Госпожа ди Рейз судорожно выдохнула, прогоняя видение. Он смотрел на нее, не шевелясь; бесконечно долго тянулись секунды. Что стояло между ней и Ланном? Разница в классовой принадлежности? Влюбленность Вилл? Законы Гильдии? Клятва, принесенная оборотню? Любые другие запреты? Все эти причины, будь они хоть сколько значительными, не имели над ними власти.
Из блаженного оцепенения их вывел слабый, охрипший ото сна голос. Вилл приподнялась на постели, потирая глаза и вглядываясь в темноту. Летиция в своей просторной ночной рубашке и с распущенными волосами казалась привидением, грохочущим цепями на чердаке или в башне старинного замка с заколоченными окнами.
Тиша? Это ты?Не получив ответа, Вилл спустила ноги с кровати.Ты куда?
Голод замучил,раздалось из пересохшего горла. Это звучало крайне неправдоподобно, но Вилл, должно быть, не придала этому значения.Хотела стянуть чтото на кухне.
Я с тобой,сказала камеристка, широко зевнув.
Нет,чересчур резко ответила Летиция. Отвернулась от Ланна, чувствуя на себе его взгляд, нашарила рукой круглую металлическую ручку и захлопнула дверь. Почему Вилл не пришло в голову вот так выйти из комнаты и переброситься с наемником парой слов? С некоторых пор он сидел здесь каждую ночь.Я передумала.
Вилл не стала спорить и вернулась в постель. Летиция легла рядом. Всему виной ночные рассуждения и лунный свет, бесцеремонно заливавший спальню; госпожу ди Рейз повергли в замешательство его голубые глаза, так похожие на глаза зверя. Ночью чувства обостряются, становятся обманчивыми, легко сделать неверный шаг или прийти к ложному выводу. В обличающем свете дня все вернется на свои места.
Он там?спросила Вилл.
Они лежали спиной друг к другу.
Да,ответила Летиция.
Ты хотела сбежать?
Нет нет, не хотела.
Ланн тебе нравится?ревниво поинтересовалась подруга.
Нисколько.Госпожа ди Рейз помолчала.Я не знаю.
Вилл ничего больше не спрашивала, и гнетущая тишина становилась невыносимой. Летиция перевернулась на другой бок, тронула камеристку за плечо. Я все равно достанусь зверю, хотелось сказать Летиции. Разве ты не помнишь, что сказала гадалка? Так что можешь не волноваться на этот счет, ведь я тебе не соперница.
Он уедет через какоето время. Возможно, через два дня.
Завтра уезжаю я,вздохнула Вилл.
Ты вернешься. Оннет. Так что если хочешь ему чтото сказать, сделай это утром. Другого шанса может не представиться.
Что я ему скажу?
Что хочешь.
Летиции было тошно от того, что она, кривя душой, дает подруге советы. Еще и касательно любви, в которой госпожа ди Рейз сама ни лешего не смыслит.
Зачем, Тиша?подчеркнуто весело спросила Вилл.Если мы все равно больше не встретимся. Или ты думаешь, Ланн станет меня навещать? Ктото вроде него?
Тогда к чему были разговоры о свадьбе? Красивые платья, украшения, духи?
Не надо так говорить,спустя время произнесла камеристка.Я не думаю, что ты сможешь меня понять. Тебе и не нужно. Хорошо? Спокойной ночи.
Вилл натянула одеяло до ушей, ясно давая понять, что разговор окончен. Летиция легла на спину. Может, все к лучшему. Это грубиян принесет Вилл только боль и разочарование; он ее недостоин. Увези меня за Ильзу, Ланн. Вспомнив отчаянную просьбу, обращенную к наемнику, девушка крепко зажмурилась и стиснула кулаки. Ей не понять Вилл, это правда: желания госпожи ди Рейз были совсем другого рода. Она хотела убежать от жизни, которую имела, от законов мира, в котором жила.
Летиции удалось заснуть только под утро, когда колдовской свет луны померк, и в комнату протянулись бледные пальцы рассвета. Сон ее был коротким и беспокойным.
Глава 7
Под его пальцами зашуршала бумага. Натан сломал печать и раскрыл конверт, пробежал письмо глазами. Эва писала о погоде, справлялась о самочувствии отца и сестры и уверяла, что приедет навестить их, как только представится возможность. Ответы на свои вопросы ди Рейз не получил. В прошлом письме он как можно более деликатно поинтересовался здоровьем дочери и характером ее отношений с мужем. Прошло десять лет, а детей у пары все еще не было: это указывало на определенные трудности в семье.
