Чего орешь? спросил один из них у растянувшегося на земле Тита.
Спасите! Помогите! Христом-богом заклинаю! скороговоркой блажил Тит. Живота лишают, смертным боем бьют.
Кто тебя бьет, скотина?
Он! Гришка холоп.
Две пары недобрых глаз сфокусировались на Грише. Грише стало дурно.
Я его пальцем не тронул! закричал он.
Не ври, окаянный! вдруг подал голос сгорбленный мужик с оторванным ухом. Ухо ему, как позже узнал Гриша, откусила хозяйская собака. Богом клянусь, ударил он его. Смертным боем бил.
Ну что с тобой делать? спросил у Гриши один из надзирателей. Похоже, смутьян ты неисправимый. К ветеринару сегодня поздно, а завтра у него выходной. А завтра дочка к барину приезжает. Не дай бог ты, животное, что-нибудь при ней учудишь. Придется своими силами тебе бунтарство укротить.
Напрасно Гриша заверял, что он уже исправился, что он совсем не бунтарь, и все произошедшее является чистейшей воды недоразумением. Его не слушали. Крепыши притащили его обратно в воспитательный сарай, стащили с него штаны, после чего один из них взял в руки кожаный ремень, а второй указал на деревянную колоду, и приказал:
Вставай на колени, хозяйство клади на чурбан. Живо!
Да вы чего? бледнея, простонал Гриша. Мужики, да хорош, а? Пошутили, и ладно.
Но мужики, как выяснилось, не шутили. Один из них взял с полки дубину, усеянную железными шипами, и предупредил:
Или делай то, что сказали, или я тебе башку разобью.
Тут Гриша понял, что и это не шутка. Костолом не бравировал и не бросал на ветер пустые угрозы. Он не угрожал, он предупреждал. Ничто не помешает ему разбить холопу голову, и ничего ему за это не будет.
Трясясь крупной дрожью, Гриша опустился на колени и положил на плаху свое мужское достоинство. Тот факт, что это все же не совсем его достоинство, а достоинство его зеркального двойника, мало утешил Гришу. Как бы то ни было, но все замечательные ощущения придется пережить именно ему. Садист сделал замах, кожаный ремень свистнул в воздухе, после чего у Гриши потемнело в глазах, и он повалился на пол, зайдясь истошным криком.
Обед он пропустил по понятным причинам, и когда смог встать на ноги, был отправлен на новое место работыоблагораживать дорогу, ведущую к имению. Чуть живого Гришу привел к дороге один из надзирателей и перепоручил новому напарникукрепышу Спиридону. Их задача заключалась в том, чтобы брать сваленные кучей большие камни, таскать их к дороге и выкладывать вдоль обочины, дабы было красиво. Спиридонтощий хромоногий мужик неопределенного возраста, сгорбленный, весь покрытый синяками и ссадинами, схватил камень весом в три пуда, не меньше, и, хрипя от натуги, потащил его к дороге. Гриша, как только надзиратель удалился, присел на обочину и, приспустив штаны, осмотрел свое хозяйство. Хозяйству досталось. Оно опухло, посинело и жутко болело, но Гриша радовался уже тому обстоятельству, что все вроде бы осталось на месте.
Дотащив камень и водрузив его на место, Спиридон, пошатываясь, подошел к Грише и сказал:
Негоже сиднем сидеть. Бог накажет.
Пошел ты! со слезами на глазах простонал Гриша. Ему и сидеть-то было больно, а тут надлежало таскать огромные камни.
Святой старец Маврикий молвил, что не работать на барина грех великий, просветил Гришу Спиридон.
Гриша с ненависть покосился на очередного Тита. Тупость окружающих начала его утомлять. Грише впервые в жизни захотелось пообщаться с умным человеком.
Слышь, ты, Спиридонштопаный пардон. Что ты доебался? Если хочешьиди и работай.
А ты как же?
А я посижу и отдохну.
Спиридон быстро замотал головой, прямо как осел, и скороговоркой забормотал:
Да разве ж так можно? Аль креста на тебе нет? Как же этосидеть? Как на барина не работать? Нет, нельзя так. Пойду, расскажу все.
И, в самом деле, мужик навострил лыжи в сторону бараков, намереваясь сдать надзирателям своего ленивого напарника. Гриша, превозмогая боль, поднялся на ноги, и с отвращением крикнул:
Ладно, ладно, пошутил я. Пойдем, поработаем, блин по-нашему, по-христиански.
