Действие восьмое. Гекатомба, или Артемон не ищет, но тоже находит то, что искал
То были словно копи душ усопших.
Чудо разом хмель посбило.
9 декабря 312 года о. Х. Ближе к вечеру.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база «Graublaulichtung».
Сurrent mood: lonely/адын, савсэм адын
Current music: John Milton Cage4 #8242;33 #8243; (quatum satis)
Образ твой, мучительный и зыбкий мучительный и зыбкий повторял Артемон мандельштамовскую строку, исступлённо вдыхая сладкий запах мальвининых труселей. Всё тщетно: сладок-то был он сладок, но проклятая кислинка забивала весь букет и сбивала возбуждение.
Наконец, несчастный, неудовлетворённый, потерявши терпенье, он вскочил и в ярости зашвырнул не оправдавшую доверия тряпочку в дальний угол. И н #243; лил себе ещё коньяку. И немедленно выпил.
Пёс вообще-то понимал, что перебирает с алкоголем. Однако что ему оставалось делать? делать-то что? Нет, правда?
Началось всё седьмого. Мальвина предприняла очередную попытку штурма нижних этажей. На этот раз она попыталась разблокировать колодец центрального барабана на втором уровне. Она часами сидела с закрытыми глазами, управляя полчищами муравьёв и гусениц, которые просачивались в какие-то дырочки и щели, прогрызали изоляцию, ползли вдоль коммуникационных каналов. Наконец, каким-то совсем крохотным вошкам и блошкам удалось проникнуть на минус второй этаж, добраться до центрального барабана и дажечудом, не иначезажечь там свет. После чего выяснилось, что колодец заблокирован не только электронным замком, но и простейшей железной щеколдой, намертво приржавевшей к крышке люка.
Мальвина не сдавалась. Отдохнув и отоспавшисьв смысле: одна, без Артемонаона предприняла атаку на дверь в коридор 2-Г. После изнурительной шестичасовой работы гусениц, жуков-точильщиков и муравьёв-листорезов удалось расшатать плохо сидящий кабель, который Артемон смог выдернуть и обрезать, а остатки пропихнуть обратно. В образовавшееся отверстие ворвались мыши-полёвки, которые своими лапками открыли замок. И что же? В трёхкомнатном блоке на том конце коридора обнаружился культурно-воспитательный комплекс: комната воинской славы (с полковым знаменем в запаянном прозрачном футляре), воспитательная (со скамьями для порки и кровостоком), а также помещение для личных бесед с начальством, с койкой, бидэ и чехлом от контрабаса, попавшим туда неведомо как. Пользы от всего этого было ноль. Так что Мальвина впала в меланхолию и запретила Артемону к ней приближаться. Во всяком случае, с обычными намереньями.
Что оставалось несчастному? Только одно. И даже этим одним у него заняться не получалось. Оставалось пить и кручиниться.
Мы любим плоть, и вкус её, и цвет, и тяжкий, смертный плоти запах шептал Артемон, набулькивая себе ещё полста. Перед глазами уже плыло, зато обоняние обострялось. Он чуял всёи оттенки пыли, и терпкий аромат собственного семени, когда-то излитого здесь (постыдно! напрасно!), и едкий пот на подушечках ног, и сами ноги, и, разумеется, коньяк, который своим ароматическим гулом наполнял комнатушку, как колокол гудящий. Это была почти невыносимая, почти тошнотворная смесьи в то же время странно гармонирующая с охватившей пса душевной смутой, разладом, неустройством.
Скобейда! Да клал я на всё это! наконец, проорался Артемон и со всей дури стукнул волосатым кулаком по столу.
Он делал такое сто раз, и всё было нормально. Но вот именно в этот сто первый случилось страшное. А именно: бутылка коньяка, такая устойчивая с виду, подпрыгнула, завалилась набок иааааааа! бух! опрокинулась. Золотой драгоценный напиток хлынулнет, даже не на стол, а прямо на пол.
Артемону потребовалось секунды две, чтобы понять весь ужас ситуации, подхватить бутылкуона уже покатилась! и, схватив её за горло Ну что он мог сделать? Разумеется, осушить её двумя огромными страшными глотками!
Эта неожиданно-ударная доза оказалась роковой. Пса повело, он покачнулся на своей табуреточке и свалился на пол. Последним воспоминанием былоон куда-то ползёт. Потом тёмная вуаль окутала его несчастное сознание.
Очнулся пёс у стены, украшенной фальшивым окном со средневерхненемецким пейзажем. Он лежал на полу, тупо смотря на крохотную блестящую точку в стене.
Пудель пребывал в том состоянии, когда тонущая в спирте душа цепляется за любую внешнюю мелочь. Сейчас его взгляд зацепился за эту самую точку. Точнее, это был крохотное углубленьице, устьице, в котором поблёскивало что-то металлическое. Всё это было крошечное, размером с дырочку от очень маленького гвоздика или толстой иголки. Артемон попытался ковырнуть дырочку когтем, тот не вошёл.
Несчастный пёс попытался встать. Не преуспел: ноги не держали. Тогда он кое-как поднялся на четвереньки. Внезапно ладонь кольнуло. С проклятиями Артемон ею затряси увидел, как на пол упала иголка: очень старая, почерневшая, но всё ещё острая.
Трудно сказать, что перемкнуло в голове у пьяного пуделя. Может быть, ему просто очень хотелось что-нибудь куда-нибудь засунуть. Так или иначе, он ухватил иглу и попытался засунуть её в дырочку. Что-то подалосьи тут же за спиной раздался скрип, неожиданно громкий.
Сработали рефлексы. Пёс вскочил, повернулсяи обомлел.
Стена, где висели остатки древней карты, сдвинулась где-то на метр. Из открывшегося проёма шёл свет, показавшийся псу очень ярким.
Опять же: будь Артемон потрезвее, он спешить не стал бы. Он бы сначала обдумал ситуацию, и потом, вероятно, позвал Мальвину. Она запустила бы в новое помещение насекомых или крыс, чтобы они там всё осмотрели, и только потом вошла бы туда сама. После чего
Но всего этого не случилось. Пьяный пёс вскинулся на задние, и, кое-как преодолев пространство комнаты, ввалился вовнутрь.
Первое, что бросилось в глазапомещение было небольшим и явно техническим. С потолка свисали какие-то кабели, по стене вились толстые оцинкованные трубы неясного назначения. В углу стоял таз и деревянная щётка. Другую стену перегораживал верстак. К нему были прикручены маленькие ручные тиски. В общем, всё открывшееся описывалось двумя словами«убогая каморка».
Это впечатление несколько смазывали два скелета.
Один восседал на том, что когда-то было креслом. Кожа, его покрывавшая, давно распалась в прах, но каркас и пружины поддерживали скелет в том положении, которое он занимал при жизни. Даже сейчас чувствовалось, что сидеть ему было удобно и приятно. Под ногами скелета валялось несколько бутылок. Они ничем не пахли, но пудель каким-то очень задним чутьём учуял, что в них был коньяк. Рядом валялся железный ломикнебольшой, но увесистый.
Второй скелет, напротив, пребывал в позе неестественнойхотя бы потому, что стоял на коленях, а кисть его правой руки была зажата в тиски. Было видно, что кости скелета поломаны в разных местах.
От увиденного хмель отступил, голова немного прочистилась.
Протрезвевший на адреналине Артемон осторожно сделал два шага и задел скелет в кресле. Тот немедленно рассыпался в труху, будто того и ждал.
Пёс осторожно приблизился к верстаку. На нём лежали разные инструменты и что-то блестящее. Это оказались два куска стекла, спаянные по краям. Между ними был зажат листок бумаги и маленькая серебристая пластинка.
«Я писать по русском языку», щурясь, прочёл Артемон, «потому что обидеться про эстонцев, а не знаю румынский.
Если вы найти это здесь, то, означает это, вы найти гнездо плинтуса. Его раньше открывать уборочный робот. Эта комната была его место. Затем робот сломался и убирать заставили мне. Ещё я тут прятался от Андреаса и других. И мастерить разные вещи.
Меня было звать Урмас Мяги. Когда я получать Эстонского гражданства, меня провести тщательную генетическую экспертизы и найти следы тиблы генов. У моего брата Андреса ничего не найти. Меня вынужденно изучать русский язык, назвать именем Бля Мудак и подписать документ, что я тибла. Когда я подписать, меня отдать к рабству своего брата. Андрес сначала относиться ко мне хорошо, но ему сказано, что он слишком добрый к тибла. Тогда он начать меня бить и ему очень понравился это. Он часто бить меня. Он так привыкнул бить, что не мог заснуть без того.