Натан считал себя плохим отцом. Не раз и не два он раздумывал о том, почему оборотень не выбрал Эвелин вместо Летиции. Старшая дочь была скромницей и молчуньей: передвигалась по дому тихо, как мышка, и никогда не отвлекала отца от его дел. Если бы Эвелин вздумалось уйти кудато ранним утром, ее исчезновение заметили бы только после наступления сумерек.
Ди Рейз, снедаемый чувством вины, убрал письмо в конверт и сунул в ящик. Все бросили егостаршая дочь и жена. Осталась лишь Тиша. Обогнув стол, Натан присел на корточки рядом с книжной полкой, пошарил рукой в пыли позади стеллажа. Пальцы наткнулись на металл; клинок показался ему холоднее льда. Натан вытащил меч, поднял его высоко над головой: свет отразился от гладкого лезвия, отбросив на лицо мужчины яркий солнечный блик. Он не пользовался им ни разу, берег специально для этого случая; мечтал о моменте, когда клинок вонзится в раскрытую пасть оборотня, высекая искры от соприкосновения с клыками зверя.
Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сказал он ульцескору. Тот улыбнулся. Натан слишком много позволял этому человеку, пришедшему из дальних земель; одну ночь Ланн провел в комнате его дочери, остальные дежурил у дверей ее спальни. Ди Рейз полагался на честь наемника и на устав Гильдии, к которой Ланн якобы принадлежал, но временами тревога отца обострялась настолько, что в его мозгу возникали идеи, в нормальном состоянии кажущиеся нелепыми: пришелец мог всего лишь притворяться ловцом, чтобы подобраться к Летиции и самому Натану. Мало ли какие цели мог преследовать Ланн.
Натан сделал несколько глубоких вздохов, приводя в порядок мысли; потом отошел на середину кабинета и резко взмахнул клинком. Рубящий косой удар прорезал воздух, и пронзительный, свистящий голос меча пришелся ди Рейзу по душе. Узкий и легкий клинок показался невероятно удобным даже ему, привыкшему к коротким ножам. У этого меча не было имени и ножен, только скромная кожаная перевязь; Натан приобрел его десять лет назад, спустя месяц после встречи с Археном и той памятной охоты, на которой погибли его друзья. В оружейной лавке было так темно, что Натан поначалу даже не понял, что всучил ему торговец, а разглядев покупку при свете, спрятал ее в щель между стенкой и книжным стеллажом, где клинок и пролежал до сего дня.
Ди Рейз и не заметил, как увлекся. Подбросив в воздух одну из деловых бумаг, он рассек ее на четыре части прежде, чем она успела опуститься на пол. На очередном взмахе трость скользнула по паркету, и Натан потерял равновесиеему пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. На изрезанном морщинами лбу выступил пот. Упражняясь с мечом, ди Рейз позабыл, что уже не молод, что он калека и старик. Не надо быть таким самонадеянным, это может стоить ему жизни.
Утренняя суматоха понемногу рассеивалась, слуги разъезжались кто куда; в поместье скоро станет тихо и пустынно, как на кладбище. Натан вернул клинок на место. Он излишне стар для ребяческих игр с оружием, да и незачем заранее пугать Летицию мечом на бедре отца. Возможно, ульцескору не понадобится помощь Натана, и клинок останется лежать за стеллажом на веки вечные, невостребованный и забытый. В глубине души хозяин дома всерьез на это рассчитывал.
Не понимаю, почему я должна ехать к тетушке,ворчала Вилл, держа на руках Локса. Летиция разрешила ей взять собачку с собой, и камеристка, как могло показаться стороннему наблюдателю, собиралась упаковать песика в чемодан.Мы с ней не виделись уже несколько лет.
Это всего на два дня,пожала плечами Летиция.Потерпишь.
Вилл поджала губы и, вероятно, слишком сильно сжала Локса в объятьях, потому что он обиженно тявкнул и принялся вырываться. Камеристка опустила собаку на землю.
Что происходит?насупившись, спросила Вилл.
Ничего особенного.
Лгунья.
Солнце стояло в зените, но госпожа ди Рейз еще не соизволила выбраться из постели и лежала в подушках в изголовье кровати, без интереса наблюдая за нехитрыми приготовлениями к отъезду. В последнее время Вилл почти поселилась в комнате Летиции, ее платья висели в шкафу рядом с нарядами подруги, да и немногочисленным украшениям, которые госпожа надевала исключительно по просьбе отца, Вилл тоже нашла применение: теперь они ежедневно красовались на запястьях и шее камеристки.