Сказать по правде, по-христиански работал один Спиридон. Гриша выбирал камни полегче, носил их медленно и долго отдыхал между рейсами. Что касается Спиридона, то мужик буквально загонял себя в могилу. Он хватал огромные валуны, и, надрываясь, почти бегом тащил их к дороге. Один раз, с неимоверным трудом оторвав от земли неподъемный булыжник, Спиридон мощно обделался от натуги, пронес камень три шага и упал вместе с ним. Гриша с небольшим камешком в руках подошел к растянувшемуся на земле холопу, и злорадно сказал:
Ай-ай, как нехорошо. Как не по-христиански. Что святой старец Маврикий базарил, а? Работать надо, лох! А ты развалился тут, как на пляже. Пойду, наверное, сдам тебя садистам. Пускай они тебе, лентяю, кочергу в жопу вставят. И два раза провернут.
Спиридон принял это глумление за чистую монету. Он кое-как поднялся на ноги, снова схватил этот камень, протащил его метров пять, а затем снова упал и больше не встал. Гриша подошел к нему и легонько пихнул напарника ногой в бок.
Эй, пауэрлифтер, ты чего? спросил Гриша.
Спиридон лежал на боку и надрывно дышал. Рот его был широко открыт, глаза дико выпучены. Гришу одолело беспокойство. Он присел на корточки возле мужика, и ласково спросил:
Спиридон, ты как? Встать сможешь?
Мочи нетучуть слышно прошептал Спиридон.
Я пойду, позову кого-нибудь. Тебе в больничку надо.
Не надо звать! зашептал Спиридон, чьи глаза округлились от ужаса.
Да ладно, не бойся. Я мигом. Пускай тебя к доктору свозят.
К ветеринару? пропищал Спиридон, пуская слезу.
Да, к нему. Он тебя полечит. Будешь как новенький.
И Гриша побежал к баракам, отыскивая глазами кого-нибудь из надзирателей. Садистов он отыскал у столового сарая. Те развлекались весьма оригинальным способомна спор выясняли, может ли человек съесть кучу дерьма. В качестве подопытного избрали Макарамолодого парня, который, как позднее выяснил Гриша, был одержим бабами. Однажды он даже пытался залезть на женскую территорию, что находилась за высоким забором. Макара поймали и сломали ему ногу. С тех пор Макар хромал. Но тяга к прекрасному в нем не улеглась, и вот надзиратели, посмеиваясь, пообещали ему свидание с одной из девок, если он сумеет умять весьма солидную кучу свежего дерьма. Макар ни секунды не колебался. Он набросился на кучу и стал пожирать ее с таким азартом, будто дорвался до восхитительного деликатеса. Гриша подошел как раз в тот момент, когда Макар слизывал с земли последние капли кушанья.
Ну, видишьсожрал! закричал один из надзирателей другому. Гони червонец! Проспорил.
Мы спорили, что человек не сможет кучу дерьма съесть, заворчал проигравший. О холопах речи не шло. Холопы не люди.
Давай червонец! Все тут честно.
Други, мне бы девку румяную, вытирая коричневые губы рукавом, напомнил довольный Макар. Заслужил.
Надзиратели, глянув на него, покатились со смеху.
Иди работать, говноед! прикрикнул на него один. Наелся досыта, еще ему и девку подавай. Обнаглел.
Обещали жетоном обманутого ребенка, пробормотал Макар.
Перечить вздумал? заорал на него надзиратель. Да ты смутьян! А ну иди работать, скотина тупая, не то я тебя палкой....
Макар сорвался с места и, сильно хромая, побежал прочь. Гриша кашлянул, привлекая к себе внимание надзирателей.
А, опять ты? проворчал тот изверг, что отбил Грише все хозяйство. Опять от работы отлыниваешь. Похоже, придется тебе уд отрезать.
Я не отлыниваю, поспешил все объяснить Гриша, пока садисты сгоряча не сделали чего-нибудь непоправимое. Там Спиридон заболел.
Как этозаболел?
Не знаю, я же не врач. Лежит на земле, встать не может.
Ну-ка пойдем, посмотрим на этого симулянта.
Вместе с двумя надзирателями Гриша вернулся к напарнику. Спиридон лежал там же, где Гриша его оставил, даже в той же позе. Покрытое пылью лицо мужика побледнело, глаза смотрели обреченно. Один из надзирателей, для проверки, сильно ударил Спиридона палкой, но тот лишь негромко хрюкнул. Садисты нахмурились, затем один из них сказал: