывают тёплые волны, что рождает во мне крохотная жизнь.
Маар развернулся и сошёл с холма, молча указывая жестом следовать за ним. Я оглядела нойранов, посылая мысленный импульс, чтобы они оставались на месте, здесь, у подножия Излома, и последовала за стражами, а когда обернулась, то изумиласьпорождения не пустились попятам, жутковато поглядывая нам в след, остались у Излома. И было в этом что-то особенное, какое-то превосходство и ощущение себя хозяйкой. Новые чувства повергли в жар, вынуждая ощутить себя неуютно. Я беспокойно оглядела каменные стылые пустоши, случайно напарываясь на взгляд Шеда, серьёзный и внимательный. Неприятное чувство полоснуло менястражу верно не нравилось что-то в моём умении. Он настороженно посмотрел назад, туда, где остались порождения, и отвернулся, не сказав ни слова.
С того мига, как мы пересекли Излом, минула середина дня. И после мы шли по каменистым ухабам, бороздя девственно чистый снег, казалось, вечность. От усталости я выпала из времени и только по глубоким сгущающимся теням в скалах понимала, что приближается вечер. Я прислушивалась к разговорам стражей, стараясь не думать о том, как пустой желудок скручивает от голода, не думать о слабости и о том, что придётся ночевать под открытым небом. Но я была готова и на это: костёр можно запалить, срубив еловых веток, палатку соорудить, чтобы не прошибало сильно морозом. Впервые, валясь с ног, я грезила о горячих объятиях исга́ра. И пусть вещи и вьюки остались по ту сторону. Сколько нам предстоит скитаться в диких первозданных местахнеизвестно, сколько без еды и тепла, главное, что теперь в безопасности, и Ирмус не доберётся теперь до меня и до Я глянула в спину Маара. Исга́р вдруг остановился, а я задержала дыхание. Казалось, он слышит каждую мою мысль и желание, но страж не обернулся, глядел вперёд. Шед поравнялся с ним. Я, кутаясь в меха, осторожно подошла, чтобы понять, что их так привлекло. В опускающихся сумраках среди плешин леса бурей заметало крохотный домик, его было почти незаметно, а если бы стемнело ещё на немного, то и вовсе, верно, прошли бы мимо.
Огней не видно, повернулся к Маару Фолк.
Там никого нет, ответил Маар, уверенно направляясь к сторожке. Ремарт будто с самого начала знал, куда нас вёл без передышки.
Мы поспешили, спускаясь с нагорья. Фолк поддерживал меня, помогая сойти, когда склон стал слишком крутой. Ремарт даже не смотрел в мою сторону, будто меня и вовсе нет. А мне хотелось ли, чтобы смотрел? Нет, ничего подобного! Но почему-то досадливо сжала губы, и внутри точило разочарование.
Мы спустились к хижине. Её и в самом деле содержали, здесь лежали у стены заготовленные поленья, был расчищен порог. Только внутри никого не оказалось. Чья эта сторожка и когда вернётся хозяиннеизвестно. Внутри оказалось тепло. Целых три комнаты, везде порядок. Я отправилась в самую дальнюю, пока Фолк зажигал камин, а Шед с Мааром были ещё на улице. Все мои вещи остались там, по ту сторону, только зеркало и гребень сохранились в поясной сумке. Я скинула тяжеловесные доспехи, ощущая, как зудят от усталости ноги, осмотрелась в полумраке, разглядывая неширокую кровать, столик, на котором стояла лампа. Я взяла её и отправилась к камину.
Фолк уже расположился и следил за огнём. Я зажгла лучиной лампу, в которой ещё было достаточно масло, понесла в комнату. Страж молча проводил меня взглядом, а я, признать, так устала что язык не ворочалсяхотелось уже лечь в пастель. Оставив лампу на столе, я разделась. Найдя в сундуке пару пледов и шкур, постелила и легла, наблюдая, как неровный свет колыхается по комнате, освещая низкий потолок и брусчатые стены. Голод не дал мне уснуть, а когда послышался голос вернувшегося Маара, спать вовсе перехотелось. Я смотрела на створку и ждала, когда исга́р войдёт, прошло, наверное, больше часа, но он так и не появлялся. Я терзалась тем, чего хочу больше: чтобы он пришёл или чтобы не приходил никогда. Вздрогнула, когда створка всё же открылась, и на пороге появился Маар. При виде меня его глаза вспыхнули, а у меня в горле стало сухо и захотелось пить жутко, словно меня измучила жажда. Сердце забилось, как бешеное, в груди. И это ощущение, будто я вся в ожидании чего-то, в предвкушении, и все это граничило со злостью на саму себя за слабость. За то, что дрожала от расходящихся по телу волн жара, забывая о том, что этот демон подавлял меня долгое время, ломал каждый раз и продолжает, держа меня возле себя, как свою собственность, безвольную, но я ничего не могу с собой поделать. Несмотря на это моё тело дрожало от его близости.
Тебе нужно поесть, он прошёл вглубь, поставив на стол поднос с нарезанным вяленным мясом и хлебом, верно, взятыми из кладовки этой хижины.
Но подумав, Маар взял поднос и поставил на постель, сел напротив, взяв кусок тонко отрезанного мяса, отщипнул, протянул мне, принуждая есть с его рук. Никогда не ела с рук мужчины, и мне было непонятно, зачем исга́р это делает. Хочет приручить? Проверить? Помучить?
Моё внутреннее упорство сжало в тиски, не давая переступить через собственный тщательно выстроенный барьер и вот так разрушить его в одночасье? Ну, нет уж, перебьётся. Я не собираюсь этого делать, мне казалось, если уберу заслонки, то исгар причинит вред. И будет ещё больнее потому, что я впустила его сама. Но мгновенный щелчок внутри меня всё изменил, теперь я не могла думать только за себя одну.