Я замерла у входа в рубку, призывая на помощь весь свой оптимизм, собралась с духом и
Дверь так быстро ушла в сторону, что я не успела среагировать. Вышедший флибериец едва меня не сшиб. О-ого! По сравнению с этим парнем Рим и впрямь казался тощим коротышкой. Ростом новоявленный рекордсмен соперничал с линатианами, а на его спине мог угнездиться пиренейский беркут. Я задрала голову, с открытым ртом уставившись на недовольного пришельца, который возвышался надо мной, как гора над ежевикой.
Ты кто?! громом прогремел он, перекрывая мне вход и хмуря тучи то есть брови.
Я-а это
Гигант скрестил руки на груди, заставив и так туго сидящий комбинезон затрещать от напряжения.
Посторонним на мостик нельзя!
Мне бы просто с капитаном поговорить
Его тут нет!
А где он есть?
Без понятия! Дуй отсюда!
Я слегка попятилась, решив не связываться. Надеюсь, капитан окажется более дружелюбным.
Ингрейман, ну что ты встал-то на проходе, не объехать тебя! раздался недовольный голос, и из-под локтя этой орясины выглянула флиберийка лет сорока на вид, высокая и в меру полноватая. Она с любопытством оглядела меня. Здравствуй, тебе кого?
Капитана, промямлила я, косясь на грозного Ингреймана, закупорившего вход упрямей самой жесткой пробки.
Тот презрительно скривился и наконец прошел мимо, намеренно задев меня плечом. Я потерла ушибленное и проводила его недобрым взглядом.
Не обращай внимания, посоветовала флиберийка. Он что-то последнее время не в духе.
Заметно, буркнула я. А где капитан?
Куда-то убежал, пожала плечами женщина. В его отсутствие тут Ингрейман главный. Тебе что-то срочное, связаться с ним?
Да нет, поспешно открестилась я. Потом как-нибудь зайду.
Кстати, я Манари, связист. Она протянула мне широкую пухлую ладонь в экзоскелете, причем почему-то тыльной стороной вверх. Поцеловать, что ли, надо? А ты Саша из земной высадки.
Руку я просто пожала. Если флиберийка и ждала чего-то другого, то виду не подала.
Дурная слава меня опередила?
Слухи по кораблю быстро распространяются. Леотимир тут жаром пыхал на днях, братца своего непутевого костерил, так что весь командный состав в курсе твоей истории.
Почему сразу непутевый, заступилась я за Рима. Я сама на шаттл забралась, он тут ни при чем.
Да потому и непутевый, что ответственности по нулям, фыркнула флиберийка. Ладно, побегу, а то очень кушать хочется.
Она тепло мне улыбнулась и удалилась в сторону столовой четким военным шагом. Я осоловело проводила ее глазами и направилась к себе. Ничего, еще целых восемь дней впереди, успею отловить капитана и заодно придумаю что-нибудь поубедительнее, чем «не высаживайте меня, пожалуйста, в вашем аду, а то там очень жарко».
А пришельцы все-таки странные. Видно же, что неучтенный безбилетник им всем как блоха в глазу, но винят в этом почему-то не меня, а Рима.
Благодаря Венимору, я знала о главных правилах исследовательской программы МИК. Основой всего был принцип «Не навреди»: любое существо, вывезенное с родной планеты, могло не бояться быть разрезанным на части или сгнить в клетке от голода. Вторым постулатом было отношение к «условно разумным»: их вообще не рекомендовалось брать на борт без четкого приказа МИК, дабы не плодить в неразвитых мирах свидетелей существования инопланетян и, как следствие, пациентов психиатрических клиник. За нарушение своих правил МИК щедро раздавала выговоры, поднакопив которые экипаж мог попасть в «черный список» и больше никуда не полететь.
Ох!
Как на грех, Финика угораздило выйти из дверей своего отдела именно в тот момент, когда я проходила мимо. Повезло еще, что это был он: будь на месте хрустального парня кто-то с фигурой Ингреймана, не миновать бы мне синяков. Он смотрел в сторону, так что отскочить не успел, и я на полном ходу в него врезалась. Лингвист с перепугу уронил что-то тяжелое и кирпичеподобное себе на ногу. Такой яркой ругани я не слышала ни от кого! Даром, что не поняла ни слова.
Прости, извинилась я, пока он, подпрыгивая на одной ноге, склонялся над расколовшимся от удара бруском с буквами.
О-о, что за мерзкая табличка! Всю голову мне сломала, а теперь еще и ногу!
На мой взгляд, он переигрывал. Кусок плитки с налипшим на нее цементом, будто выломанный из туалета привокзального общепита, такого траура не стоил. Внимательно присмотревшись, я покраснела: письмена на ней оказались не столь уж загадочными. Я сходу их опознала и уверилась в своей версии происхождения плитки с точностью до меридиана.
Финик, малопонятно скрежеща зубами, принялся собирать отлетевшие в сторону осколки, бережно складывая паззл из неприличных слов и рисунка с подписью «Ленкадура». Выскочивший из ниоткуда робот-стюард попытался было честно выполнить свой труд, но был с гневным воплем отпихнут в сторону и покрыт такой высокопрофессиональной руганью, что мне захотелось записать ее в блокнотик. Роботам на этом корабле решительно не везло.
Зачем тебе эта гадость? уточнила я, присаживаясь рядом с потерпевшим.
Это не гадость, а таинственный манускрипт! Финик явно дулся на меня за порчу своей драгоценной плитки. Расшифровать хочу.
Я закусила губу, чтоб не расхохотаться. Таинственный манускрипт, ага.
Если переведу, не будешь на меня обижаться?
Глаза у Финика оказались пронзительно-травяные, с веселыми коричневыми крапинками, а голографические очки увеличивали их, добавляя сходства с совой Афины. Вертикальные третьи веки ошеломленно хлопнули.
Ты знаешь этот язык?!
Это мой родной. Ну-у, не совсем этот, но понять нетрудно
Нетрудно?! взвизгнул лингвист. Да я уже год над ней бьюсь!
Это кусок плитки, я улыбнулась и подала ему крошку отколовшегося цемента, и на ней просто ругательства.
Пойдем! Финик собрал большую часть осколков и задом сдал обратно в отдел. На оставшийся мусор тут же набросился робот-стюард, едва дождавшийся ухода капризных людишек.
Отдел лингвистики казался небольшим. Пространство скрадывалось великим множеством стеллажей, по самый потолок заставленных книгами с неопознаваемыми корешками. Свободным от шкафов был только центр комнаты, но там свои метры отвоевывал большущий стол в форме баранки. Стол и полки над ним были завалены какими-то приборчиками, пружинками, чертежами, линейками и прочей дребеденью, выдававшей инженерный характер обитателей отдела. Коих, к слову, оказалось двое: при нашем появлении из-за стеллажа выглянула прелестная девчушка с пушистыми беличьими ушками. Приветственно махнув хвостом, она снова скрылась из виду, и я посчитала невежливым спрашивать, кто это такая.
Финик тем временем нырнул под стол и, оказавшись в центре баранки, торопливо зашарил по ящикам. Выудив потрепанный лист тонкого пластика и маркер, протянул их мне.
Я не умею писать на вашем языке.
А, точноФиник почесал затылок маркером. Я б тебя научил, но работы валом. Диктуй тогда.
Ну, я и продиктовала. Уже на третьем слове щеки лингвиста заалели, как лист рябины в сентябре, а его коллега высунула любопытствующую мордочку с самого верхнего яруса стеллажей и ошеломленно захлопала ресницами. Четвертую фразу переводчик озвучивать отказался, не отыскав ей аналогий в неподготовленном для такого размаха фантазии всегалактическом языке, так что пришлось нарисовать описанный процесс для объяснения. С изобразительными способностями у меня неважно, но я честно старалась, вертя листок так и эдак, и в конечном счете проткнула его маркером насквозь в самом нужном для понимания месте.
Ничего себе, пробормотал Финик, но, тем не менее, ответственно все записал. Даже не знаю, радоваться или огорчаться.
Мне тоже было слегка неловко, и я, в попытке сгладить конфуз, побарабанила пальцами по какому-то устройству на столе.
Осторожно, там песни мокрикнула с высоты коллега Финика.
Остальные слова потонули в даже не знаю, как назвать акустический кошмар, грянувший, как только я провела пальцем по прибору. Я отпрыгнула от стола, изо всех сил затыкая уши, но все равно слыша ужасающий вопль, вибрировавший где-то в горле и пробиравший до печенок. Звук сотни зашкаливших микрофонов наполнил все вокруг с неотвратимостью цунами. Перед глазами заплясали черные мушки, сердце скакало, как племенной конь в призовом забеге. Я поняла, что выпадаю из происходящего, и тут все прекратилось. Остаточный звон в ушах сменился благодатной тишиной.